- Почему вы подумали, что она ведьма, Ханс? — уточнил напряженно слушавший доселе Эм.
- Ну, а кем еще ей быть, батюшка-лекарь? Вы сами видели мои ноги, — Ханс, словно в доказательство, пошевелил перебинтованной ступней. — А эта, уж не знаю, ведьма она или нет, я человек простой, неученый, однако она плясала босиком, словно находилась на обычной зеленой лужайке. А под ее ногами росла проклятая трава…
Эм вздрогнул и бросился к плите — ловить убегающую кашу.
- Впрочем, может, мне это от травы этой дурной почудилось, — Ханс развел руками. — А вы что скажете? Вы лекарь, вам видней должно быть.
Эм промолчал, а собеседник не стал настаивать.
Управившись с готовкой ужина, лекарь накормил кашей — пусть и немного пригорелой — хозяина дома, поел сам, запил ужин простой водой из колодца, поставил отмокать от прилипших остатков котелок. Все это время Эм был благодарен Хансу за молчание, поскольку тот деликатно не мешал думать. А поразмыслить было над чем.
Конечно, проще всего было посчитать видение Ханса бредом, поскольку очень многие зараженные черной травой начинали грезить наяву, но в этом случае Эм поверил Хансу целиком и полностью.
Потому что он когда-то сам видел то же самое.
Странная девушка, красоте которой мог позавидовать кто угодно, с роскошной гривой смоляно-черных волос, отдающаяся самозабвенному танцу. Ее темно-синее с черным платье с рваным подолом облепляет стройные бедра, босые узкие ступни едва касаются стеблей травы, словно пляшущая ничего не весит, и не столько танцует, сколько летает над землей. Эм видел это своими глазами в тот вечер, когда ему с матерью и братом пришлось покинуть родной дом, спасаясь от черной травы. Именно тогда мальчик впервые коснулся черной травы и был готов умереть, однако прошел день, другой, но опасная трава не погубила его — Эм остался таким же здоровым, как и был. Чтобы изобрести какое-нибудь лекарство от смертельной напасти, юный Эм решил пойти в ученики к лекарю…
Выучившись и возмужав, Эм принялся бродить по долинам, бесстрашно заходя в покинутые поселки и городки. На полях, поросших проклятой травой, он искал танцовщицу, но лишь изредка натыкался на след босой женской ножки. Даже когда Эм обнаружил цепочку следов, она обрывалась внезапно, словно девушка растаяла в воздухе.
В этой деревне ему, можно сказать, повезло. До сих пор Эму не приходилось встречать живого свидетеля странных танцев. Это давало надежду на то, что нить к причине появления страшной травы нащупана…
На третий день Ханс не поверил своим глазам и осязанию: раны на ступнях благополучно зажили, а сам несостоявшийся обреченный чувствовал себя бодро. Он сам натаскал дров и воды из колодца, правда, обувшись в старенькие башмаки. Эм напряженно думал, защищен ли теперь организм Ханса от отравления черной травой, но проверять было как-то бесчеловечно.
- Мне нужно взглянуть на то место, где ты видел ведьму, — спросил Эм, и Ханс с готовностью подробно описал, куда следует пойти. Выйдя из дома, Эм заметил, что Ханс нерешительно потопал за ним, неловко ступая непривычными к неудобной, тесноватой обуви ногам.
- Ты не боишься так рисковать, Ханс? — сурово сдвинул брови Эм. — Ты бы мог уже отправиться разыскивать свою семью.
- А, батюшка-лекарь, я же только благодаря вашей чудесной мази уцелел! Значит, раз не помер, то уж и сейчас выживу, а не выживу — так все равно я себя уже похоронить разок успел. А только совесть мне не позволяет вас в одиночку отпустить. Вы своей мазью, глядишь, еще не одного страдальца вылечите, — путано объяснил Ханс.
- Ладно, пойдем взглянем вместе, — согласился Эм. — Только поосторожнее, Ханс, ладно?
- Нешто я не понимаю? Буду.
Вдвоем они подошли к нужному месту, и Ханс, повертев головой, решительно остановился:
- Вот прямо тут это было. Я стоял, смотрел вот туда, где пенек и кусты малины почерневшей. Потом назад было поворотил, а тут она… плясунья.
Эм впился взглядом в землю, пытаясь разглядеть хоть что-то похожее на след. Ханс с тревогой наблюдал, как его спаситель бесстрашно мнет в кулаке черную траву, словно безвредную солому.
- Нет, ничего. Можно уходить, — вздохнул Эм и поднялся на ноги. Но покидая поляну, Эм услышал мелодичный голос, звучавший, казалось, прямо в его голове:
«Найди меня, неведомый супруг,
Не мил мне свет и безотрадны ночи,
Ты успокой мой частый сердца стук,
Я для тебя станцую, что захочешь…»
Что за чертовщина? Эм резко крутанулся на месте:
- Ты слышал что-нибудь, Ханс?
- Нет, батюшка-лекарь. Разве ветер шумит…
Эм подумал, что ему померещилось, но тут же странный голос в голове продолжил:
«Услышь меня, неведомый супруг,
Я знаю, бродишь ты по белу свету,
Мечтаю пасть в объятья твоих рук…
Найди меня по пепельному следу…»
След! Эм встрепенулся. Когда лекарь первый раз увидел смазанный след босой женской ножки на поляне, поросшей черной травой, то решил, что он принадлежит какой-нибудь бедняжке, прошедшей по отравленной земле. Правда, его еще тогда смутило, что след был единственным, словно из ниоткуда возникшим, но теперь свидетельство Ханса о таинственной бесплотной плясунье, странный и страстный женский голос, звучащий внутри головы Эмроя, соединились в единое целое. Надо искать след, и он приведет к разгадке.
***
Расставшись с долго благодарившим его Хансом, Эм направился вглубь Четвертой долины. Если его расчеты верны, то след ведьмы найдется здесь. Молодой лекарь старался расспрашивать местных и прохожих о черной траве, стараясь не пробуждать в них паники. За себя он не боялся — ведь для губительного воздействия на здоровье черной травы Эм был неуязвим.
Будучи еще мальчишкой, Эм из какого-то непонятного любопытства, побуждающего некоторых людей постоять на краю пропасти или пройтись по тонкому льду, прикоснулся к самому кончику черной травинки. И хотя он вытер тряпкой оставшийся на коже пепельный след, палец «обзавелся» кровоточащей язвой.
Чувствуя себя обреченным и кляня за глупость, мальчик все же не желал сдаваться смерти без боя. Он ежедневно протирал больное место отваром из лекарственных трав, и с удивлением обнаружил, что вскоре ранка затянулась, как будто ничего и не случалось.
Еще более ошеломляющим открытием стало то, что повторное прикосновение к черной траве уже не вызывало у экспериментатора никаких ран и язв. Это черная-то трава, разъедающая самую добротную, толстенную кожу сапог, не причиняла больше никакого вреда.
Эм немедленно принялся проситься в ученики к местному лекарю, тому единственному, который не брезговал осматривать даже пораженных черной травой. Постоянно совершенствуя состав целебных трав, юноша смог спасти от гибели несколько обреченных.
Но до полноценного лекарства его мази было далеко. Она помогала не всем, и от чего это зависело, Эм пока не понял: то ли имело значение количество попавшей в организм заразы, то ли время, пройденное с момента губительного прикосновения, то ли что-то совсем другое. И получали ли вылечившиеся такую же нечувствительность к компонентам травы, как и сам молодой лекарь, Эм не смог выяснить. Не позволяла ему совесть подвергать опасности никого, кроме себя.
Эм никогда не наживался на чужом горе. На жизнь ему хватало, хотя Эмрой мог бы стать богачом, продавая свою мазь, поскольку люди в панике готовы были отдать последнее за веру в чудесное исцеление, чем откровенно пользовались нечистые на руку люди. Молодой лекарь попробовал предложить свое лекарство аптекарю, но быстро обнаружил, что пройдошистый торговец безбожно завысил цену, когда товар стал пользоваться спросом, а когда рассерженный Эм отказался поставлять мазь на таких условиях, просто стал выдавать за настоящее лекарство сомнительную подделку собственного изготовления. Из-за таких попыток обмануть людей доверие к лекарству было утрачено…
Эмрой присел возле очередной поляны, поросшей черной травой. Свежая черная поросль еще не успела рассыпаться темно-серым пеплом, а значит, Эм наконец-то успел. След… след…
