Марк не смотрел на меня, вытянув губы трубочкой. Я наблюдала за ним искоса, боясь посмотреть прямо.
Прямо в глаза своему малодушию.
Прямо в лицо своей слабости и страху.
Прямо и решительно. Не могла.
- Марк. – Позвала я, не выдерживая молчания.
- Мне показалось, это была просто идея. – Он обернулся, наконец, и все, чего я боялась увидеть, отразилось на его лице. – Неужели, ты могла обдумать это в одиночку и предложить на полном серьезе?
Я отвернулась, хмурясь. Стало мерзко и холодно. Деревья смеялись шумно и высокомерно. Опускающиеся сумерки давили на плечи неподъемной тяжестью. Так необходимо было почувствовать поддержку, его руки на плечах, его успокаивающую улыбку. Марк шел рядом, спрятав руки в карманы джинс и опустив лицо.
До машины мы дошли молча. За пятнадцать минут дороги домой единственной прозвучавшей фразой стало: «Наверное, дома нет хлеба». Закрыв глаза, я отвернулась к окну.
2.
Сообщение пришло около четырех утра. Нащупав под подушкой коммуникатор, я приподнялась на локтях. Потревоженный сигналом, Марк на мгновение привстал, посмотрел на горящий экранчик, и перевернулся на другую сторону. Я же читала краткую информацию о моем следующем «клиенте». В конце описания личности имелась приписка: «Осторожно, он из бывших наших». В замешательстве открыла прикрепленную фотографию. На ней в анфас, чуть морщась на солнце и белозубо улыбаясь, был запечатлен пожилой мужчина. В волосах седина. Из расстегнутого на три пуговицы ворота красной рубашки видна загорелая грудь в кучерявом седом волосе.
Закрыв фотографию, я продолжила читать. На второй фразе брови поползли вверх. Поднявшись на четвереньки, я осторожно перебралась через Марка и пошла на кухню. Положив девайс на стол, включила чайник. Оперлась на столешницу у хлебницы. Проверила, на самом ли деле не было хлеба. Да, Марк оказался прав и предусмотрителен. Как всегда, впрочем. Обернувшись через плечо, покосилась на телефон. Казалось, он наблюдал за мной с тем же сомнением, что и я за ним. Я чувствовала неловкость, как если бы телефон был живым человеком. Отведя от него взгляд, обхватила себя за плечи и взглянула в окно. Раннее утро переливалось трелями птиц. Днем они так не слышны...
Чайник звякнул и выключился. Я размышляла над заданием, притаившимся в сообщении. Хотя, честнее сказать, я старалась очистить голову от мыслей о нем.
Достав чашку и банку с кофе, насыпала пару ложек. Посмотрела на телефон. Возможно, они ошиблись? Экран уже не светился. Коммуникатор лежал на том же месте, напоминая о себе ненавязчивым помигиванием зеленого огонька. Сжав правый кулак, я тихо опустила его на столешницу. Вернулась с чашкой к телефону. Налила кипятка, всыпала три ложки сахара.
Еще молоко...
Наконец, села и уткнулась подбородком в кулак. Аромат кофе окутывал густым облаком. Диод помигивал, как ни в чем не бывало.
Моей целью был «администратор» Верховного Инкубата. Раньше о причинах мне не сообщали. Опустили их и на этот раз. Но в предшествующих семнадцати заданиях от меня требовалась мелко-детальная чистка. Такая, как заставить забыть о чем-то или о ком-то, уничтожить конкретные сведения и предметы. Сейчас задание звучало так: «До пятнадцатого июня сего года организовать несчастный случай со смертельным исходом». Подув в кофе, я притронулась к нему губами. Вытащила стилус. Выбрала «ответить».
Написала: Вы ошиблись адресатом.
Отправить.
Вернув стилус на место, подошла к окну. Ведь, есть у них для таких заданий девочки. Да и не нужно моих талантов для организации несчастного случая. Если администрация решила избавиться от главы Верховного Инкубата, то посылать на это нужно явно не меня. Я не пойду на это. Никогда.
Вздрогнув от сигнала, я обернулась к телефону. Прочитала ответ: «Адресат верный».
Снова вынув стилус, нажала «ответить». Внутри ворочалось волнение, тревога, страх.
Набрала: Я отказываюсь.
Осторожно, будто он мог взорваться, положила телефон на стол и выпрямилась. Правая ладонь сжималась и разжималась, выдавая нервы. Я не подписывалась на это. Я не обязана. И мне незачем волноваться. Все нормально. Никто не может заставить меня. Никто не может даже подумать о том, чтобы заставить меня. Даже не важно, о ком идет речь. Как они могли подумать, что я пойду на это? Вот так просто, приняв за очередное задание... Страх стремительно замещался злостью.
За что, интересно? С какой целью? Он, ведь, один из нас... Раз в декаду по четвергам он ведет или… вел собрания, стоя на том же месте, что и старушка по вторникам. Какие вопросы они обсуждают? Чем он мог помешать?
До пятнадцатого июня меньше недели...
Сев обратно за стол, я открыла фотографию.
Осторожно, он из бывших «наших»...
Но «наши» не бывают бывшими. Мы такие, какие есть в любое время года и суток, начиная с периода полового созревания и до смерти. До смерти, которую, оказывается, может подарить один из «наших».
С кем посоветоваться? Кому пожаловаться? Обняв кружку с кофе, я прикрыла глаза. Чувство одиночества накатывало со всех сторон, погружая меня все глубже и глубже. Казалось, нужно шевелиться, трепыхаться, выкарабкиваться. Я сидела с закрытыми глазами и дышала ароматом кофе. Открыто и безразлично впускала в себя опасения, злость, неуверенность, удивление и... тишину.
Вздрогнув от прикосновения, обернулась. Марк, положив ладони мне на плечи, наклонился.
- Что там в такую рань?
- Работа... – Приняв поцелуй, я следила, как он готовит себе натуральный кофе.
- Миша? – Спросил, не оборачиваясь, уже зная ответ.
- Нет.
Об этой работе он не знал ничего, кроме факта ее наличия в моей жизни. И его натура, требующая уничтожения всех стен, всех недомолвок, переносила сей тайный факт с плохо скрываемым беспокойством и напряжением. Он не настаивал на откровенности, не просил рассказать, не рассчитывал на необходимость поделиться. Он, просто, знал, что я не такая как все. Помнил то, что я сделала с Мишей и мягкий контроль, с помощью которого убежала весной от него самого.
Я наблюдала за его спиной и плечами, покрытыми летними канапушками. Наблюдала за ленивыми движениями, скрывающими напряжение. Из груди поднимались слезы. Что было источником подобной эмоциональности, понять не получалось.
- Марк. – На мгновение зажмурившись, я поднялась. Он обернулся на половине движения. Отставил турку с плиты, принимая меня в объятия. – Мне так нужна твоя поддержка... Ты не представляешь...
Когда из груди змеями поползли рыдания, я уткнулась в его плечо. Марк молча гладил голову и спину, прижимая к себе. Он мог бы что-то сказать, если бы знал... Если бы не было тайн. Не было этой второй жизни, где администрация просила убить бывшего главу мужской части «наших»... Он молчал, потому что молчала я сама.
