взглядами с ошарашенными друзьями с открытыми ртами в весьма интересной позе в постели. К играм они не перешли, но явно планировали.
— Други, — решила, что если не начну нападение, то позже придется отбиваться от упреков самой — а вы ничего не перепутали? Комната не принадлежит вам всецело, здесь и другие обитают.
— Тебя долго не было, — пролепетала рыжуля.
— Я поняла, что вы очень переживали, но не знала, что прям до такой степени, — пришлось обвести руками в сердечко их постель.
— Язва, — упрекнул Тео.
Обидненько.
— От развратника слышу! — не осталась в долгу.
— Друзья, давайте спать, — миротворец снова в деле.
— Я не буду спать при нем, Лори, — возмущенно засопела я.
— Тео, доброй ночи, — улыбнулась подруга.
— Доброй, — он запечатлел нежный поцелуй на ее виске и покинул комнату.
Наблюдая эту сцену, мне стало немного грустно. Мое сердце ухало в присутствии Альберта, но гордость не позволяла идти к нему. Позвал замуж, молодец — то какой, а я ведь только жить начала, а он сразу в бытовуху и семейность… Стало совсем печально.
Олория тихо подошла, пока занятая своими мыслями головешка, думала, и обняла меня. Легкий оттенок обуревавших грустинок еще оставалась, но стало на много спокойнее и уютнее. Теперь понимаю, почему Тео так за нее держится.
— Не переживай, мы с тобой, просто Теодор очень за тебя переживал. Ты исчезла так внезапно, мы считали, что ты погибла. Он места себе не находил, а потом ты возвращаешься спустя время как ни в чем не бывало. Лесс Штользерман, конечно, успокоил его, что ты приходила, что все в порядке. Но Тео обидело, что ты к нему не пришла, не сказала нам ничего, а опять сбежала.
Посмотрев на ситуацию с этой стороны стало немного понятно, почему друг такая заноза. Сама виновата. Ведь не убыло бы с меня прийти, обнять друзей и успокоить их переживания, но нет, я была взведена словами Альберта и была слепа.
— Прости меня. — шмыгнула носом в сорочку подруги.
— Ты нас тоже прости, не плачь, сейчас мы снова рядом и всегда придем на выручку, просто Тео нужно немного времени, чтобы отойти. Он места себе не находил, как и я. Мы же родная кровь и должны держаться вместе, что бы ни случилось.
Она, успокаивающе, гладила меня по спине, а я никак не могла унять слез.
Окончательно выплакавшись, мир стал более радужным, а с плеч будто бы гора свалилась.
— Ты знаешь? — шмыгнула носом.
— Как не знать? Родная кровь всегда родню чует. — улыбнулась Олория.
— Тогда, мне нужно тебе кое-что рассказать.
Рассказать пришлось обо всем, что касалось моего открытия с зеркалом и его повествованием об истории Академии. Так же о том, что мы родственницы его покойной жены, которую он безмерно любил и хотел воскресить.
— Вот так история, — изумилась подруга.
— Вот и я о том же.
— Чудо то какое. Я никогда не слышала о самой истории появления нашей обители, но я помню рассказы отца о чокнутом пра — пра, который тихо умер от тоски в своей комнатушке. Так же, говаривали о том что он был весьма и весьма сильным магом. Управлял стихией духа. Мог возвращать души в тело. Просто бррр…
— Но душу нашей пра — пра вернуть не смог…
Мы грустно переглянулись.
Нам было жаль сумасшедшего старика, жаль нашу родственницу, что умерла.
В ночной тишине, когда мы позже лежали по своим кроватям и мирно засыпали, мне внезапно пришла в голову странная мысль, если Зохар живет в зеркале и даже будучи мертвым достаточно силен, то не может ли он перемещаться по всем зеркалам, чтобы подсматривать и подслушивать.
Это моментально взбодрило, я прокралась в душевую и тихо-тихо позвала:
— Зохар, Зохар, приди ко мне… — блин, что там говорят при обрядах?! — Приди ко мне, дух Зохара Сарини, приди, появись.
Зеркало пошло рябью.
— Чего тебя, сумасшедшая?
— Ура, получилось! — взвизгнула я от радости.
— Получилось? Ты ку-ку совсем? Я просто гулял по Академии, проверял все ли хорошо, а тут слышу тебя, дуру неуемную, думаю, дай загляну, а то совсем поплыла голова от стресса ученических будней.
Стало обидно. Это я — то кукукнутая?
— Дедуль, подскажи, а ты по всем зеркалам шастаешь или только по Академным?
— Не знаю. Я только тут хожу, по всей Академии, а дальше не пробовал, — повисла тишина, видно Зохар призадумался. — Так, детеныш, пойду подумаю и потренируюсь. Мало ли, это ж такие возможности…
А дальше поверхность немного завибрировала и стало ясно, что он ушел. Видимо, покорять просторы Элта.
— Я, смотрю, тебе не спится, — раздался в ночи тихий голос Валериана Свэла.
От неожиданности я подпрыгнула с визгом, так что олимпийцы по прыжкам в высоту с шестом обзавидывались бы серо — буро пошкорябанной завистью.
— Шишкин кот Акакий, — схватилась за сердце.
— Так пугаются лишь те, кому есть, что скрывать, — ответил ректор.
— Здесь всем есть, что скрывать. Те или иные тайны есть у любого человека, да и не только.
— Не могу не согласиться. Но все же, что скрываешь, конкретно, ты?
— Дни цикла, — мои головные таракашки ляпнули, первое пришедшее в голову.
— Странно. Обычно оборотни зависят от цикла луны, ты то не оборотень — он задумчиво почесал подбородок.
— Да, ладно! — изумление наичистейшее.
О, мужчины!
— Что ты здесь делаешь?
— Вы, — я ткнула пальцем в крепкий торс, — наверное, заметили, что вышла я из душевой, из этого следует, что вероятнее всего, я там умывалась.
— Хм, "вероятнее всего" меня и смущает.
— Если перестанете за девицами подсматривать и подслушивать, то и смущаться не нужно будет.
Синевой в ночи сверкнули глаза. Не помню, чтобы они были на столько синими, и вообще, синие ли они?
— Ты забываешься, студентка.
Резонно, но что поделать, с этой нервотрепкой совсем берега попутала и забываюсь с кем общаюсь и как. Поэтому, чуть склонив голову, отвела глаза.
— Извините, лесс ректор, не повторится.
— Очень надеюсь. Завтра построение в пять. Быть всенепременно.
В пять? Серьезно?!
— Да, лесс ректор.
На этом я поплелась к себе в апартаменты, проклиная засранца.
Ровно в пять по утру я стаяла на плацу.
Ровно в шесть по утру, я все еще стояла на плацу.
Недоректор, горе-шутник, вышел лишь после того, как часы на главной башне пробили семь утра, весело присвистывая какую — то незатейливую мелодию.
Козел!
Уходя в свое подсознание, пока народ потихоньку собирается на построение, я шустро представляла упоительные картины мести, от которых в конце концов отвлек голос объекта моих мыслей.
Высокий,
