лезть, — пробурчал один из близнецов, — вот и не лезь.
— Мы их сами сейчас отсюда выкинем, — добавил второй.
— Да вы с ума сошли, — вздохнула Ирри, — куда вы их выкинете? На улицу? Умирать? Вы что вообще с ними сотворили? Вдруг, кого-то насмерть пришибли?
Степняки переглянулись и усмехнулись одинаково высокомерно, а Ирри, все же вынужденная смотреть им в лица, смутилась и разозлилась от этих ленивых, выражающих снисхождение и такую истинно мужскую, раздражающую до безумия, непрошибаемую уверенность в себе и своих силах.
— Мы же не звери, Луна, — сказал правый близнец, — мы умеем бить… Правильно…
Последнее слово он договаривал уже, практически, ей в макушку, тяжело дыша и шевеля этим дыханием волосы, уложенные в простую высокую прическу.
Когда он успел сделать движение, незаметный шаг в ее сторону, Ирри так и не смогла распознать. И точно такое же движение второго близнеца — тоже.
Он каким-то образом скользнул чуть в сторону, возникая за ее спиной и тоже тяжело дыша, склонившись ниже, чем его брат, потому мурашки от его выдоха собирались на шее… И волоски по коже дыбом вставали… И вообще… Это так неприлично… Хотя, можно подумать, что до этого они с ней приличные вещи делали…
Ирри призвала все свое мужество и хладнокровие, приказала себе вспомнить, что она только в настоящем трактирщица, а в прошлом — генеральская дочь, и, подняв взгляд на того из близнецов, что стоял прямо напротив, жестко скомандовала:
— Развернулись и вышли отсюда. И, пока не позову, чтоб не появлялись.
Степняки отреагировали на это заявление одинаково недоумевающими хмыками и сжатием массивных челюстей. Ирри поняла, что, если не проявит твердость, то ее прямо сейчас уволокут в темный уголочек, которыми, как назло, была богата таверна, и примутся наказывать.
И, хоть при одной мысли об этом, все внутри становилось горячо и прямо-таки неприлично мокро, но Ирри не первый и не второй десяток лет жила на этом свете. И давно уже научилась не зависеть от желаний сердца и тела.
А потому только брови сдвинула сурово и ответила на настойчивый взгляд мужчины не менее настойчивым. И повелительным.
— Мы не выйдем, Луна, и не проси, — тихо сказал близнец, стоящий позади, — но мы можем просто сесть… Вот тут… Мы не будем мешать. Просто присмотрим… Нам не понравились эти люди. Они тебя обижали…
— И поэтому вы их покалечили!
— Никто не смеет обижать нашу Луну, — наставительно ответил первый близнец.
И с места они при этом не сдвинулись, продолжая сжимать ее между собой горячими телами, так знакомо, так волнующе… Так неправильно, но сладко…
Ирри вздохнула, понимая, что надо идти на уступки.
Потому что или так, или вообще никак…
В конце концов, она не была уверена, что Дождик против них выстоит. Офицеров-то разбросали за пару мгновений…
— Хорошо. Вот тут сядьте. И не мешайте.
Проследив, чтоб близнецы покладисто устроились за дальним столом, она развернулась к месту побоища, оглядела диспозицию и тяжко вздохнула…
— Дождик, чтоб тебя! — рявкнула она злобно, — ты там третьим, что ли, пристроился?
В кухне , словно в ответ на ее раздражение, что-то грохнуло, бухнуло, а затем дверь открылась, и первой вылетела встрепанная Марушка, с красными, уже начинающими отливать синевой пятнами от засосов на шее. Судя по всему, повар с очень говорящим прозвищем Ворчун отвлекся от готовки на более приятные вещи настолько, что проморгал и побоище, и опустение таверны. И Марушка вместе с ним.
Подавальщица застыла на месте, удивленно тараща глаза на пустую таверну, молчаливых близнецлв и стонущих на разные лады офицеров. За ней возвышался молчаливой, крайне раздраженной горой Дождик.
— Что стоишь? — сурово прикрикнула на девушку Ирри, — тащи лекарский мешок!
Марушка пискнула и унеслась на второй этаж, подхватив юбки.
Один из близнецов неодобрительно поморщился:
— Не стоит их лечить, Луна… Они получили по заслугам…
— Еще слово, и по заслугам получите вы! — пригрозила им злая Ирри, прикидывая, кого из офицеров приводить в чувство первым, и как успокаивать потом. И что обещать, чтоб ход делу не был дан.
Все же, нападение на военного, имперского военного… Это серьезно.
Понятное дело, что то, что планировали сделать эти военные с ней, беззащитной женщиной, вообще их никак не красило, но, к сожалению Ирри, и не оправдывало… Она отчетливо понимала, что, стоит офицерам прийти в себя и добраться до штаба, ее таверну попросут сроют. Или сожгут…
Сейчас Ирри , противоестественно, больше всего злилась на близнецов, всегда приносивших ей одни проблемы и заботы.
И не имело значения, что они в этот раз защищали ее…
Теперь, когда выдохнула и взглянула на ситуацию со стороны, Ирри казалось, что она бы сумела уговорить господ офицеров не терять своей офицерской чести… Выкрутилась бы как-нибудь, не впервой же… И без таких фатальных последствий.
А близнецы явились и все разрушили. Опять.
3
Чуть меньше года назад Ирри вообще не думала даже, что когда-нибудь будет бегать между столами, уворачиваясь от лап пьяной солдатни. И скажи ей кто, что скоро из дочери генерала Саввона она превратится в трактирщицу, это вызвало бы лишь недоумение, холодное и презрительное, потому что Ирри умела вот так, холодно и презрительно.
Теперь по вечерам, поднимая в постели повыше гудящие после целого дня беготни ноги, она с недоумением и смехом вспоминала, что совсем недавно все ее тревоги, мысли и желания заключались в невероятно глупых вещах: красивое платье, туфельки, которые с оказией привезли с юга длиннобородые торговцы, да всего лишь в одном размере, и как назло, не ее размер! Но Ирри все равно уговорила матушку забрать их и заставила потом служанку разнашивать… А еще она много думала о будущей свадьбе с Ричем Верейтом, отцовским адъютантом, очень высоким, статным и таким красивым, словно его Матушка в лоб поцеловала!
Он ухаживал, так трогательно, так аккуратно, так внимателен был, уважителен к ней. И Ирри таяла, млела, не обращая внимания на показательно фыркавшую Рути, на слова младшей сестренки, что этот Верейт какой-то приторможенный, словно рыба мороженая, а в глазах у него гадость…
Нет, конечно, Ирри не была дурочкой и простушкой, с первого взгляда влюбившейся в того,
