Пока я обалдело таращилась на происходящее. меня не обошла очередная доза напоминания, кому принадлежу. Эйдан утянул меня с Роном в большое кресло и усадил к себе на колени.
— А как ты есть будешь? — растерялась я.
— Я не голоден, — шепнул мне на ухо.
А Рон вдруг протянул к нему ручки и спрятался у папы на груди, настороженно поглядывая на гостей. Оставалось только смириться с тем, что моя компания ему в сложившейся ситуации не кажется надежной.
— Он уже так к тебе тянется, — умилялась Тата, сжимая чашку чая изящными длинными пальцами. Временами в ее глазах искрили золотистые теплые блики, напоминая о ее сути. — Айвори, чудесный малыш! Ты — наша героиня! Столько всего вынесла…
Я не нашлась, что сказать, просто учтиво кивнула.
— …Мне бы хотелось, чтобы ты знала — что бы ни случилось, здесь вам будут рады, как дома.
— Спасибо, — улыбнулась я смелее. — Мне недоступно такое сравнение.
— Давно не была дома?
— Больше года, — пожала плечами. — И… мне бы там так рады не были.
Тата покачала головой и перевела взгляд на Рона:
— Можно мне попробовать завоевать доверие?
— Можете, — кивнула я. — Но он у меня недотрога.
Она отставила чашку и протянула руки к Рону:
— Весь в папочку. Пойдешь ко мне? Расскажешь про приключения… Как папу нашел.
И она улыбнулась своей волшебной улыбкой. Рон завороженно перекочевал в ее руки, но не пискнул, удивленно рассматривая новую знакомую. Доверие малыша к внешнему миру явно росло. Либо… он учился доверять своему миру. Рон найдет себя здесь.
И раньше я готовилась быть ему опорой в этом. Но теперь оказалось, что ему лучше опереться на тех, кто здесь свой.
А вот я вдруг почувствовала себя одинокой.
17
Смиртон сделал ход, как и предрекал Сезар. Но бояться им не нравилось. По крайней мере, пока.
Я убрал мобильный с сообщением и стиснул зубы. Они вызывали меня на допрос. Официально. Без объяснения причин.
Убивая Маппи, я наделал много ошибок, возможно, оставил следы. И это не входило в мои планы. Смиртон уже в серьезной зависимости от меня, но поставить его на колени полностью не хватало времени. Появление Айвори изменило многое. И, возможно, теперь ищейки президента взяли след моих истинных целей и намерений. Испугало их то, что они узнали мое истинное лицо? Скорее всего. Хотят посмотреть мне в глаза? Ну что ж… посмотрим…
Я поднял взгляд на Айвори. Она сидела в кресле у камина глядя, как Тата возится с Роном тут же на шкурах. И внутри все застыло немым вопросом. Она явно чувствовала себя чужой — руки сцеплены вокруг коленей, взгляд настороженный и уставший. Нет, я не питал иллюзий, что она засияет радостью, уехав от человеческой цивилизации, но мой мир, такой теплый на первый взгляд, для нее чужой.
Если я пойду дальше в своей ненависти к Смиртону, связи с людьми окажутся под вопросом. В мои планы не входило снабжать их. Рынок сбыта я всегда найду, обеспеченность Варлоу Вэллей не будет стоять под вопросом. Стратегия ухода с рынка Смиртона давно просчитана. Но я обещал Айвори, что она сможет учиться.
Когда зазвонил мобильный, я даже уже не удивился. С таким младшим братом и собственные мысли будет трудно скрыть.
— Это еще ничего не значит, — начал без приветствия Сезар.
Конечно, он в курсе полученного оповещения.
— Думают, подожму хвост.
— На полном серьезе. А это значит, что они пока не готовы к твоему другому ответу. Ты же примешь вызов?
— Приму, — процедил.
Я с трудом отвел взгляд от семейной идиллии, встал и направился на веранду.
— Возьми меня адвокатом.
Предложение удивило.
— У тебя же скоро свадьба.
— Одно другому не мешает.
— Уверен?
— Нет.
Я усмехнулся. Перед глазами угольками переливались горящие в ночи окна Варлоу Вэллей. А в душе тлела злость. Когти зудели вонзиться в глотку ищейке Президента Смиртона мистеру Лоуренсу, и вот он вдруг лично зовет на встречу. Вроде бы неплохой шанс. Главный вопрос — смогу ли я дать уйти ему живым.
— Я справлюсь, — вдруг дал обещание себе.
— Со мной — безусловно. Не ломайся.
— Не буду, — вздохнул. Я помнил, кто помог Арджиеву закрепить статус кво.
— Завтра в обед в Смиртоне.
— Да. До встречи.
Тишина за спиной могла бы показаться идеальной. Наверное, эта идеальность всегда и выдавала мне волчонка. Кай шагнул от двери:
— Уилл рассказал, что у тебя есть брат.
— Да, — кивнул, мягко улыбаясь и мысленно втягивая когти.
Кай сканировал меня безупречно.
— Настоящая семья, — улыбнулся Кай шире. — И как ты теперь?
— Немного странно. Но очень приятно.
— Я очень за тебя рад.
— Ты как?
— Я лучше, — соврал он. Лучше ему не будет. — Хант, я — не твоя забота больше. У тебя есть, о ком заботится.
— Я сам буду решать.
— Нет. Ты будешь стараться разорваться на части, считая, что несешь ответственность.
— Несу.
— Нет. — Такой упертости от волчонка я не ожидал. — Ты просто вспомни, как тебе было без семьи. Без Айвори и сына. Если забудешь, мы напомним, потому что видеть тебя в таком состоянии невыносимо. Ты меня понял, медведь?
Я усмехнулся:
— Понял.
Кай улыбнулся, не спуская с меня взгляда, но вдруг по лицу парня пробежала тень. Он нахмурился и схватился за перила. А я, не теряя времени, рванул с него футболку. Из штанов он успел выскочить сам, прежде чем руки скрючило в судороге, и он упал на пол. Хрип вскоре сменился сдавленным поскуливанием. Грудная клетка вытянулась, менявшиеся позвонки натянули кожу… и все это на голом теле. Обрастать шерстью он начал только поверх уже измененного тела, потеряв сознание. Я опустился рядом и сгреб его на колени. По телу Кая волнами проходила судорога, выталкивая клочьями шерсть. А я сжимал его, стискивая зубы… Невозможность как-то помочь облегчить его страдания выматывала. А сейчас просто вернула в реальность. То, что моя жизнь заиграла красками, ничего не меняло. Потому что мы с Каем до сих пор калеки.
— Кай, — услышал хриплое позади, и к нам подбежала Тата. Она осторожно села рядом и положила руки ему на лоб, заглядывая в морду волку. — Кай…
— Как часто это происходит с ним? — потребовал я сурово.
Тата подняла на меня взгляд, но соврать не посмела:
— Раз-два в неделю…
Я бы покончил с собой.
— Почему ты молчала? — глухо прорычал я. Волк в моих руках открыл глаза и завозился. Тата попробовала переключить внимание на него, но я не позволил: — Тата!
— Я ничего не могу сделать! — вскричала она. — Я смирилась!
— А я — нет.
— Ну и зря, — прорычала она натурально, сверкая на меня злыми глазами. — Прекрати уже, Хант! Хватит! Никому это не поможет, только хуже сделаешь!
Ее слова удивили. Я молча проследил, как волк поднялся с моих коленей.
— И давно ты так думаешь? — заговорил тихо. — Давно ты думаешь, что людям надо позволить все, что они захотят? Твой сын пострадал, неужели этого недостаточно?! Когда мы поднимем головы? Сколько еще наших детей должно стать жертвами их экспериментов?!
— Я устала, медведь! — закричала на меня Тата, поднимаясь на ноги. — Я. Устала. Я не могу думать обо всех сразу, я хочу покоя! Чтобы ты, наконец, перестал смывать кровью нашу жажду мести! Чтобы Кай хоть как-то продолжал жить дальше! Он жив, и я ценю это. И благодаря тебе! Но я не хочу больше войны…
Ее слова гнули спину. Я сидел на коленках, не в силах выпрямиться. А она стояла надо мной, сжимая кулаки.
— …Я не забуду, что с нами сделали, — продолжила она тихо. — Но я лучше буду видеть, как улыбается твой ребенок, чем то, как ты предпочитаешь воевать дальше…
Волк стоял, слушал и не шевелился. Я знал, что он все слышит и понимает, как если бы оставался человеком. Людям удалось лишь повредить механизм оборота, но не изменить личность. Хотя… Вынести все это и остаться прежним — невозможно. Мы с Каем разошлись на этом пути. Он смирился, принял и старался жить дальше. Я дрался, отказываясь признавать, что слабее тех, кто смог нас искалечить. Протестовал, захлебываясь ненавистью.
