это только второй день. Садись-ка рядом со мной.
Он опустился на камни, бережно положив рядом непослушный инструмент. Под ребрами, там, где прежде сочилась кровью жуткая рана, кольнуло глубоко и заныло, но эта боль была вполне выносима, будто мутная память, пришедшая из другой жизни. Бард мог ходить, даже бегать, все еще удивляясь лекарскому волшебству амфитритов. Море плескалось у его ног, щекотно облизывая пятки, от солнечных отблесков, метавшихся в воде, день казался прекрасным.
— Сегодня покину вас. Только не сердись, Бирессиа, — Леос прислонился к ней, с блаженством ощущая ее прохладное гладкое тело. — Теперь я совсем здоров. Словно родился снова. Знаю, знаю, что всем обязан тебе, — он обнял ее, задержав дыхание и взгляд на ее красивом лице с маленьким носом, по-детски пухлыми приоткрывшимися губами. — Я всегда буду помнить тебя. Как только увижу море, мне будут видеться твои глаза. Как услышу, журчание воды, мне будет чудиться твой ласковый голос. Цветы и небо мне будут напоминать о тебе всякий раз. И все песни, которые я сложу, — в них будешь ты.
— Я тоже буду вспоминать о тебе. Буду часто вспоминать твои слова. Только зачем ты уходишь? Не надо, — она взяла его ладонь, большую, теплую, как южное солнце, и положила себе на грудь. — Не уходи. Тебе будет хорошо со мной. Клянусь, бард, лучше, чем с любой из земных женщин.
— Мне нужно скорее в Иальс. Я бы ушел этой ночью, если бы не боялся, что ты обидишься.
— Зачем, Леос? Пыльный, грязный город с толпами злых людей. Зачем? — спросила она, уже зная ответ и чувствуя, как поднимается горькая волна обиды.
— Я хочу увидеть ее. Не могу больше ждать. Прости… — он отвел со лба амфитриты синеватую, мокрую прядь. — Милая Бирессиа, прости.
— Я же сказала, мэги не нужна твоя помощь. И ты ей не нужен. Воин с быстрым мечом спас ее в тот вечер. Но и он ей не нужен. Мэги Астре не нужен никто. Понимаешь? — амфитрита встряхнула его за плечо, глядя жалобно глядя зеленоватыми, прозрачными, как слезы глазами. — Прошу, забудь о ней. Представь, что ты умер и родился снова там, где ее больше нет. А пойдешь за ней — ничего не будет хорошего, кроме слез твоих и моих.
— Откуда ты знаешь? Откуда вы знаете столько о людях на берегу? — на какой-то миг ему показалось, что все ее слова — правда, самая ясная, нашептанная морской богиней, но от этого только еще сильнее захотелось бежать в Иальс, скорее отыскать Астру и… никто не знает, что будет потом.
— Откуда знаем?.. Вода знает. Она в тебе и во мне. В листьях на дереве, в этом камне и в небе каплями дождя. Она везде. Уходит и снова возвращается в море. Вода знает все, нужно только уметь слушать ее. А ты послушай меня, — она прижалась к нему и поцеловала его губы влажно и мягко. — Не ходи в Иальс. Хочешь, поплывем вместе на юг? Обнимем друг друга и поплывем к теплому морю. Я покажу тебе коралловый лес, прекрасные сады Эрисы. Покажу наши дворцы и великолепную Атрию.
— Я должен сначала пойти в Иальс, — упрямо сказал бард. — Должен. Может быть, позже вернусь, если действительно, как ты говоришь, она прогонит меня. Но сейчас я могу думать только о ней. Астра Пэй, — произнес он, будто пропел, вслушиваясь в звук ее имени.
— Ах… — амфитрита поднялась и отбросила раковину ихтионита ногой. — Хорошо же! Иди за своей Астрой Пэй. Но знай, бард, не будет тебе счастья и покоя. И то, что ты ищешь, уходя сейчас, ты тоже не получишь, глупый, смешной бард! Я же сказала — ей не нужен никто!
Она бросилась в воду, плеснув, как большая рыба. Леос смотрел на гибкие движения голубоватых рук и на темные волосы, плывущие в воде извиваясь, будто ленты водорослей, и ему отчего-то хотелось броситься следом, не думать о том, что так сильно тревожило, мучило вчера и сегодня.
— Может быть, зря я родился снова? — прошептал он. — Зачем мне самый сказочный мир без нее?! Без Астры Пэй — милой принцессы чудес…
Бард поднял раковину; увидев тонкую трещину, расколовшую перламутровую поверхность, печально качнул головой. Он встал и, сунув инструмент амфитритов за пояс, зашагал к Иальсу. По пути к городским стенам, показавшимся за пролеском, пальцы его скользили по разбитой раковине, и он улыбался, вспоминая рассказ мэги о песнях морских волн, которые она любила слушать в детстве. Иногда откуда-то из листвы мерещились влажные глаза Бирессии, следом слышались ее слова, и тогда сердце болело сильнее, чем кровавая рана от пиратского меча.
Тяжело груженая повозка, завалившаяся набок, перекрывала дорогу, и прохожие ругались, пробираясь обочиной, цепляясь одеждой о колючие кусты. Не отвечая на крики и тычки, возница-гном мрачно топорщил бороду, желтую, похожую на растрепанный веник.
Стражникам пришлось открывать вторую створку ворот, и громче всех поносить глупого гнома, устроившего им с утра такую неприятность. Сам господин Сирс казарменный смотритель, вышел, кутаясь в серый плащ, крикнул сорванным хриплым голосом:
— Проходите! Сюда вот! И не спешите! Ради бога Праведного!
— И денежки готовьте, чтобы не было вам его Плети! Двадцать шилдов! Двадцать шилдов за вошедшее лицо! — подпевал ему страж с алебардой наперевес.
— А если морда или рожа? — хихикнул один из озорных гостей города, ныряя между колесом телеги и стеной. Крепкие руки воинов порядка тут же выдернули его за воротник.
Толпа тянулась к проходу, образовавшемуся справа от поломанного экипажа. Взвизгнула какая-то девица — видно, ущипнули в толкотне, а то и под юбкой пошарила нахальная лапа. Леос пробирался в давке, пристраиваясь ближе к начальнику гномьего каравана. Так и скользнул за ним в ворота, не уплатив положенной пошлины, и, не пугаясь обещанной Плети, затерялся быстро в неровных окраинных улочках Иальса — крики нахрапистых стражников сотрясали воздух уже не для него.
Бард шел к «Серебряному шлему», и в утренних лучах ему все мерещился рыжий отблеск на волосах мэги, а рука тянулась к хрупкой резной коробочке в кармане, подаренной Коралиссом, пальцы гладили теплую кость морского зверя. Розовая жемчужина, лежащая на комке сухих водорослей внутри коробочки, должна была понравиться Астре. Бард думал, как проденет витую нить сквозь жемчуг, наденет подвеску возлюбленной на шею; мечтал о теплых губах, которые влажно прикоснутся к его щеке, благодаря за подарок.
— Дорогу! До-о-рогу высокородной! — пронзительный мальчишечий голос прервал сладкие мечтания.
Мимо проплыл паланкин, цветы, плетеные из серебряной проволоки, позванивали в такт шагам полуголых носильщиков. Перья на балдахине покачивались, кисейные занавески
