ряда активации амулета. Ряд можете выбирать любой, на ваш вкус.
Я судорожно напрягла отказавшуюся просыпаться память и принялась чертить руны на поверхности доски магической указкой: спасибо хоть мелом здесь не пользуются. Быстро справившись с заданием, немного расслабилась. А зря.
— Формула амулета для воздушной стены первой категории. Быстрей, Орешкина. Я не намерен тратить на вас всё время до конца занятия.
Кровь нервно вскипела, заставляя проснуться. Я споро принялась выводить на доске формулы, которые так и сыпались из декана, словно мука из дырявого пакета. Каждый раз, стоило закончить формулу правильно, цепочка рун загоралась неярким голубым светом и таяла, оставляя чистую доску и лёгкий запах озона. Профессор хмурился всё сильнее и сильнее. Интересно, чего он добивается? Все эти формулы я зубрила как «Отче наш», потому что месье Дюран с первого дня моего пребывания в Аконской академии люто меня невзлюбил, стараясь завалить по поводу и без. Мне же ошибаться ну никак нельзя. Если я вылечу на пересдачу, следом за мной вылетит Мишка, причём вообще и навсегда. И плакал тогда мой диплом.
— Формула амулета молнии пятого класса, — бесстрастной скороговоркой произнес гадский декан. — А теперь его же, но построение цепочки на базе листа Мебиуса. Хорошо. А теперь вариант этого же амулета, но уже совместимый для подключения в стандартное гнездо станка.
Выжав из себя десятка два различных формул, мозги порядком вскипели, адреналин же закончился. Лицо мастера Дюрана, наконец, просияло:
— Плохо, Елизавета! — вдруг назвал он меня по имени.
Подойдя чуть ли не вплотную, мечта студенток уставился на меня сверху вниз, приподняв одну идеальную бровь. Под его взглядом я поёжилась и сделалась ещё ниже, хотя куда уж там? В своей обуви на плоской удобной подошве я и так едва достигала ему до середины груди.
— Стыдно, мадемуазель Орешкина, допускать подобную оплошность! — превосходство и непонятная радость от допущенной мною ошибки так и сквозили в его словах.
Дюран протянул руку, в которую я тут же вложила указку, и стремительным жестом подправил руническую вязь, отчего цепочка знаков сразу же засветилась голубоватым отблеском и пропала.
— Вернитесь на место, Елизавета. В среду жду вас после последнего занятия. Пока не сдадите все формулы, к зачёту не допущу!
Вот чего он ко мне прицепился? Чем из всего потока ему так не понравилась именно я? Пока я ползла на своё место, оглядела остальных студентов и из мешанины злорадных и сочувствующих взглядов, выхватила-таки наглую Мишкину ухмылку. Его явно забавляла расправа именно надо мной. Хотелось кого-нибудь прибить. Мишу, декана, сокурсников. Ну или хотя бы всех разок ударить, чтобы не ухмылялись так злорадно.
— Надеюсь, во время позора мадемуазель Орешкиной у вас была возможность повторить конспект, потому что я решил устроить вам небольшой срез знаний. Прошу вас письменно ответить на следующие вопросы…
Я бегом ринулась к своему месту. Так, наш профессор в ударе. Если сейчас и самостоятельную завалю — не пересдавать пошлют, а отчислят не дожидаясь сессии. Поэтому, давай-ка ты, гордость, заползай куда подальше, обида — иди на… Короче, тоже подальше, а вот память не подведи, ибо мастер Дюран не повторит вопроса дважды: не запомнил/не услышал/не понял — твои проблемы. За пропущенный и потому не отвеченный вопрос — минус автоматом. Учитывая, что мне и за себя и за Мишку, дубину эту стоеросовую, отдуваться, надо срочно напрячься и собраться. Пускай в данный момент я чувствую себя растерзанной быком красной тряпкой.
Пока я шла на место и приходила в себя после устроенной мне трёпки за доской, благополучно прохлопала ушами первый вопрос. С надеждой я обернулась и умоляюще посмотрела на сидевшего позади меня Базиля. Щуплый шатен с простодушными коровьими глазами лягушачье-зелёного оттенка с самого первого дня относился ко мне довольно хорошо. Хотя возможно это поскольку он отчаянно стеснялся девушек, а я вела себя с ним спокойно, разговаривала и не обращала внимания на то, что временами Базиль даже при мне начинал волноваться и мямлить. Друзьями мы не стали, несмотря на приятельские отношения, проскальзывало в нём что-то холодное, неприятное. Коренной уроженец Шатодена и сын весьма состоятельных родителей, в глубине души он всё равно относился к нищебродке вроде меня свысока. Но иногда мы обедали вместе в столовой и помогали друг другу по учебе. Не подвёл меня приятель и сейчас. Покосившись на Дюрана, он быстро развернул ко мне листок с вопросом, и я впилась глазами в текст. Уловив суть записи, я развернулась было обратно, но черно-фиолетовое пятно, выросшего перед глазами профессора заставило закатить глаза от безнадежности: он вообще отстанет от меня сегодня?! Когда только подойти успел? Сейчас еще и в списывании обвинит. И попробуй докажи ему, что просто вопрос прослушала.
Но месье Дюран поступил намного хуже! Этот зараза присел на скамью рядом со мной, уперся локтями в парту и принялся беззастенчиво пялиться на то, как я пишу ответ на его вопрос. Под его пристальным «рентгеновским» взглядом рука не слушалась, дрожала, а ручка так и норовила допустить глупейшую грамматическую ошибку в самых простейших словах. И ладно бы этот гад просто сидел. Он же ещё и смотрел, а мне требовалось Мишке ответы передать! Я быстро строчила слова, боковым зрением следя за приставучим преподавателем. Вот он переменил позу, сложив ногу на ногу, полуобернулся ко мне и стал откровенно рассматривать мой профиль. Я скорее почувствовала направление его взгляда, чем увидела, глаза непроизвольно опустились на вырез блузки. Мои уши начали гореть, словно их хорошенько надрали: верхняя пуговица случайно расстегнулась. Нет, особой катастрофы не случилось, ибо богатством какого-нибудь телевизионного секс-символа я не обладала, скорее даже наоборот. И лифчик в «углубившийся» вырез блузки вроде бы не выглядывал. Или выглядывал? Но профессор вроде как не на вырез этот дурацкий пялился, а следил, чтобы не списывала? И что делать? Не при нем же застегиваться! Да вроде ничего там и не видно… В груди всё равно запылал жаркий комок, краснота начала подниматься от ключиц и потихоньку доползла до щек.
— Следующий вопрос… — на всю аудиторию начал диктовать Дюран.
Ведь видит, зараза, что отвечать на предыдущее задание я не закончила. Закусив от отчаяния губу и свободной рукой сжав так некстати раскрывшийся воротник блузки, я оставила немного места и принялась записывать второй вопрос. А профессор Дюран, как бы невзначай, придвинулся ко мне еще ближе. Его баритон мягко перекатывался, и выступай Дюран на сцене оперного театра — цены бы ему не было. Сейчас же голос бесил, а его владельца хотелось чем-нибудь заткнуть. Словно
