— Ешь свой проклятый чили, — сказал Шейн.
— Только если будет чем запить. Знаю я твой чили.
— Прекрасно! Я принесу колы! — Он вышел, хлопнув дверью. — Запритесь!
Что Клер и сделала. Теперь Шейн не стал медлить у двери, а сразу громко затопал по лестнице.
— Обязательно было так? — спросила она, прислонившись к двери и сложив на груди руки.
— Как так?
— Он в растерянности. Он потерял Майкла, отец заставляет его...
— Говори уж как есть, Клер: отец промывает ему мозги. Хуже того. Думаю, отец выбил из него волю к борьбе. И уж точно, мозги. — По щекам Евы снова потекли слезы, но она вытерла лицо, — его папаша не всегда был таким. Раньше он тоже был не слишком-то симпатичным человеком, потому что, знаешь ли, пьянствовал. Но все же лучше, гораздо лучше, чем сейчас. После гибели Алисы он просто... сошел с ума. Насчет мамы Шейна мне ничего не известно. Думаю, она просто... ну, ты понимаешь... самоубийство. Шейн никогда не говорил об этом.
На этот раз Клер не услышала шагов на лестнице; просто негромко постучали, а потом задребезжала ручка. Она отперла дверь, открыла ее, протянула руки, собираясь взять у Шейна колу...
...и увидела в дверном проеме огромного, усмехающегося, вонючего парня. Того, который зарезал Майкла. Клер попятилась, с одной мыслью в голове: «Глупо, до чего же глупо, нужно было сразу же захлопнуть дверь...» Но сейчас было слишком поздно. Он уже вошел и закрыл дверь за собой. И запер ее.
Она в ужасе посмотрела на Еву. Та метнулась к ней, схватила за руку, потащила к дальней стороне кровати, а потом заслонила собой. Клер оглядывалась по сторонам в поисках хоть какого-нибудь оружия, но ничего подходящего не видела. Она схватила массивный на вид череп, но он оказался из пластика, легкий и совершенно бесполезный. Ева вытащила из-под кровати хоккейную клюшку.
— Ну-ну, не надо все усложнять, — сказал парень. — От этой клюшки толку тебе не будет, ты лишь разозлишь меня. — Он усмехнулся, обнажив крупные желтоватые зубы. — Или возбудишь.
Клер почувствовала тошноту и слабость — совсем не то, что она испытывала прошлой ночью, когда Шейн вошел к ней в комнату. Это была обратная сторона мужской природы, и хотя она слышала о ней — невозможно дожить до шестнадцати лет, ничего об этом не зная, — но никогда на самом деле не видела ее проявлений. Это было похоже на белую горячку, но в байкере чувствовалось что-то еще более ужасное. Он смотрел на нее и Еву, как на куски мяса, которые собирался сожрать.
— Только дотронься до нас! — пригрозила Ева и закричала: — Шейн! Шейн, иди сюда, сейчас же!
В ее голосе ощущалась паника, хотя держалась она молодцом. Только руки, сжимающие хоккейную клюшку, дрожали.
Крадучись, словно кот, парень начал обходить постель. Ростом он был шесть футов, как минимум, и шире Евы вдвое, а может, и больше. На голых руках бугрились мышцы, в голубых глазах горела лишь алчность.
Клер услышала быстрые шаги снаружи, и Шейн со стуком врезался в запертую дверь. Покрутил ручку туда-сюда и заколотил в створку.
— Ева! Ева, открой!
— Она занята! — закричал в ответ байкер и засмеялся. — Да, очень, очень занята.
— Нет! — завопил Шейн, и дверь задрожала под его ударами. — Держись подальше от них!
Ева отступала к окну, толкая своим телом стоящую позади Клер. И замахнулась на байкера, но тот просто сделав шаг в сторону, оказался вне предела досягаемости клюшки и снова рассмеялся.
— Приведи сюда отца! — закричала Ева. — Заставь его вмешаться!
— Как же я вас оставлю?
— Делай, что тебе говорят, Шейн, немедленно!
Шаги удалились по коридору. Внезапно Клер почувствовала себя еще более одинокой и уязвимой.
— Думаешь, его отец придет?
Ева не отвечала.
— Клянусь богом, только посмей подойти к нам и...
— И что? Вот это? — Байкер увернулся от удара, схватил клюшку, вырвал ее из рук Евы и бросил себе за спину. — И что ты теперь собираешься делать, куколка? Оросить всего меня слезами?
Байкер протянул к Еве покрытую татуировкой руку, и Клер закрыла глаза.
— Нет, — сказала Ева. — Я собираюсь позволить своему бойфренду выбить из тебя дерьмо.
Послышался глухой стук, с которым деревяшка врезалась в тело, и следом затем стон. Потом второй, более сильный стук — когда тело ударилось о пол.
Не веря своим глазам, Клер посмотрела на поверженного байкера, а потом на фигуру, стоящую с хоккейной клюшкой в руках.
Это был Майкл Гласс — восставший из мертвых прекрасный светловолосый ангел мщения с пылающим в голубых глазах гневом. Глянув на девушек и убедившись, что с ними все в порядке, он приставил клюшку к горлу байкера. Веки подлеца затрепетали, он попытался открыть глаза, но не смог и потерял сознание.
Ева перескочила через него, бросилась к Майклу, обняла, прижалась, как будто хотела удостовериться, что это действительно он, во плоти. Вздрогнув под ее напором, он поцеловал ее в макушку, не отрывая взгляда от лежащего на полу парня.
— Ева, дорогая, открой дверь.
Она кивнула, оторвалась от него и сделала, что он велел. Майкл отдал ей клюшку, обхватил байкера за плечи, выволок в коридор, снова закрыл дверь и запер ее.
— Значит, история будет выглядеть так, — сказал он. — Ева, ты врезала ему хоккейной клюшкой и...
Он не договорил, потому что Ева схватила его, прижала к двери и обняла, буквально накрыв собой. Она снова плакала, но беззвучно, только плечи вздрагивали. Майкл вздохнул, обхватил ее руками и прижался своей светловолосой головой к ее темным волосам.
— Все хорошо, — бормотал он. — С тобой все хорошо, Ева. С нами все хорошо.
— Ты был мертв! — Ее стенания звучали глухо, потому что она продолжала прижиматься лицом к его груди. — Проклятье, Майкл, ты был мертв, я видела, как они убили тебя, и потом... они...
— Да, это было не слишком приятно. — В глазах Майкла промелькнул ужас, о котором, как показалось Клер, он не хотел ни вспоминать, ни рассказывать. — Но я не вампир, и меня нельзя убить, как вампира, — пока этот дом владеет моей душой. Можно что угодно делать с моим телом, но оно просто... восстанавливается.
Эта мысль заставила Клер почувствовать тошноту — как будто под ногами неожиданно открылась глубокая пропасть. Широко распахнув глаза, она смотрела на Майкла и чувствовала, что он думает о том же, что и она. Если отец Шейна и его полупьяные головорезы узнают, как с ним обстоит дело, им может прийти в голову проверить, так ли это. Просто ради забавы.
— Поэтому меня здесь нет, — сказал Майкл. — Ни слова им. И Шейну.
— Не говорить Шейну? — Ева отодвинулась от него. — Почему?
— Я наблюдаю. Слушаю. Это возможно, когда я... ну, вы понимаете...