Рамоном. Еще недавно я бы решила, что это из-за того, что мой истинный избранник предков, но после его слов начинаю сомневаться. Может, джайо правда хотят, чтобы я стала их жрицей? Что, конечно же, невозможно. И никакие подарки не заставят меня передумать.
С этой мыслью я оглядываю джайо и нахожу Ману и Ниалу, спорящих о чем-то. Точнее, младшая жрица спорит, а вот верховная как всегда спокойна. Интересно, о чем они говорят? В толпе слишком шумно, чтобы я могла разобрать даже с волчьим слухом. Я все равно напрягаю уши, но вдруг слышу совсем другой знакомый голос:
– Отпусти меня! Я сама могу идти.
Этот голос я бы очень хотела забыть. Вымарать из собственной памяти. От этого голоса по телу проходит волна дрожи: от воспоминания о самых страшных часах в моей жизни и от ярости на похитившую мою дочь старую ведьму.
Альма.
Сейчас она выглядит не так уверенно, как в доме Микаэля, или даже не так, как в своем бункере. От ее лоска победительницы жизни не осталось и следа. Ее руки связаны грубой веревкой, волосы растрепались, на лице грязь, будто она провела ночь в какой-то канаве или яме. Хотя, почему будто? Ее схватили дикари, и методы у них соответствующие. Альма выглядела как бродяжка, и даже желание держать лицо, идти через толпу подобно королеве, огрызаться, когда ее грубо толкали, ее не спасало. Она вызывала исключительно чувство жалости. Если бы я, конечно, могла пожалеть это чудовище.
Даже музыка стихла, когда Альму подпихнули в наш круг счастливых молодоженов и получателей подарков. И с нее, кажется, слетела последняя маска, потому что волчица, заметив моего истинного, споткнулась, свалилась к его ногам и от шока открыла рот.
– Ты живой, – выдохнула она. – Живой. Как это возможно? Я же тебя убила!
– А Венера его оживила, ведьма! – вклинилась Мишель. – С помощью магии. Ты еще не поняла, где оказалась?
– Что это такое? – хрипло спрашиваю я у Рамона, который хмурится, но, кажется, такому иммерсивному театру не удивлен. – Что она здесь делает?
– Она тоже подарок, – объясняет тот же Зен. – Она теперь ваша. Можете, делать с ней все, что захотите.
А если я хочу ее прибить?
Я сама пугаюсь этой кровожадной мысли и крепче прижимаю Сару к себе, потому что Альма уже приходит в себя и с тоской и болью смотрит на, между прочим, мою дочь. Меня трясет от ярости, но вместе с тем мне совсем не нравится такой «подарочек». Получается, они на нас с Рамоном повесили ответственность за нее?
Я надеюсь, что мой волк откажется. Я уверена, что мой волк откажется. Но вместо «нет» он произносит:
– Благодарю жриц племени джайо за бесценный дар.
Жриц? То есть тут жрицы замешаны?
«Что ты творишь?» – спрашиваю у него мысленно, и в ответ получаю:
«Так надо, nena».
Вопрос – кому?
– Это была твоя идея? – интересуюсь я, когда после официальной части свадеб мы с Рамоном возвращаемся в хижину гостеприимной Ману. У нас с истинным есть хороший предлог отправиться спать – уставшая малышка.
К счастью, возвращаемся мы втроем, а не с «подарочком». Моей выдержки, наверное, не хватило бы на то, чтобы вести за собой Альму на веревке. Как собаку на поводке. Но волчицу сразу же увели, как только «подарили», а Рамон этот дар принял. С тех пор во мне росли и множились вопросы, и среди них один самый важный: зачем она ему? Конечно, можно было предположить, что истинный самостоятельно хочет расправиться с той, что многие годы отравляла ему жизнь и все его отношения. Но мое чутье подсказывало – что-то здесь не так.
– Моя, – кивает Рамон, укладывая сопящую малышку на постель. Сара вырубилась от всех этих эмоций и начала капризничать прямо на празднике. Поэтому мы быстро со всеми попрощались и ушли туда, где звуки барабанов были не так слышны, и где дочь могла спокойно поспать. – А джайо согласились.
– Но зачем она тебе? Ты собираешься… мстить?
Даже при слабом освещении камина я вижу, как на лицо Рамона набегает тень, как он напрягается, как сжимает зубы.
– Не стану отрицать, nena, такая мысль приходила ко мне сотни, если не тысячи раз. Но это было раньше. – Он разом расслабляется, словно выдыхает напряжение и ловит меня за руку, целует тыльную сторону ладони, согревая дыханием мои пальцы. – Сейчас я счастливейший вервольф во всей вселенной.
– Который все равно решил принять в дар поверженного врага.
– Она может быть полезной.
– В хозяйстве? – скептически приподнимаю бровь, а Рамон усмехается, но тут же становится серьезным.
– Как ты знаешь, не только у меня на нее зуб.
– Артур, – выдыхаю я, и Рамон кивает, подтверждая мою догадку. – Ты хочешь отдать ее Волчьему Союзу?
– Да, это станет широким жестом. Предложением дружбы.
Я кривлюсь, вспоминая всех членов Союза. Они последние, с кем бы я дружила. Но иметь их во врагах опаснее.
– И гарантией того, что они оставят нас в покое, – заканчиваю я за Рамона. Его, меня, малышку. – Это действительно так? У нас получится? Только не надо лгать или приукрашивать, я сразу все пойму.
Рамон обнимает меня за плечи и целует на этот раз в губы. Долгим, похищающим мой разум и мою силу воли поцелуем.
– Мне незачем утаивать что-то от тебя, Венера. Я очень хорошо знаю Волчий Союз и Артура. Из Волчьего Союза уходят только посмертно, но мне удалось обойти систему, и они так просто это не оставят. Если, конечно, не получат что-то ценное взамен. Поэтому считай, что я покупаю свободу для себя и для нашей семьи.
Его шепот успокаивает меня, убеждает в том, что все хорошо. Шепот и руки, что блуждают по моему телу, то обнимая, то касаясь невесомо, с нежностью.
– А если не получится? – делюсь я своими сомнениями.
– Ты не веришь в меня, Венера? – ловит он мой взгляд.
– Я не верю Артуру и Вэ-Эс.
– Вэ-Эс? – хмыкает он. – Еще никто их так не называл.
– Да? Волчий Союз так и просится как-то его сократить.
Мы снова целуемся, а потом Рамон обнимает меня со спины, и мы стоим и наблюдаем за нашей малышкой. Это мгновения мира, хотя до мира нам еще далеко. Я-то считала, что война окончена, все самое страшное позади, а оказывается, главная битва впереди. И поэтому мое спокойствие уже не такое спокойное.
– Сколько у нас времени? – спрашиваю у него.
– Я собираюсь уплыть на рассвете. Чтобы не тянуть время. Чем раньше сдам
