Давайте отведем ее в комнату отдохнуть. Не имеет значения, что мы думаем друг о друге. Потребности Уиллоу важнее, чем выяснение иерархической лестницы.
Все трое согласились, ярость покинула их тела, когда они вспомнили обо мне.
Они снова собрались вокруг, поддерживая меня и помогая двигаться вперед. И это сработало. Я чувствовала прилив сил, когда мы двигались по территории кампуса. Словно я могла черпать из них энергию, пока мы шли.
После этого мы быстро поднялись на мой этаж, и когда мы вышли из лифта, я услышала смех Виктории, доносящийся из ее комнаты. Она все еще отлично проводила время и не стеснялась быть громкой.
Мы подошли к моей двери, и я услышала, как открылась ее дверь. Я обернулась и ожидала увидеть ее там, отчитывающую меня за то, что я привела сюда троих парней, но тут же шокировала и замолчала.
Один из друзей Александра, Квинтон Норт, высунул голову из проема и посмотрел на нас.
— Это твой Низший друг? Скажи ему, чтобы шел сюда на наш секс втроем!
Из комнаты донесся голос Виктории. Ее голос звучал требовательно и нуждающе, как всегда.
— Э-э, нет, — пробормотал Квинтон. — Ложная тревога. Должно быть, это ветер или что-то в этом роде.
— Тогда закрой дверь и возвращайся сюда, чтобы закончить то, что начал, — крикнула Виктория, и Квинтон поднял брови, глядя на нас.
Именно тогда было заключено негласное соглашение. Никто из нас никогда больше не упомянет этот момент. Мы не видели друг друга, и говорить было не о чем. По крайней мере, между комнатами мне до смерти хотелось поговорить об этом с ними троими, как только мы останемся наедине.
— Что это было?
Я хихикнула, выдохнула и покачала головой. Мои волосы снова напугали меня. Они были такими длинными и темными, с густыми завитками. Я всегда ожидала, что они будут короче и ярче.
— Она что, распутничает? Какой скандал! Если кто-нибудь узнает о диких выходках Виктории, особенно с Низшими, вы можете себе представить?
Я была немного драматична, но какая- то часть меня вкладывала в эти слова немного обиды. Она была такой лицемеркой, говоря мне следить за собой, когда тайком приводила в свою комнату больше одного мужчины. Какой образец добродетели, подумала я, закатывая глаза.
— Пристрастия Виктории — самый тщательно хранимый секрет Кримсона, — сказал Ром с улыбкой. Он перевел взгляд с Александра на Люка и обратно на меня.
— Разве ты не помнишь, какая она на самом деле? То есть под фальшивой оболочкой?
— Очевидно, нет, — ответила я, выгнув бровь. Я подавила зевок и потянулась, чувствуя, как на меня снова накатывает усталость.
— Хотя мне следовало бы вспомнить, но я не могу думать об этом прямо сейчас.
На этот раз я зевнула и снова потянулась, и с каждым шагом к своей кровати я снимала платье, лифчик и трусики.
К тому времени, как я голышом скользнула под свои мягкие, скользкие простыни, я чувствовала себя маленькой овечкой, которую выставляют напоказ перед клетками со львами. Выражение голода на лицах каждого мужчины было впечатляющим зрелищем, но я слишком устала, чтобы что-либо с этим поделать.
На этот раз меня не затянуло в темноту. На этот раз мне действительно приснился сон. И пока я грезила, мой мозг восстановился, и я еще немного поправился.
Помогло то, что большинство моих снов были наполнены удовольствием и одними и теми же тремя великолепными мужчинами, снова и снова.
* * *
Я проснулась другим человеком. По крайней мере, не так, как днем ранее. В кои-то веки мой разум прояснился и наполнился воспоминаниями, которые, казалось, соответствовали этому миру.
Я открыла глаза, и в них хлынул яркий солнечный свет. Я посмотрела на площадку у двери и увидела, что трое мужчин спят в разных местах, и каждый из них выглядит более неуютно, чем предыдущий.
Люк лежал, раскинувшись, положив голову на одну из моих бархатных подушек с шезлонга под окном. На мгновение я представила, как мы лежим вместе, запутавшись конечностями в простынях. Просыпаюсь при солнечном свете после долгой ночи секса.
Но это была не эта комната, и я не была этой девушкой. Я была другой, с розовыми волосами и дерзким характером. Та, которая дралась как сумасшедшая, и у нее были шрамы от ударов кулаками по людям и стенам, изрезавшие кожу на костяшках пальцев.
Я ахнула и поднесла руки к лицу, чтобы посмотреть на шрамы. Это были складки с маленькими узелками и линиями, края шрамов, но не такие глубокие, как мне помнилось.
Так что мои руки не были изящными, гладкими, нежными руками Высшей, и все же они не были покрытыми шрамами, грубыми руками из моей памяти.
Как странно.
И снова меня затянуло обратно в мою собственную голову, где, казалось, все встало на свои места. Конечно, я помнила моменты с Люком, но я также помнила моменты с Ромом.
Ром сидел в кресле. Он каким-то образом завоевал лучшее место для сна, хотя и свернулся калачиком в неудобной позе. Его длинные ноги были наполовину подогнуты под него, а голова покоилась на спинке, отчего шея изгибалась под болезненным углом.
Он был так красив. Свет играл и танцевал на завитках его черных волос, и я страстно желала, чтобы он открыл свои зеленые глаза, украшенные драгоценными камнями, и поймал мой пристальный взгляд.
Я любила Рома. По-другому это описать было невозможно. Я любила его всем сердцем, но каждый раз, когда я смотрела на него, я чувствовала потерю. Я видела его избитым и в синяках. Я видела, как он прыгал по тротуару под дождем в унылом, грязном городе где-то далеко отсюда. Я держала его голову в своих руках, когда он умирал, и ни одна скорая помощь не приехала за нами в эту часть города.
Итак, откуда взялось это воспоминание?
Я была Высшей. Я родилась Высшей и выросла в привилегированной жизни Высших. Из того, что я узнала до сих пор, Роман Венеди был лучшим другом и правой рукой Александра. Я знала их много лет, еще со школы, но мы никогда ничего не делали до вечеринки. Мы никогда не были наедине, так как же я могла любить его, и откуда у меня были интимные знания о том, каков на ощупь его член в моей руке и как он звучал, когда кончал?
— Ты ведь не она, да?
Голос Александра ворвался в мои мысли.
Он сидел рядом с шезлонгом. Он спал на полу, свернувшись калачиком и обнимая другую
