Несколько минут просидев на кровати, я медленно поднялась, прошла к своим, так и не разобранным дорожным сумкам, присев, достала из бокового кармана томик «Священных жизнеописаний», некогда подаренный матушкой Иолантой, и вместе с ним вернулась на постель, за неимением второго стула, вынужденная устроиться на ее краешке. Тисненную золотом кожу переплета невольно погладила пальцами — глупая детская привычка, и раскрыла на середине.
«Испытания Пресветлый шлет лишь самым возлюбленным из детей своих, ибо они закаляют душу и оплетают сталью характер. Испытания — путь сильных, тернистый и трудный, но лишь он ведет на вершину горы. Испытания — ступени великих, возводящие к самим небесам. Не убоись трудностей…»
— Ариэлла, — оклик лорда оттон Грэйда вынудил прервать чтение, — мне кажется, вы намеревались задать вопрос.
— Я пришла к выводу об ошибочности своего намерения, — сухо ответила супругу, не поднимая головы.
— Что ж, — я определенно услышала его усмешку, — в таком случае, готовьтесь ко сну, Ариэлла.
Томик в моих руках дрогнул.
Медленно, очень медленно я подняла голову и посмотрела на мужчину, все так же увлеченно читающего уворованный личный дневник. Герцог читал внимательно, выписывая какие-то сведения в желтый свиток пергамента, который буквально поедал слова и фразы — они попросту растворялись в нем. И мне было бы крайне любопытно узнать, какие именно сведения выписывает лорд оттон Грэйд, однако смотреть на полуобнаженного лорда оказалось выше моих сил, я отвела взгляд.
— И поторопитесь, — продолжая просматривать артефакт, произнес герцог.
Захлопнув томик, я отнесла его вновь в сумку, а затем открыла отделение с одеждой. Выбор ночной рубашки для брачной ночи — трепетное действо.
— Можете лечь и вовсе без одежды, ночь будет жаркой.
И мне мгновенно вспомнилось его полное злой угрозы «Ариэлла, посмеете попытаться сорвать брачную церемонию, и я консумирую наш брак этой же ночью. Я, ясно выразился?!». Руки задрожали… Стремительно повернув голову поняла, что герцог наблюдал за мной. Украдкой, старательно демонстрируя полное безразличие и не желая, чтобы данный факт стал мне известен, так как мгновенно вновь вернулся к изучению украденного.
— Вам нравится издеваться надо мной?! — вопрос сорвался прежде, чем я его осознала.
Осознала и испугалась… последствий. Но герцог отреагировал спокойно, заявив мне:
— Откровенно говоря — да.
— Прискорбно осознавать, что вы гордитесь собственными пороками, — резко произнесла я.
— Издевательство над ближним — порок? — весело переспросил лорд оттон Грэйд. — Что ж, полностью с вами согласен. Кстати, всегда считал наличие храмовников откровенным издевательством над чувствами здравомыслящих людей.
Я замерла. Вновь взглянула на герцога и, не желая вступать в дискуссию на религиозную тему, пояснила:
— Речь шла об издевательстве над теми, кто беззащитен и значительно слабее.
— Это вы себя назвали беззащитной и слабой, Ари? — закрыв тетрадь матушки Иоланты, герцог развернулся, и сообщил: — Дорогая, отныне вы одна из самых защищенных леди империи, и да — менее всего я склонен считать вас слабой, леди Грэйд.
Комплимент с сомнительной подоплекой. Я не стала отвечать и, взяв пижамный костюм из плотной серой ткани, поднялась. Эту пижаму матушка Иоланта выдала перед поездкой на гору девы Эсмеры, которую я совершала с сестрами второго столичного монастыря Всех святых. В нашем лицее не возбранялось носить как белье по собственному вкусу, так и ночные рубашки, но в паломничество мы отправлялись в казенном одеянии, столь же сером, как и уныние монашек. Собственно тогда не надела пижаму ни разу, чем спровоцировала недовольство сестры Торин, которая, увидев как я укладываюсь в длинной ночной рубахе, громогласно объявила распутницей, и после обращалась ко мне не иначе, как презрительно поджав губы. Но я все равно спала в ночной рубашке, потому как пижама была твердая, неудобная, натирала кожу, кололась и в ней вообще отдыхать не представлялось возможным… до сего дня. И прижав ткань к груди, я направилась переодеваться за ширму.
— Ариэлла, — прозвучало, едва я ослабила шнуровку платья, — удовлетворите мое любопытство — ранее в этом пережитке монастырского прошлого вам спать доводилось?
— Многократно, — не моргнув, солгала я.
— Да? — удивленно-издевательский вопрос. — И бирка вам ничуть не мешала?
В ужасе смотрю на ворот сорочки и вижу бирку, с указанием «Изготовлено по заказу 448 для монастыря Девы Эсмеры». Краска жгучего стыда затопила щеки.
— Ариэлла, не будьте ребенком, — вновь заговорил оттон Грэйд, — поверьте, вас не спасет даже монашеская ряса. Ступайте в комнату с удобствами, приведите себя в порядок и ложитесь спать, не то я уложу вас лично.
С расшнурованным платьем я вышла из-за ширмы, не глядя на герцога решительно прошла к столу, взяв нож для бумаги срезала бирку, и вернулась вновь за ширму. Мне бы очень хотелось, чтобы лорд оттон Грэйд промолчал, однако он, как и всегда, игнорировал мои желания.
— Ариэлла, — взглянув в щель, увидела, как он вертит срезанную бирку в пальцах, — мне вот крайне любопытно, если сие, вы не надели ни разу, в чем же вы спали все эти годы?
«В чем мать родила!» — едва не вырвалось у меня.
— Полагаю, вам стыдно ответить, — по-своему истолковал мое молчание лорд.
— Неверное предположение, лорд…
— Второе предупреждение, — меланхолично перебил меня герцог.
Расшнуровав платье, я спустила его но не сняла полностью, и, повернувшись спиной к герцогу, чей взгляд словно ощущала даже через ширму, начала расстегивать белье… Пальцы дрожали. Как бы мне не хотелось быть сильной, как не уговаривала себя помнить о том, что этот жестокий человек мой муж и мой долг повиноваться, хотелось… прыгнуть с борта корабля в темные объятия волн. О, Пресветлый, как же мне этого хотелось…
— Вы переодеваетесь или предаетесь философским размышлениям, Ари? — голос герцога прозвучал неожиданно близко.
Застыв, я искренне понадеялась, что мне его близкое местоположение лишь почудилось.
— Должен напомнить, — вдруг очень вкрадчиво заговорил лорд Грэйд, — как ваш муж и повелитель, я имею полное право убрать ширму вовсе.
В следующее мгновение на мои обнаженные плечи впервые в жизни легли мужские руки! Жесткие, чуть шероховатые, мозолистые, с длинными сильными пальцами… И почти сразу к моей спине герцог прижался обнаженной грудью…
Это стало последней каплей!
— Что вы себе позволяете?! — мой вопль, вероятно, был слышен и за пределами каюты, но кого это волновало!
