отставку?
– Нет. – Мужчина грустно помотал головой. – Но все мои, так сказать, коллеги уверены, что меня больше нет в живых.
Так, история становится все занимательнее и занимательнее. Увлеченная рассказом Джонатана, я даже на время забыла о собственных невзгодах.
– Дело в том, Лариса, что именно я заметил темный дар в матери. – Джонатан теперь говорил медленно и настолько тихо, что мне приходилось напрягать весь свой слух. – И именно я предложил ей пройти через коррекцию дара. Естественно, из самых лучших побуждений. Я знал, что у нее в душе нет зла. Но моя карьера в инквизиции только начиналась, а следовательно, рано или поздно, но всех моих родственников обязательно бы проверили на наличие запрещенных способностей. Если бы выяснилось, что моя ближайшая кровная родственница – пусть и слабая, но все-таки темная ведьма, то мне пришлось бы распрощаться с мечтой о повышениях. Я бы навсегда остался мальчиком на побегушках, которому никогда не доверяют ничего сложного. А ведь я подавал определенные надежды. Моим наставником был сам Этан Гург. И многие думали, что он готовит меня на место старшего, а то и главного инквизитора. К тому моменту о вражде Этана и Джестера знала уже вся инквизиция. Мало кто сомневался, что рано или поздно старый опытный интриган переиграет молодого строптивого зятя и сумеет сместить того с теплого местечка.
Джонатан медленно облизнул пересохшие губы. С гримасой страдания принялся растирать виски, как будто страдая от невыносимой головной боли.
– Все-таки прозорливости Этану не занимать, – наконец, глухо проговорил он. – Он сразу заметил, что со мной что-то не то. Я стал слишком рассеянным, слишком замкнулся в себе после своего неожиданного открытия. Тогда Этан вызвал меня на откровенный разговор. Я не особо противился и быстро выложил ему все свои тревоги и сомнения. К Этану в то время я относился, наверное, как к отцу, которого никогда не знал, – он погиб еще до моего рождения. И я очень боялся его подвести. Как же, такой позор! У одного из помощников верховного инквизитора мать – ведьма! Но Этан… Этан лишь посмеялся над моим страхом. Он сказал, что давно увидел в душе моей матери зачатки тьмы, и просто ждал, расскажу ли я ему об этом или предпочту скрыть. Мол, это была своего рода проверка на преданность. И теперь, когда я прошел ее, он поможет мне. Сам проведет коррекцию дара у моей матери. Она станет совершенно обычным человеком. О произошедшем никто и никогда не узнает, стало быть, ничто не будет угрожать моей дальнейшей карьере.
Джонатан все-таки не выдержал и сорвался на тонкий полувздох-полувсхлип. Было видно, что ему очень больно рассказывать все это. Уголки губ мужчины то и дело дергались вниз, глаза как-то лихорадочно блестели, как будто он из последних сил сдерживал слезы.
– Стыдно вспоминать, каким счастливым и воодушевленным я приехал к матери, – глухо произнес он. – И еще постыднее вспоминать, как я уговаривал мать на коррекцию. Ей моя идея с самого начала не понравилась. Она пыталась убедить меня, что ее дар и даром-то назвать сложно. И тогда я… Я припугнул ее. Напомнил о странной смерти моего отца. На самом деле, ничего в ней удивительного и загадочного, конечно, не было. Он всегда отличался неумеренной любовью к выпивке. И однажды после очередной пьянки его сердце просто не выдержало. Но я сказал матери, что ее вполне могут обвинить в случившемся. Мол, эка невидаль – жена решила расправиться с опостылевшим мужем при помощи смертельного проклятия. А поскольку времени с того происшествия прошло уже немало, то доказать ее невиновность будет практически невозможно.
Я недовольно поджала губы. До этого момента история Джонатана вызывала у меня сочувствие. Но теперь мне стало жалко его мать. Бедная женщина! Услышать настолько чудовищное обвинение из уст собственного сына!
– Да-да, Лариса, я полностью разделяю ваше мнение по поводу моего поступка, – верно интерпретировал выражение моего лица Джонатан. – И вы представить себе не можете, как часто за прошедшие годы я жалел, что выпалил ей тогда все это в порыве чувств. Возможно, крохотным оправданием послужит то, что именно Этан подсказал мне, как надо надавить на мать. К тому же я был совершенно уверен в том, что поступаю лишь во благо ей. Просто не понимал, почему она так упорствует. Коррекция дара – это же так легко и безопасно.
Последнюю фразу мужчина выплюнул с нескрываемым презрением и отвращением. Некоторое время молчал, закрыв глаза и тяжело дыша.
Помалкивала и я.
Если честно, я чувствовала себя немного… неловко. Мягко говоря. Как-то не привыкла я к тому, чтобы абсолютно незнакомый человек так внезапно вываливал на меня всю историю своей жизни. Но прервать Джонатана казалось мне в высшей степени невежливым.
Интересно, а мое отсутствие уже заметили? И если да – то начали ли искать?
– Лариса, я почти завершил, – с легкой ноткой обиды проговорил Джонатан, вновь каким-то чудом угадав мои мысли. – И не переживайте. Тут вас никто не найдет. Даже если Этан воспользуется поисковыми чарами, то потерпит неудачу. Джестер позаботился об этом.
– Извините, но я все-таки не совсем понимаю, как ваша в высшей степени печальная история относится ко мне, – осторожно произнесла я, аккуратно подбирая слова.
– Не просто печальная, но в первую очередь поучительная. – Джонатан грустно усмехнулся. – Вы сказали, что с радостью бы согласились на коррекцию дара, потому как это разрешило бы все ваши проблемы. Так вот, Лариса. Сделав это, вы обрекли бы себя на долгое мучительное угасание и в конечном итоге предпочли бы самостоятельно свести счеты с жизни. Потому как именно так и поступила моя мать. В конечном итоге она согласилась на эту процедуру. Ее проводил лично Этан. И какое-то время я считал, что все прошло отлично и без малейших нареканий. Мать не жаловалась на боль или какие-то неприятные ощущения. Напротив, она казалась такой умиротворенной и счастливой. И со спокойной душой я уехал в Мефолд. Несколько месяцев я не появлялся дома, выполняя поручения Этана. А когда все-таки вырвался навестить родных, то…
Джонатан запнулся. В его карих глазах внезапно сверкнул гнев, на бледных впалых щеках запылал румянец.
– Когда я увидел мать – то не мог поверить глазам, – глухо прошептал он. – От прежней нее осталась лишь тень. Меньше чем за полгода пышущая
