мордашкой.
— Замолчи, — глухо сказал Виль и Фико будто наткнулся на стену. Он замер и провел рукой по лицу, будто стирая одному ему известные воспоминания.
Лисса. Он ударил мастера по больному. Фико не хотел. Или… О нет, он хотел.
С тех самых пор, как Виль выгнал его, он хотел. Он хотел увидеть боль на его лице. Он хотел, чтобы мастер почувствовал его собственную боль. Ведь на самом деле Фико было больно, так больно тогда.
И вот сейчас он стоял и смотрел на лицо Виля. Смотрел и не чувствовал никакого удовлетворения.
А говорят, что месть — сладка. Врут. На душе у Фико вдруг сделалось так погано, будто он предал лучшего друга и только сейчас это понял.
Лина стояла ни жива ни мертва, и только переводила взор с наставника на Фико.
“Вот оно что… А ведь я как чувствовала. Значит, Лисса была для него не просто ученицей”, — девушка грустно усмехнулась и на душе стало пусто и темно.
“Он…он ее любил? Или…ну, просто. Она девушка, он мужчина. Вокруг эти ларги. Много ли надо, чтобы их друг к другу потянуло?”.
Лине очень хотелось, чтобы все было именно так. Да и…
В конце-концов, она ведь тоже любила. Любила Олега. Так что…
“Похоже…”, — девушка посмотрела прямо на Виля и он ответил на ее взгляд.
“Похоже, у нас с ним много общего”.
Лина вздохнула и первая отвела глаза. А потом неожиданно спросила, повернувшись к Фико:
— Ну, и чей это был синго? Вы не договорили.
Замерший, напряженный Фико отвел глаза от мастера.
— А ты до сих пор не поняла? Я же сказал прямым, ну, почти прямым текстом — здесь схрон Одинокого.
— Но каков же наглец, этот Одинокий, а? Прямо перед носом у всех охотников, в одном из самых первых форпостов. Ведь здесь никто и не думал его искать, схрон-то. Верно, мастер?
Фико, коснувшись любимой темы, отмер и глаза его заблестели.
— Спрятал, можно сказать, на самом виду. Но как, как ты смогла его разбудить?
Или…Ведь ты не из нашего мира, верно?
Бывший ученик мастера вдруг остро взглянул на Лину.
Девушка нахмурилась и воинственно ответила:
— И что из того?
Фико прикрыл глаза и процитировал на память:
“Настанет день, и уже близок он, когда волею Одинокого разверзнутся небеса и юная дева, с волосами как восходящее Солнце сойдет на Аракс. И будут очи ее голубые как небеса. И будет сердце ее холодно как камень. И разобьется сердце ее вдребезги. И родится дева заново и обретет силу великую…”
Виль поморщился:
— Стихира храмовников? Ты до сих пор помнишь эту дребедень?
Фико взвился:
— Ты никогда не понимал ничего, кроме боя, Виль. Защита, нападение. Выпад, защита. Укол! Вот твоя религия.
А здесь, — Фико постучал себя по лбу, — в этих стихирах храмовников все было сказано. Все!
Никто не верил. Только я… Я верил!
Мужчина устало посмотрел на Виля.
— Мастер… Неужели ты не видишь, что все сходится?
Виль вздохнул.
Конечно, он знал эти стихиры храмовников. Нет, не наизусть, как Фико, но знал.
— Ты намекаешь на то, что тонкая грань между мирами закроется только тогда, когда “невинная дева с глазами как небо и волосами как заря” появится здесь?
Фико облегченно вздохнул.
— Наконец-то ты понял… Наконец-то!
Виль посмотрел на него скептически:
— И ты уверен, что моя ученица — это она?
Лина напряженно смотрела на обоих и в конце-концов не удержалась и спросила:
— Виль, он о чем?
Охотник махнул рукой:
— Местный эпос. Древний, как сам Одинокий. И знают его практически все на Араксе. Остался со времен храмовников. В нем говорится…
Лина перебила:
— Да поняла я, о чем там говорится. Но при чем тут я-то? Мало ли какая может быть иномирянка. У вас тут они что, редкость? Вы вон сразу поняли, что я попала в этот, как его, мерцающий, портал. Значит, не редкость.
Права я?
Виль хмыкнул и посмотрел на Фико. Фико поднял бровь.
— Редкость. Но бывает, — синхронно сказали оба и внимательно посмотрели на Лину.
Виль смотрел на нее так, будто увидел первый раз. Лине стало жарко.
— Да вы что, серьезно?! — она ошарашенно посмотрела на обоих мужчин.
— Ну нет. Это никак не могу быть я.
Виль продолжал смотреть на девушку долгим, испытующим взглядом.
“А ведь после обращения она все говорила про второе сердце. Я еще подумал, что это обычная перенастройка магических каналов. Но если взять гипотезу Фико…то…выходит?!”
Охотник замотал головой.
Лина сжалась и неожиданно выпрямилась как пружина:
— Нет. Точно не обо мне. Там же говорится что-то про “невинную деву”. Мне, на минуточку, тридцать пять лет. И на невинную деву я не тяну от слова совсем.
Фико слушал девушку, но глаза его то и дело возвращались к ее синго. А еще к мечу.
“Опоздал. Не повезло… Но, если все действительно так, то в любом случае я не смог бы пробудить этот синго. А меч… Одинокий! И меч в том числе.
Вот и не верь после этого записям храмовников”.
Лина заметила его жадный взгляд и заслонила синго рукой:
— И нечего так смотреть на моего Персика!
Губы Фико растянулись в шальной улыбке, а голубые глаза заискрились.
Виль опешил и уставился на ученицу так, как будто она сказала что-то неприличное.
— Какой еще Персик? — охотник сглотнул, почувствовав в горле комок.
— Ученица…Ты что, дала имя своему синго?! — Виль смотрел на нее широко открытыми глазами и бледность вдруг покрыла его лицо.
Губы Фико вдруг лихорадочно задвигались, но ни звука не сорвалось с его языка. Только глаза бывшего ученика Виля сияли как две утренние звезды.
Лина ошарашенно переводила взгляд с одного охотника на другого.
Что это с ними?
Она что-то сделала не так?
Лина нахмурилась и даже попятилась. Правда, далеко от наставника она не отошла. Ее отнесло от Фико. От этого странного типа с блестящими глазами, видит Бог, нужно держаться подальше. Явно неадекватный молодой человек.
Наконец Виль прокашлялся и посмотрел на Фико с непонятным выражением на лице.
Фико сглотнул и попытался что-то сказать, но безуспешно.
Только улыбка все так же растягивала его губы.
— Да в чем дело-то? Что вы все к моему синго привязались! Он мой! Как захотела, так его и назвала. Тем более, ему очень понравилось!
Лина коснулась старинного боевого оружия и синго засиял под ее рукой мягким изумрудным светом.
Виль отмер.
У Фико проснулся дар речи.
— Н-не может быть, —
