Ольге и Пашке повезло – не иначе им сами шельмы ворожили и на Земле. Всего-то и нужно было постоять тихонько рядом с двумя сестричками, которые доставали из больших коробок какие-то стерильные расходники, скорее всего – капельницы, раскладывали их по полкам и болтали между делом. Отвод глаз работал, и главное было не чихнуть от резких больничных запахов.
– Ты чего дерганая, Тань? – спросила одна из девушек.
– А ты не знаешь? Сегодня Хасхатова от аппарата отключать будут. И почему именно в нашу смену, а?
– Да ладно тебе, – с легкой небрежностью ответила ей товарка. – Спорим, папаша опять денег даст, и будем бегать вокруг ВИП-пациента еще неделю.
– Хорошо бы, – протянула Таня, – да все равно стремно. Сегодня Роман Сергеевич дежурит, сама знаешь, какой он принципиальный.
– Зато Хасхатов-старший с охраной ходит, а это аргумент. Хотя жалко мужика до слез: единственный сын – и неоперабельная аневризма в голове. Тут уж хоть миллион промеж ушей всунь – не поможет.
«В голове, это хорошо, – с легким злорадством подумала Ольга. – Так Хайрему и надо – вот сам и попробует на сером веществе помагичить. А то взялся нашего Троя критиковать – вот так надо было или вот эдак, а не так. Тьфу! Лично я своими мозгами очень довольна. Ювелирная работа».
Опознать ВИП-палату было проще простого: у двери охранным идолом застыл секьюрити. Пашка мимоходом посочувствовал мужику – магу-мозголому этот бедолага не соперник, какого бы калибра огнестрельная железяка ни висела под свободным черным пиджаком.
А в палате царила безнадега. Мужчина лет пятидесяти понуро сидел у кровати больного. Он осторожно сжимал бледную руку юноши, утыканную иголками и датчиками, и даже не заметил маленькой драмы, случившейся с его охраной. Прибор мониторинга вяло пиликал, а больше ничего не происходило, хотя мужчина знал, что должны прийти медики. И ждал, давя в себе ужас. Ждал и готовился вымолить, выпросить, выкупить еще несколько сладких часов жизни для своего мальчика. Пусть в коме, но он еще здесь, его драгоценный мальчик, он еще есть.
Хайрем коршуном подлетел к кровати, не заботясь об окружении – со вторым охранником разберется менталист, а его ждет работа. Ольга отлично выбрала кандидатуру в спасенные – и случай интересный, и мальчику помочь приятнее, чем тому чревоугоднику, что лежал сейчас в соседней комнате.
– Подождите, доктор, – заговорил мужчина, почувствовав постороннее присутствие. Никого, кроме врача, охрана бы не пропустила. – Подождите. Пусть мой Тимур еще подышит. Всевышним заклинаю! – Горемычный отец так и не оторвал глаз от бледного лица сына. – Любые деньги дам, доктор! Миллион хотите?
– Любые деньги, говорите, господин Хасхатов? – Ольга тронула мужчину за плечо, желая отвлечь его внимание от медикуса, который готовил первый акт пьесы под названием «Жизнь за платину». Тронула и отшатнулась, так стремительно и мощно вскочил на ноги этот, казалось бы, раздавленный горем человек.
– Спокойно, – Пашка перехватил занесенную для удара руку, – вам ничего не угрожает.
Мужчина сильную, но деликатную хватку парня оценил.
– Ты как, тёть Оль? – по-русски поинтересовался Пашка, не отводя глаз от соперника.
– Испугалась, – ответила Ольга честно. – Все, Павлуш, отпускай. Он больше не будет.
– Почему знаешь, что не буду?
– Потому что теперь ты видишь, что я женщина. Ты сильный джигит, ты не станешь со мной воевать.
– Чуть не опозорился из-за тебя, женщина. – Хасхатов говорил с едва заметным кавказским акцентом.
– Прости, я не хотела застать врасплох, так получилось. – Ольга говорила почти в пустоту – Хасхатов со злым прищуром смотрел на обоих своих охранников. Посмотреть было на что – оба амбала ровненько стояли у стеночки, как роботы на подзарядке. Лица дебильно-невинные, глаза пустые.
– С ними все хорошо, не переживай. – Ольга тщательно отвлекала Хасхатова от аномально спокойных личников. – Давай лучше познакомимся. Я Ольга.
– Арслан. Ты слишком смелая. – Тон кавказца передавал всю глубину его неудовольствия.
– Да, – согласилась Ольга, – мне говорили.
Оля смотрела не на собеседника, а ему за спину. Хайрем стоял и ждал, когда на него обратят внимание, тем самым давал понять, что готов работать на публику. И вообще готов побороться за эту жизнь и победить.
– Арслан. Послушай меня внимательно. Не кричи и не дерись, только себе хуже сделаешь. Себе и сыну. – Ольга терпеливо отслеживала момент, когда Арслан сосредоточится на ней полностью. – Мы можем поставить твоего сына на ноги.
Кровь бросилась старшему Хасхатову в лицо. Эта тварь! Эта самка шакала! Эта шайтаниха в благообразном женском обличье смеет насмехаться над его горем!
Оля пошатнулась от шквала этих эмоций, на глаза навернулись слезы сочувствия. Не поверил. А кто поверил бы?
Джигиту крупно не повезло – многосильный Хайрем Оусс выпустил из пальцев дозу успокоительного, которой хватило бы утихомирить банду футбольных фанатов после проигрыша любимой команды. Ну, не рассчитал с перепугу за госпожу предводительницу, забылся, не внес поправку на то, что обезмаженные земляне на любое воздействие реагируют как на десятикратное.
Даин Сагар перехватил контроль над телом и плюхнул его на стул со всего маху, рискуя организовать клиенту ушиб копчика.
Оля лупанула в беднягу вектором, в который собрала все те нежности и заботу, с которыми утешала загрустившую Тырю.
– Тёть Оль, так я сбегаю водилу придержу, да? – разрядил обстановку Павел. Говорил он по-нрекдольски, желая, чтобы новоявленные соплеменники его поняли. И сорвался с низкого старта – хотелось скорее удрать из этой палаты, пропитанной горем и близкой смертью. Пашка как будто воочию увидел на месте этого измученного человека своего отца, и это было страшно. Страшно и больно.
Арслан приходил в себя несколько минут – конечности, мозги и волю пришлось собирать в кучу, как после наркоза. Но память не подводила, сохранила главное – эта седая женщина в вызывающей одежде обещала помочь Тимуру и, кажется, убеждена в том, что сможет. Смотрит открыто и встревоженно. Вон глаза какие уверенные, хоть и повлажнели от слез. Арслан опять начал наливаться гневом – нельзя же так издеваться над отцовским горем!
Тихое и хриплое, похожее на «да-да» заставило кавказца резко обернуться. На него смотрели усталые, но ясные, не помутневшие от боли глаза сына. Юноша хотел сказать что-то еще, но ему мешала плотная маска на лице. С дикой надеждой Арслан обернулся к женщине, но та внимательно слушала третьего мужчину в черном. Наконец она кивнула и заговорила на русском.
– Наш целитель сказал, что сейчас вашему мальчику не больно, просто неприятно от этих медицинских штук. Он все слышит и все понимает.
– Но как? Доктор сказал, что кома медикаментозная. Как? – Арслан хотел опять вскочить, но Оля остановила, положив руку на его плечо.
– Доктор сказал, а целитель сделал. Сделал пока немного, ровно столько, чтобы убедить тебя – Тимура можно вылечить. Не будет ни головных болей, ни тошноты, ни обмороков.
– Делай! Скажи ему – пусть делает! Заплачу сколько скажешь! Дом продам! Только вылечи мне сына! Слово Арслана Хасхатова!
Оля покосилась на менталиста, тот кивнул – можно верить.
– Дом продавать не надо, – сказала твердо и спокойно, хоть и чувствовала себя распоследней сволочью. – Ты в этом городе живешь?
Кавказец кивнул.
– Сколько налички собрать можешь за час?
– Три миллиона через двадцать минут подвезут. Еще три в течение двух часов. Я звоню!
Оля опять кивнула, хотя, ее согласие уже не требовалось. Арслан принял решение..
– Трех пока хватит, уважаемый.
Арслан неверяще взирал снизу вверх. Всего три миллиона? За жизнь и здоровье его мальчика?
– Не все так просто, – начала торг Оля. – Мне нужна платина в слитках. Много платины и очень быстро.
– Денег дам. Сходишь в банк, купишь.
– Денег возьму триста тысяч наличными. А на три миллиона ты мне платину купишь. На свое имя. Триста тысяч – это за твое здоровье. И еще сопровождающего надежного дашь. Мы города не знаем. Условия устраивают?
