— Можешь, — звенящим голосом произнесла я. — Отпусти.
Теперь он не ответил. Жадный взгляд скользил по моему лицу, остановился на губах, и я отвернулась, лишь бы не позволить ему целовать себя.
— Шанни…
— Отпусти меня!!! — закричала я, что есть сил.
И король отступил. Развернувшись, я поспешила уйти. Меня трясло. Слезы, казалось, пролитые, вновь застилали взор, но менее всего мне хотелось, чтобы он видел их. Я не желала, чтобы монарх знал о моих страданиях. Хэлл, дай мне равнодушия, пошли в душу холод, чтобы я могла быть язвительной, расчетливой, едкой, какой угодно, только не умирающей от боли. Молю!
Далеко я не ушла. Путь мне преградили гвардейцы. И я вспыхнула. Стремительно развернувшись, я опалила короля взглядом, полным ярости.
— Вот как, — произнесла я, сумев удержать желание, броситься на мерзавца с кулаками. — Что дальше? Прикажешь меня связать?
Ив приблизился, но в этот раз не стал прикасаться.
— Нам нужно объясниться.
— Каков смысл, если и без того всё ясно? — я неприязненно передернула плечами.
И король вскинулся. Он все-таки шагнул ближе и сжал мои плечи.
— Ничего тебе неясно! — воскликнул он. — Ничего! — затем выдохнул и постарался говорить спокойней: — Просто выслушай меня. Дай всё объяснить…
— Ты занимался с ней вокалом? — в фальшивом изумлении вопросила я. — Что вы разучивали? Арию лжеца, или оду слепой глупышке?
— Шанни…
— Проклятье! — прорычала я и отбила его руки. Сделав несколько стремительных шагов обратно к пруду, я развернулась и воскликнула:
— Боги, Ив, ты возил меня в оперу, чтобы пялиться на нее! Ты сидел рядом со мной и думал, как уложишь ее в постель!
— Шанриз…
— Ты превратил меня в посмешище для всего Двора! Они все знали, что ты катаешься к певичке, кланялись мне и смеялись в спину!
— Каждый, кто посмеет смеяться над тобой…
— Это ты позволил им смеяться! Ты! — выкрикнула я. — Ты сотворил из меня посмешище. Теперь будешь наказывать за то, что они по достоинству оценили шутку своего господина?
— Я не желал…
— Тогда бы не сделал, — ответила я и отвернулась.
— Проклятье, — выругался монарх. — Никто не должен был узнать… — я вновь обожгла его взглядом, и король поморщился: — Я не то хотел сказать. Шанни, я виноват… — теперь он сам оборвал себя и рывком расстегнул ворот сюртука, после жадно глотнул воздух и сделал шаг ко мне. — Душа моя, мои чувства к тебе неизменны. Я люблю тебя…
— Если цена твоей любви – унижение, то я ее не желаю, — глухо ответила я. — Отдай свою любовь певичке, она ведь именно такая, какой должна быть твоя женщина, верно? — Все-таки не удержав чувств, я болезненно покривилась. — Я ведь с самого начала говорила тебе, что так всё и закончится, а ты опоил, клялся… Я поверила тебе, Ивер Стренхетт, я ведь и вправду научилась доверять, а ты… Зачем ты вонзил нож мне в сердце?
Он вскинул на меня взгляд.
— Ничего не закончилось, Шанни, слышишь? Ничего не закончилось, — отчеканил монарх.
Не ответив, я побрела к беседке, король последовал за мной. Он не пытался заступить мне дорогу, просто шел по пятам и молчал, может, подыскивая слова, а может, ожидая, что я ему отвечу. Я не хотела отвечать. Хотела, чтобы монарх оставил меня в покое, хотя бы сейчас, но этого уже не желал он сам.
Усевшись на резную скамеечку в беседке, я устремила взгляд мимо венценосца, замершего на входе. Он некоторое время смотрел на меня, наконец, приблизился и, опустившись на корточки, упер одно колено в деревянный настил. — Лучик…
Я болезненно поморщилась и, встав, обошла его. Терпеть близость короля было тяжело. Однако из беседки так и не вышла. Обернувшись, я напомнила:
— У нас был договор, государь, и в нем имелось условие: я буду с вами, пока вы храните верность. Вы приняли это условие. Теперь вы это условие нарушили, может, и вовсе никогда не были верны…
Ив сжал мои плечи и рывком прижал к своей груди. Я дернулась, но, как всегда, без всякого успеха.
— Был, Шанни, я был тебе верен с первой минуты, — жарко заговорил он. — Я и сейчас тебе верен… — Я хохотнула, но король продолжил, не обратив внимания на мой сарказм: — Это всего лишь пустая интрижка без души и сердца. Так бывает, слышишь? Так случается, что мужчина кем-то увлекается, но продолжает любить свою женщину. Моя женщина ты, лучик. Она лишь тело для короткого мига отдохновения, но душа моя наполняется радостью, когда я вижу тебя…
— Хватит! — вскрикнула я. Голос подвел, и я надрывно всхлипнула. Все-таки вырвавшись, я отшатнулась и едва не полетела навзничь, оступившись, но монарх успел перехватить и вновь прижал к себе. Упершись ему в грудь кулаками, я вопросила: — Отдохновения? Стало быть, ты утомился со мной? Тогда о какой радости ты говоришь, если я тебе опостылела?
— Ты не слышишь меня, — мученически покривился государь. — Ты – моя жизнь, Шанриз, она лишь интрижка. Так бывает, пойми же! — воскликнул он, сражаясь с моим сопротивлением. — Я не от тебя устал, это иное… Да как же объяснить? Иногда нужно освежить эмоции… Проклятье, Шанни, что бы я сейчас не сказал, ты не уловишь смысла!
— Какой смысл в предательстве, Ив?! — воскликнула я в ответ. — Изменник всегда ищет выгоду, ради этого он отступает от клятв! Какова твоя выгода, Ивер Стренхетт? Какова выгода человека, у которого есть весь Камерат и женщина, которую он, как уверяет, любит? Чего тебе не хватало?! — выкрикнула я.
Я видела, что монарх начинает злиться. Мое ли неповиновение сердило его или же то, что его оправдания не достигали цели – я не знаю, но желваки на скулах задвигались, глаза сузились, и Его Величество ответил:
— Быть может, внимания? Быть может, мне хотелось, чтобы женщина ждала моего появления, радовалась и принимала с благодарностью всё, что я посчитаю нужным ей подарить?
— Разумеется, — криво усмехнулась я. — Виновна я. Прекрасное оправдание грязному предательству, лжи и лицемерию. Но если это так, то зачем ты стоишь и продолжаешь лгать? Ты нашел ту, кто приносит тебе радость. Ей достаточно денег, дома, золота, покровительства. Она не печется ни о ком, кроме себя. А я слишком увлечена чужим благом, я нарушаю дорогие тебе устои и не желаю выглядеть, как разряженная кукла. Так иди и будь счастлив! А меня оставь в покое. Отныне я не принадлежу тебе, Ив. Ты сделал свой выбор, а я, получив свободу, сделаю свой. И не вздумай преследовать того, кого я полюблю, ты более не имеешь на это право. Ты меня потерял…
И он впился мне в губы поцелуем. Я вскрикнула от отвращения, вывернулась и с остервенением потерла рот, желая избавиться от скверны предательства, испачкавшей меня. Глаза короля полыхнули яростью. Он обхватил ладонью мой затылок, сжал в кулак волосы и вновь прижался к губам.
— Моей была, моей останешься, — отчеканил он, оторвавшись от моего рта.
А потом толкнул к скамейке. Отлетев, я вскрикнула, ударившись о бортик беседки. Ив перехватил, завалил меня на сиденье и полез под подол.
— Нет! — в ужасе закричала я. — Не смей!
Он не ответил, продолжая избавлять меня от нижнего белья. Взбешенная осознанием скорого насилия, я размахнулась, ударила его по лицу и услышала звук, более всего напоминавший рычание. Я продолжала сопротивляться и уже сама не осознавала, что кричу ему, какая отборная брань срывается с моего языка. В это мгновение я забыла все уроки моей матушки, забыла, что значит быть благородной женщиной. Я билась за свою честь с остервенелой яростью. Защищалась, нанося вновь и вновь удары, куда придется, мало думая, что избиваю государя Камерата, потому что сейчас передо мной был не человек, потому что человек не станет делать то, что намеревалось сделать животное, рвавшее мою одежду. А потом меня ослепила пощечина, и я ощутила вкус крови на своих губах.
— Я никогда тебе этого не прощу, — прохрипела я и перестала сопротивляться.
Ив навис надо мной. Дыхание его было тяжелым, и взор, еще миг назад затуманенный ответной яростью, начал проясняться. Он смотрел на мои окровавленные губы, на разорванное платье, всклокоченные волосы, и слепое бешенство уступало место осознанию. Король отшатнулся, накрыл лицо рукой и застыл так ненадолго.
