Мелисса Марр - Коварная красота

Айслинн выглядела ужасно.

Смертный юноша Сет стоял рядом и держал ее за руку. На Донию он взглянул устало и зло.

— Что тебе нужно?

Айслинн широко раскрыла глаза.

— Сет...

— Ничего, Эш, все нормально. — Дония улыбнулась.

Как ни желала она удачи Кинану, но состояние Сета поняла и поневоле почувствовала к нему уважение. Смертный противостоял королю Лета, великому искусителю. И за руку Айслинн сейчас держал именно он.

— Немного поболтать хотела, — добавила Дония.

Сэрис подкралась ближе, хлопнула крыльями — словно могла напугать этим зимнюю деву.

— Может, прогуляемся? — Дония оглянулась и выдохнула в Сэрис струю холода, не слишком сильного, а так — чтобы не забывалась.

Сэрис взвизгнула и попятилась.

Дония только собралась улыбнуться — мелочь, а приятно. Как вдруг сообразила, что Айслинн подпрыгнула, когда раздался визг Сэрис.

Сет не шелохнулся. Стало быть, ничего не слышал. Как и все смертные, у которых только голова начинает болеть, когда фэйри поблизости поднимают галдеж.

За спиной Донии послышались удивленные восклицания. Реакцию Айслинн заметили и остальные.

Дония посмотрела ей в глаза.

— Ты видишь нас.

Айслинн кивнула.

Летние девы разинули рты. Сэрис затряслась и спряталась за спину рябинника.

— Вижу. Повезло мне, — добавила Айслинн мученическим голосом, под стать всему ее виду. — Войти можешь? Или для тебя тут многовато железа?

Дония улыбнулась. Еще и бравирует...

— Я бы лучше прогулялась.

Айслинн кивнула снова и обратилась к ближайшему рябиннику:

— Кинан уже знает. Теперь узнала и Дония... если надо поставить в известность кого-то еще, поторопись. Имеешь шанс выслужиться.

Дония вздрогнула. Нет, это не бравада — отчаяние. Из девочки может выйти достойная пара Кинану.

И не успел никто рта раскрыть, как Дония сама стремительно подошла к рябиннику.

— Бейра узнает — я тебя найду. Если верность Кинану не запечатает тебе уста, их запечатаю я.

Потом перевела взгляд на Сэрис и смотрела на нее, пока та не прорычала:

— Короля Лета я не предам.

— Хорошо, — кивнула Дония.

Повернулась к Айслинн.

Подождала, пока Сэрис не прекратит возмущенно хлопать крыльями, и спросила:

— Рассказать тебе о непостоянстве Кинана, о его сладострастии, о том, как глупо верить ему?

Айслинн, побледнев еще сильнее, отвела глаза.

— Кажется, я уже знаю.

Дония обратилась к Сету:

— Хоть ты и не ее парень, как ты утверждаешь, но ты ей нужен. Хочешь поговорить о травах?

— Погоди. — Сет втянул Айслинн обратно в дом и закрыл перед Донией дверь.

В ожидании их неизбежного согласия Дония одарила летних дев самой холодной из своих улыбок. Надеялась, что этого хватит. Она ненавидела игру, в которую вынуждена была играть.

Поскольку дала клятву.

Сэрис зашипела на нее из-за спины рябинника.

А самая молодая из летних дев, Трэйси, подошла к Донии гораздо ближе, чем осмеливались другие, и спросила:

— Почему ты это делаешь? Ведь он по-прежнему тебя любит. Как ты можешь с ним так поступать?

Она была искренне озадачена, на ее личике появилось знакомое плаксивое выражение. Эту девушку Дония в свое время отговаривала от риска с особым усердием. Тонкая, как тростинка, с тихим, слабеньким голоском, Трэйси казалась слишком хрупкой и нежной, слишком бестолковой и для зимней девы, и для королевы Лета.

— Я дала клятву.

Эти слова Дония повторяла ей не раз. Но для Трэйси все в мире делилось на черное и белое. Если Кинан хороший, значит, Дония должна быть плохой. Такая вот незамысловатая логика.

— Но ты вредишь Кинану.

— Себе — тоже.

Остальные девы быстро, пока Трэйси не расплакалась, окружили ее, защебетали, стараясь отвлечь. Кинану вообще не следовало ее выбирать, и Дония до сих пор чувствовала себя виноватой в том, что не отговорила его. Подозревала, что он и сам раскаивается. Летние девы походили на юные ростки, которым необходимо солнце для того, чтобы крепнуть и цвести; долго находиться вдали от короля Лета они не могли — увядали. Трэйси же, хоть и не разлучалась с Кинаном никогда, цветущей все равно не казалась.

Дверь открылась. Во двор вышел Сет, за ним Айслинн.

— Мы погуляем с тобой, — сказала девушка. Голос у нее слегка окреп, но вид по-прежнему был измученный. Лицо почти такое же бледное, как у самой Доний, под глазами — темные круги. — Ты можешь сказать им, чтобы не ходили за нами?

— Нет. Это его подданные, не мои.

— Значит, они все услышат?

Айслинн взглянула на нее с непривычной растерянностью, словно спрашивала совета, как быть. Раньше она казалась куда решительней.

«Что утаил от меня Кинан?» — подумала Дония.

А вслух, не успев даже сообразить, что делает, предложила:

— Пойдемте ко мне. В мой дом они войти не могут.

Оба смертных изумленно открыли рты. И Дония, не дожидаясь ни согласия, ни возражений, торопливо зашагала прочь, предоставив им себя догонять.

Снова чужаки в ее доме... Она вздохнула. Только бы дом этот не стал вскоре домом Айслинн, только бы Кинан не ошибся. Пусть эта девушка окажется той самой.

Когда, приблизившись ко двору Доний, они проходили сквозь природный барьер, защищавший владения фэйри от вторжения смертных, у Сета широко раскрылись глаза. Айслинн же не дрогнула. То ли не почувствовала ничего, то ли ко многому успела привыкнуть благодаря дару видения. Спрашивать Дония не стала. Быстро прочитала заклинание, чтобы облегчить неприятные ощущения для Сета, и ввела обоих к себе в дом.

— Мы здесь одни? — спросил Сет, оглядывая комнату, словно его смертные глаза могли кого-то разглядеть.

Он до сих пор крепко держал девушку за руку и отпускать явно не собирался.

— Да, — ответила Айслинн. Она тоже осмотрела простую обстановку, грубую деревянную мебель и задержала взгляд на большом камине, занимавшем почти целую стену, облицованную серым камнем. — Одни.

Дония прислонилась к камину, радуясь теплу.

— Не совсем то, что ты себе представляла?

Айслинн прильнула к Сету, который выглядел таким же измученным, как она сама. Криво улыбнулась.

— Боюсь, я ничего себе не представляла. Не понимала, почему ты вообще заговорила со мной, да и теперь не понимаю. Догадываюсь только, что это как-то связано с Кинаном.

— С ним связано все. Для тех, кто находится по ту сторону этой двери, — Дония показала на выход, — его желания важнее всего на свете. Остальное значения не имеет. Ни ты, ни я. Мы что-то значим лишь потому, что нужны ему.

Айслинн, положив голову на плечо Сету, спросила: