был заключен, даже приезжали к нам лично, вроде как на благотворительной основе, за бесценок. Мне это вспомнилось просто потому, что как раз тогда сильно заболела, — нахмурилась. Вспоминать это было неприятно. Тогда… я уже не думала, что выкарабкаюсь. Тогда и поняла, что всем на меня плевать. Умру — просто выбросят на свалку — и все. И вещички приберут.
— Сильно настолько, что умирала?
Откуда он знает?!
— Да, — неохотно ответила, — думала, что просто подстудилась сначала, зимы были холодные, а потом слегла. Жар начался, провалы в памяти, даже на теле какая-то сыпь появилась. Думали уже какая-то зараза инопланетная. Сам знаешь, как у нас к неизвестным болячкам относятся. Говорят, даже хотели в этот самый центр сдать, уже и машину вызвали, но к нам какая-то проверка нагрянула — и пришлось все свернуть этим деятелям. А потом я внезапно пошла на поправку.
— Ты до этого проходила проверку на пси-способности? — Подпер рукой подбородок и смотрит мрачно.
— Да, но ещё в школе. Как всегда, для сирот же три раза проводят. В тринадцать, семнадцать и двадцать один год, После уже бесполезно, — зачем он спрашивает?
— И какие результаты были в первый раз? — И смотрит внимательно, цепко.
Лихорадочно забегали мысли. Он к чему-то подводит, но мне не хватает знаний понять, к чему именно. Это какая-то особенность развития псиоников, или…
— Подожди! — Я даже порывалась встать, правда, Каэртан снова не пустил. Хлопнула ладонью о колено, расправляя ткань брюк. Даже вперед подалась, не замечая, как сама сжимаю прохладную искусственную руку псионика. — Ты хочешь сказать… — я прикрыла глаза, мысленно тасуя всплывающие в памяти окна-воспоминания. А ведь прав, тка хеш! Все говорит об этом! Нет, зря я свой дар ругала, попробуй собери без него столько разрозненных фактов, — что над нами ставили опыты? Этот медицинский центр занимался чем-то запрещенным, и ему требовались подопытные? И за это они отстегивали директору детдома?
Правда ужаснула. Я многое повидала, многое могла понять и даже попытаться простить извечную человеческую жадность, но это…
— Я не сомневался, что ты поймешь, — заметил супруг негромко. И все-таки отпустил руку. Даже жалко стало на миг, — но это только верхушка. Они ставили не просто опыты. Как я понимаю, на первой проверке выбирали самых перспективных в плане псионики детей и передавали в те детдома, где все было уже схвачено, и где всем заправляла эта банда, — он задумался на мгновение. На лице снова застыла непроницаемая маска — только глаза сверкали, — а потом… все просто. Они каким-то образом отнимали вашу энергию. Сосали не только дар, но и жизненные силы, отчего дети болели и умирали. Но не всех одинаково — чтобы не было слишком подозрительно. У тебя, скорее всего, и тогда был довольно высокий дар. Возможно даже А-уровня. Но они его уничтожили. Тебя должны были ликвидировать, но проверка спутала карты, и ты выжила. Удивительно, как играет порой судьба…
Фарс. Какой же это был фарс… вся “забота”, распределения, сочувствие. Так мерзко на душе не было, кажется, даже тогда, когда меня вышвырнули из университета.
— И будут последствия этого? — Наверное, я побледнела. Кто угодно от таких новостей перепугается.
— Уже нет. Просто тебе придется учиться пропускать через себя энергию долго и упорно, и маленькими порциями, чтобы не надорвать восстановленные ар-ани каналы.
Я откинулась на спинку дивана, медленно выдыхая. Пальцы сами собой ухватили большой апельсин, очищая его от кожуры. Подняла голову и замерла. Каэртан сидел почти вплотную ко мне, закинув одну руку мне за спину, и не отводил хищного пристального взгляда. Чуть дернулись крылья носа.
— Скажи, ведь эта система наверняка действует до сих пор? Можно ли с этим что-то сделать? Я готова помочь вычислить тех, кто это делает. Наверняка все связано, такая… масштабная — я с трудом подобрала цензурное слово, — афера не могла остаться незамеченной со стороны высших эшелонов власти. Император ведь не будет против ещё немного ослабить Союз? — Закинула дольку в рот, вторую предложив задумчивому супругу.
Все, что угодно, только бы не зарычать, разбивая костяшки в кровь от ослепляющей изнутри ярости.
Муж кивнул, забирая и тут же проглотив предложенное угощение.
— Вот ты его об этом и спросишь, — заметил, резко вставая, — переодевайся в официальный мундир курсанта, он лежит на тумбе в углу гардеробной, и пойдем. У нас не так много времени до возвращения, и нужно, наконец, сделать то, зачем мы пришли.
Я выдохнула. Круто развернулась, оказываясь супругом нос к носу.
— Дорогой мой… скажи-ка, когда мы заключали брак, там было разве что-то сказано по поводу того, что жена будет бегать за тобой по первому зову? Или, быть может, там было указано, что я обязана терпеть твое молчание? Твои постоянные недомолвки? — Я не повышала голос. Говорила ровно и спокойно, мысленно уговаривая взять себя в руки. — Может быть, я твое задание, Каэртан Шаэл, но я требую хотя бы определенного уважения. Не можешь ответить — имей совесть об этом сказать прямо, а не игнорировать мои вопросы. Иначе наш брак может закончиться гораздо быстрее, чем ты думаешь…
Я не стала ждать, пока он ответит — развернулась и пошла в гардеробную. Если псионик не идиот, то сделает выводы и перестанет держать меня за малолетнюю дурочку, если же нет… Это будут только его проблемы. Но жить с тем, кто игнорирует мое мнение и пропускает мимо ушей мои слова, точно не стану.
Это не ссора. Я даже почти не обижалась — понимала его, с одной стороны, но, с другой… пусть все останется, как есть. Мы чужие друг другу. А то, что он беспокоился за меня — так не хотел провалить свое задание, бывает.
Я вышла, уже одетая в черную с серебром форму. На ней не было погон, а без них новая одежда казалась лишь парадным костюмом.
Каэртан казался каменно-спокойным. Было непонятно, задело ли его то, что я сказала или же он просто был сосредоточен полностью на своей цели. В любом случае, кивнул он вполне любезно, впрочем,
