упрёк.
Да, она многим рискует, доверяясь тёмному магу, но ещё большим рискнёт, если случайно раскроет свои силы перед остальными.
— Решать тебе, — нарочито равнодушно бросил Двэйн. — Со временем, я уверен, ты научишься контролировать свои метаморфозы… Но до завтра у тебя этого времени нет.
Его последние слова сразу ударили в цель. Эйлин заёрзала.
— Хорошо. Что ты предлагаешь?
Она отстранилась и требовательно посмотрела на него.
— Я блокирую часть твоих сил, — спокойно пояснил Двэйн. — Поставлю щит. Твоя магия, конечно же, скоро выжжет его, но на некоторое время хватит. Только для начала нам надо твои крылья выпустить.
— Боюсь, от меня это пока не зависит, — Эйлин беспомощно глянула себе за спину.
А когда повернулась к Двэйну вновь, он взял её лицо в ладони и без раздумий поцеловал прямо в чуть приоткрытые, горячие губы. Эйлин напряглась и даже дрожать перестала. Её сердце быстро-быстро забилось, а дыхание стало прерывистым и жарким.
Её скорый отклик обжёг всё внутри. Уничтожил последние крохи терпения. И если мгновение назад Двэйн ещё пытался сохранить разум трезвым, сейчас все его усилия разом рухнули в пропасть. Как можно сдерживаться, если вот она, самая желанная девушка на свете, в его руках? Тянется навстречу, уже не стараясь скрыть, что все это ей самой очень нравится.
Хотелось поймать этот миг, пока она снова не решила, что всё это недопустимо. Что нужно держаться на расстоянии…
Цепочка разрозненных, почти лихорадочных мыслей прервалась, когда магические контуры Двэйна опалило резким всплеском огненных сил. В комнате стало светлее и жарче, даже каминный огонь померк на фоне развернувшихся за спиной Эйлин крыльев. Она, кажется, стали ещё больше!
Двэйн отпрянул, судорожно хватая ртом прохладный воздух. Даже глаза щипало и саднило горло! По венам явственно хлынуло пламя — но быстро утихло, оставив за собой ледяную пустоту.
“Мы, тёмные, не любим огонь”, — вспыхнули в голове слова Тиэрнана.
Но что делать, если этот огонь — единственное сейчас, что Двэйн стремился любить?
— Так… — выдал он, когда немного отдышался.
Эйлин растерянно смотрела на него, не шевелясь, только хлопая ресницами — и её растерянность можно было понять. Двэйн размял пальцы, которые словно бы одеревенели после соприкосновения со столь сильной магией. Каждый Феникс — это сокрушительная, убийственная мощь — об этом не стоит забывать. Пусть она и заключена в теле хрупкой девушки.
Ещё миг поразмыслив, что делать, Двэйн сложной вязью блокирующих заклинаний выстроил некое подобие сети, которую и вплёл в бесконтрольную часть сил Эйлин. Это было сложно, потому что нити постоянно распадались под натиском противоположной энергии. Но наконец ему удалось совладать с пламенем Феникса, да и Эйлин немного успокоилась.
А когда крылья окончательно погасли, она вдруг покачнулась и, словно мягкая тряпичная кукла, просто упала вперёд — Двэйн едва успел её подхватить.
— Всё, — подытожил Гугл, который всё это время наблюдал за происходящим, не проронив и слова. — Совсем умаялась. Но ты молодец. Нашёл выход. Это и правда может помочь!
— Я всего лишь купировал часть её сил. На состязаниях это не должно помешать основной задаче.
Он и сам теперь чувствовал себя измотанным. Попробуй-ка утихомирь бушующий пожар! Но всё же он поднял Эйлин на руки и отнёс в постель. Гугл ещё по дороге спрятался в шишку, что так и висела на шее девушки.
Двэйн решил понаблюдать за Эйлин, опасаясь, что его вмешательство может выдать какой-нибудь неожиданный эффект. Он прилёг на край постели девушки, внимательно вглядываясь сквозь мрак в её умиротворённое лицо. И сам не заметил, как уснул.
Есения/Эйлин
Всю ночь я проспала буквально как убитая. Только утром вынырнула из глубокого забытья, потому что мне страшно захотелось пить. Я ещё некоторое время боролась с этим неприятным чувством, пытаясь заставить себя заснуть снова, пока рядом со мной кто-то не шевельнулся.
Мамочки…
Сон как рукой сняло. Ощутив на талии нечто тяжёлое и тёплое, я распахнула глаза. Нет, ну как такое вообще могло случиться?
В голове сразу завертелись мысли, насколько вчера мне могло стать плохо, что я оказалась в одной постели с претемнейшим муженьком? Только через миг поняла, что мы, к счастью, одеты — значит, моё положение вечером было не столь уж безнадёжным.
Немного успокоившись тем, что мне удалось сохранить честь и хоть какую-то долю достоинства, я принялась разглядывать лицо Двэйна, которое находилось сейчас так близко, что от безделья можно было бы занять себя пересчитыванием его ресниц.
Смотрите-ка! Спит себе, как будто так и надо. И обнимает меня… Всё крепче. И крепче! Не успела я испугаться, как претемнейший рывком вдавил меня в своё тело и, тихо урча, словно огромный белый кот, уткнулся лицом в изгиб моей шеи.
— Пусти! — прошипела я, опасаясь, что слишком громкими возмущениями привлеку внимание служанки. Вдруг она уже в гостиной?
— Нет уж, — возразил претемнейший. — Снись дальше.
И снова мирно засопел. Я замерла, придавленная к постели его ручищей, плечом и харизмой. Главное — не думать о том, что сейчас моё бедро зажато между его коленями и я явственно ощущаю, что сон с моим участием ему снится ну очень реалистичный!
Не думать об этом, я сказала!
К щекам тут же прилил жар. За все прожитые в этом мире месяцы я стала смущаться близости мужчины совсем как невинная девица. К тому же на мне в конце-концов всего лишь ночная сорочка, в которую я переоделась вчера ещё до прихода Двэйна.
И — о, нет! — претемнейший, спросонья тоже обнаружил это заманчивое обстоятельство. Потому что его ладонь спустилась с моей талии и быстро юркнула под подол.
— Постой-постой! — я дернулась так, словно меня током ударило.
Не от злости на Двэйна, а скорее от того, что моё-не моё тело среагировало на его требовательное прикосновение, точно кошка, которую наконец приласкали. Хотелось ластиться к его рукам, отбросив в сторону все доводы разума, которые ещё вяло трепыхались в голове.
Ну, нет же! — попыталась уговорить я себя, когда претемнейший удержал меня своей хозяйской хватке и продолжил начатое. Мягкие сонные поцелуи поднялись по моей шее, дыхание мужа скользнуло по линии подбородка. Первым порывом было поймать его губы своими, но я стоически проигнорировала эту наглую провокацию.
На большее моей силы воли не хватало. Даже на самый малюсенький, слабенький толчок в грудь совершенно обнаглевшего мужа.
Он словно гипнотизировал меня, путал, касаясь повсюду, жаля кожу поцелуями на самой грани: в уголок губ, по краю ворота сорочки, который вдруг невероятным образом оказался распахнут.
Зацепившись
