Вот никогда не могла понять, как это у нее получается?
– На голову лей аккуратно, – Грета была рядом, выполняя самую ответственную часть работы: она держала бессознательному котику голову. – Чтобы в уши не попало, а то ведь с отитом баллы снимут… и вообще, может, ты ухо зашьешь?
Шить там было нечего.
Котика мы мыли долго, да и то я не была уверена, что удалось смыть всю грязь.
– А теперь клади его на стол! – Грета от нетерпения приплясывала. Что и говорить, эксперименты моя сестрица любила всей душой, мне же оставалось радоваться, что ныне экспериментировать будут не на мне. – Он точно спит?
– Точно.
Пустую глазницу я промыла.
И клещей поснимала, хотя и не сомневалась, что обработки Гретиной мазью они точно не выдержат.
– Знаешь, – Грета наносила свое чудо-средство щедрым слоем, – я вот что подумала… давай назовем его Барсиком?
– Зачем?
– Ну… надо же как-то его назвать, а Барсик – это самое что ни на есть кошачье имя… слушай, а морду мазать?
– Не знаю.
Барсик спал.
– Если не мазать, то… как-то не так выйдет, – Грета с сомнением осматривала кошачью морду. И я, подумав, согласилась, что да, выйдет определенно как-то не так. Пушистый кот с плешивой мордой.
– Мажь. Только аккуратно.
– И без тебя знаю…
Следующие два дня прошли в благословенной тишине, что не могло не насторожить. Грета самозабвенно улучшала состав зелья, желая не только восстановить бедному Барсику шерсть, но и придать ей необычный окрас. И на сей раз вдохновение накрыло сестрицу с головой.
Я не мешала.
Признаться, я старалась вовсе не показываться на кухне, поскольку вид ее, разгромленный, наполненный разнообразными запахами, ни один из которых не способствовал аппетиту, ввергал меня в тоску… а еще и деньги закончились.
Они вообще имели обыкновение заканчиваться как-то слишком быстро. И хотя тетушкины уроки прикладной экономии не пропали даром, но даже она, женщина во всех смыслах достойная, не умела обходиться вовсе без денег.
Крупы, той самой, ненавистной перловой, почти не осталось.
И муки. Не говоря уже о яйцах, масле и молоке, которое в скором времени грозило перейти в разряд предметов роскоши. Все шло к тому, что рано или поздно мне придется покинуть пока еще уютный – запахи с кухни уже просачивались на второй этаж – домик и заняться поисками работы.
Естественно, мысль об этом не успокаивала.
И когда раздался стук в дверь, я с надеждой подумала, что работа сама меня нашла…
Не работа. За дверью стоял эльф. Тот самый.
Как же его… Тинтониэль… Танитониэль… или еще какой-то там «эль»? Не суть важно, главное, что делать этому «элю» в нашем захолустье было совершенно нечего.
– Здравствуйте, – сказал он низким голосом, от которого у меня волосы на затылке зашевелились. Или не от голоса, а от какого-нибудь котикова подарка? Думать о блохах не стоило, потому что шевеление моментально перешло в зуд.
– И вам доброго дня.
Я сцепила руки в замок, сдерживаясь, чтобы не запустить их в волосы. Это не блохи. Не блохи!
Сила воображения… оно у меня живое без меры!
Может статься, что и эльф мне примерещился. Я закрыла глаза и пребольно ущипнула себя за руку, это, по слухам, спасало от галлюцинаций, но, увы, не в моем случае.
Эльф не исчез. И не поблек даже. Он стоял на пороге, окутанный солнечным светом – надо же, лето пришло, а я и не заметила, – прекрасный, как эклер, сожранный в полночь. И столь же недоступный, поскольку на эклеры денег никогда не оставалось.
Эльф молчал. Я тоже.
– Извините, – наконец заговорил Эль, – за беспокойство, но я являюсь уполномоченным представителем общества защиты животных.
Он запнулся, а я поняла, что котика эльфу показывать нельзя. Не поймет.
В прошлый раз, когда я все же вынуждена была заглянуть на кухню – меланхолия меланхолией, а голод голодом, – котик лежал на кухонном столе, прикрученный к нему остатками пледа. Голову и тело несчастного покрывал толстый слой мази, которая местами засохла и растрескалась.
Я молчу уже о запахе.
– Поступил сигнал, – меж тем продолжил Эль, глядя на меня со столь искренним сочувствием, что я сразу остро осознала собственную никчемность, – что на территории этого дома проводят запрещенные эксперименты над животным…
Я сглотнула.
Почему-то живо представилось здание городской управы и очередной штраф, оплатить который нам нечем… а может, если эльфы сочтут котика особо пострадавшим от Гретиной заботы, то и не штраф, а сразу тюрьма. Каторга.
Жизнь моя никчемная промелькнула перед глазами, а руки сами попытались захлопнуть дверь.
Но Эль, верно, был готов к подобному развитию событий. Он выставил ногу, и на дверь налег всей своей немалой эльфийской статью. Надо же… а выглядел таким прилично-хрупким.
– Я обязан войти!
– Вы не можете войти! – я бы отвесила эльфу пинка, но, как знать, не воспримет ли он пинок еще одним оскорблением.
Денег на штраф не было. Ни монетки.
– Вы не понимаете…
– Это вы не понимаете… – Мы боролись с дверью, я пыталась толкать ее, эльф – отталкивать, а двери-то исполнился не один десяток лет. Петли, если тетушке верить, еще мой прадед вешал. И стоит ли удивляться, что именно они сдались первыми.
Дверь хрустнула и покосилась.
– И-извините, – сказал эльф, пунцовея левым ухом. Но дверной ручки, паскуда этакая, не выпустил.
– Не извиню, – я сдула с лица темную прядку. Волосы опять растрепались, и теперь я смотрела не то на Тиниэля, не то на Тариэля, не то еще на кого-то сквозь отросшую челку. – Что вы себе позволяете! Ломитесь в дом к приличным девушкам и…
И мысль, пришедшая в голову, была совершенно безумна.
Но сработать могла.
– Грета! – крикнула я, надеясь, что увлеченная экспериментом сестрица все же услышит. – Сюда иди!
Имя это, похоже, вызывало у эльфа не самые светлые воспоминания. Он вздрогнул. А уж когда появилась Грета во всей красе, точнее, в рабочей хламиде, густо заляпанной новым составом, который, помимо тошнотворного запаха, и вид имел такой же – бледно-зеленый, комковатый…
Честно говоря, он напоминал мне блевотину, но…
Что я в алхимии понимаю?
– В-вы? – слегка заикаясь, произнес эльф. И в ручку вцепился, но уже, кажется, с единственным желанием – дверь закрыть.
– Я, – Грета зарозовелась и, шмыгнув носом, спросила: – А вы ко мне?
– Н-нет! У вас… у вас права нет ко мне приближаться! – он пятился, выставив перед собой дверь, будто бы она могла защитить его от сестрицы. Правда, та ныне была на диво смирна.
Смиренна, я бы сказала.
И это опять же мне категорически не понравилось.
– Она к вам не
