Перед Снежаной распахнули одну из дверей, которых в подвале было не так и мало, и как только она зашла, захлопнули. Кромешная тьма обхватила в тесные объятия. Казалось даже, дышать стало трудно. В течение несколько секунд были слышны какие-то приглушённые звуки – видимо, настоятель возился с магическим замком, а потом – оглушительная тишина. Жутко. Но первым чувством почему-то шевельнулся не страх, а сострадание. Бедный Йоханнес! Ему в этом аду три дня сидеть. Умом можно тронуться.
Снежана нащупала горизонтальную поверхность – что-то вроде скамьи, и присела. Подождала некоторое время, чтобы настоятель и послушники ушли, и принялась стукать в стену.
– Эй, Йоханнес, ты меня слышишь?
Видимо, не слышал. Ответных звуков не последовало. Снежана не теряла надежды. Не меньше часа бродила по карцеру, ориентируюсь на ощупь, стучала во все стены и даже по полу, но напрасно – никто не откликался. Ещё один её план с треском провалился.
Она вернулась на скамью и уселась, обхватив колени. Что делать? Как выбираться? Решение не приходило. Секунды сливались в минуты. Мысли понесло рекой, в голове начал всплывать вчерашний день. С утра всё было как обычно – занятия, занятия, занятия, и потом снова занятия, а под вечер – дополнительные занятия. Снежана вернулась в свою комнату в общежитии только к восьми. И вот тут её ждал сюрприз – отец.
Уже много лет, с тех пор как умерла мама, они с родителем виделись очень редко. Папа жил за городом в красивом современном коттеджном посёлке со своей новой семьёй. Как-то так получилось, что после ухода мамы он очень недолго оставался один. Однажды, через три месяца, как её не стало, он привёл в дом женщину с ребёнком и, виновато улыбаясь, представил своей новой женой. Сводная сестра, Лена, была на пару лет младше Снежаны. Девочка болезненная и потому немного избалованная. Атмосфера в доме сделалась какой-то неуютной, напряжённой. Снежане казалось, отец стал её сторониться. То ли стеснялся дочери, то ли своего поступка. Хотя у них и до этого в отношениях не было особой теплоты. Снежана сама попросилась переехать к бабушке. Отец отпустил её с облегчением, будто ждал от неё такого шага. Тогда ей было одиннадцать. И было по-детски немного обидно, что папа отдал предпочтение новой дочери. Но со временем обида прошла. Они просто свели общение до минимума, стали почти чужими людьми…
– Мы с Мариной Петровной и Леночкой переезжаем в другой город, – ютясь на краешке поломанного общежитского стула, сообщил отец.
Мариной Петровной он называл при Снежане свою вторую жену.
– Ты же знаешь, врачи рекомендуют Леночке морской воздух. Вот мы и решили продать здесь дом и купить у моря. Вернее, уже купили, – виновато улыбнулся отец. – Девочки уже там. А завтра и я уезжаю.
Выходит, пришёл попрощаться. Если, живя на расстоянии тридцати километров, они виделись раз в год по обещанию, то теперь наверно не будут встречаться десятками лет. Внутри кольнуло. Всё-таки не настолько чужим был отец, чтобы равнодушно отнестись к расставанию почти навсегда.
– Я тут принёс кое-что… вот… – отец достал из кармана цепочку с кулоном и протянул Снежане. – Нашёл это… в маминых вещах, – слово «маминых» далось ему с трудом, – когда перебирал. Подумал, что будет правильно, отдать его тебе.
Снежана весь вечер рассматривала подарок. Изящная работа. Чуть голубоватый кристалл в форме капли в обрамлении золотистого металла. Ей не важно было, является ли металл и камень драгоценными, не важно, сколько стоят. Память о маме. Что может быть дороже?
Кажется, Снежана так и задремала – полулёжа на узкой общежитской кровати – с кулоном в руках. Или не в руках? Точно! Она же примерила его – надела на шею. Значит, он и сейчас на ней? Ладонь непроизвольно прижалась к груди. Да, под тканью халата Снежана отчётливо ощутила гладкую поверхность украшения.
Глава 5. Ритуал очищения
Глава 5. Ритуал очищения
Узкая голая скамья – единственная мебель карцера – не самое удобное место для сна, но за неимением лучшего, пришлось пристроиться на её жёсткую поверхность. Пусть заснуть у Снежаны не получится, но несколько часов проведённых в горизонтальном положении дадут мышцам отдых. Ей нужно было хоть немного восстановить силы – утро обещало быть не самым добрым.
Из полузабытья Снежану вырвали голоса и звуки шагов. В полной тишине слух обострился настолько, что она смогла разобрать тихую речь людей, неспешно приближающихся к дверям карцера. Разговаривали двое. Мужской голос Снежана узнала сразу – он принадлежал настоятелю. Женский, как вскоре стало понятно, – Матушке-настоятельнице женского ордена, которая самолично прибыла по душу Снежаны.
– Полагаю, ритуал очищения лучше провести прямо здесь, в нашей обители, – произнёс настоятель, – тогда дорога до женского ордена пройдёт спокойно. Дева очень испорчена, подвержена множеству пороков. Боюсь, она может доставить вам, Матушка, много хлопот и неприятностей, если как можно скорее не усмирить её мятежную заблудшую душу. Я уже распорядился подготовить всё необходимое для ритуала.
– Благодарю вас, Отец. Вы как всегда мудры и предусмотрительны.
Через минуту дверь карцера открылась. Глаза обожгло от света, хлынувшего в тесное пространство камеры. Хорошо, что он был достаточно тусклым. Несколько секунд интенсивного моргания и пелена вязкой слёзной жидкости сошла, давая разглядеть пришедших.
Матушка-настоятельница оказалась невысокой кругленькой старушкой. На вид достаточно добродушной. Её длинные седые волосы были сплетены в две косы и уложены на голове аккуратным полукругом. Ей совершенно не шла чёрная бесформенная хламида в пол. Вот если б Матушке твидовую юбку и светлый кардиган крупной ручной вязки – выглядела бы как милейшая бабушка, каких снимают в рекламе молочных продуктов.
Настоятельница явилась не одна. За её спиной, смиренно опустив глаза в пол, стояли пять молоденьких девушек. Видимо, это сёстры-послушницы женского ордена. Все в одинаковых тёмных юбках в пол и светлых глухих блузах с высокими воротниками под самый подбородок. У каждой с шеи свисал круглый медальон, почти такой же, какие носили юноши-послушники. Только немного меньше по размеру.
Матушка внимательно изучила Снежану. Во взгляде читалось осуждение, когда он скользил по коротенькому халатику. Но когда дошёл до босых ног, сочувствие смягчило её лицо.
– Идём, дитя моё, – настоятельница взяла Снежану за руку и повела за собой. Сёстры засеменили следом. – Как тебя зовут?
Называть настоящее имя не хотелось. Чутьё подсказывало, что не стоит раскрывать Матушке карты – рассказывать, что на самом деле Снежана, мягко говоря, не местная. Йоханнес называл её Бэль. Почему бы не воспользоваться его идеей?
– Анабель, – представилась она.
– Красивое имя. Тебе подходит, – мягко произнесла Матушка.
Она привела в просторную светлую комнату, расположенную на первом этаже. Первый этаж – это хорошо. Если Снежана не придумает ничего лучшего, то попытается просто сбежать. В комнате имелось несколько арочных окон. Вчера она уже успела понять, как они открываются.
Из мебели наблюдалась только пара скамей, расположенных вдоль стен, куда кивком головы и велела пристроиться сёстрам Матушка.
– Здесь проведём омовение и переоденем тебя к ритуалу. Если нужно, можешь ненадолго отлучиться в уборную, – настоятельница указала на неприметную боковую дверь.
А вот это очень кстати. Снежана была благодарна, что Матушка не упустила из виду такую важную деталь. Снежана юркнула в местный санузел, приготовившись, что картина может ей не понравиться. Ожидала увидеть средневековую экзотику вроде ночных ваз или даже просто дырки в полу. Но, к удивлению, обнаружила, что в уборной имеется некое подобие водопровода.
Когда вернулась в комнату, её уже поджидали с одеждой. Одна из сестёр держала в руках юбку, другая – блузу, третья – обувь: довольно аккуратные на вид башмачки из мягкой кожи на удобном низком каблуке. Вот им Снежана сильно обрадовалась.
