– Нет. Я хочу запомнить его таким.
– Дальше решать тебе, что с ним делать.
Оборачиваюсь к равку и спрашиваю:
– Он может остаться здесь, пока не умрет?
– Да.
– Я хочу, чтобы он жил как можно дольше и страдал. Чтобы он вытерпел всё то, что по его вине испытали другие существа.
– Хорошо.
– Не говори Колуму, что он тут.
– Об этом знают только четверо. Ты, я, Ромен и маг, который притащил сюда эту падаль.
– То письмо, которое ты отправил с белым вороном, оно было…
– Я написал одному из магов, что подчиняются только мне, и приказал к моему возвращению в Старый замок найти "его" и привести сюда.
Он сдержал слово. Бастиан заставил Шрама страдать. Возможно, скорее всего если бы принц не услышал мои воспоминания о Шраме, то я бы никогда его не схватила.
– Ты обещал, что он будет страдать.
– И он будет. Уже страдает.
Словно в подтверждение слов Бастиана, Шрам начинает протяжно мычать.
Оборачиваюсь в последний раз и выдыхаю с благоговением. Теперь я свободна от Шрама. Он в темнице в Старом замке равков, скрыт магией и королевской кровью. Ему не выбраться. Не сбежать. Он будет гнить день за днём. Он будет пребывать в агонии и страданиях.
Это идеальный расклад, но одна мысль не даёт мне покоя. Всего одна мысль о нитях Колума не даёт мне спокойно выйти из камеры. Если верить Колуму, то его судьба – погибнуть, убивая Шрама.
Подхожу к равку, достаю из его ножен меч и, резко развернувшись, взмахиваю мечом, срубаю голову с плеч.
Звук падающей головы на камень, это как последняя нота в траурной мелодии Шрама.
Кошмара больше нет.
Чудовище убито.
Я хотела, чтобы Шрам страдал и мучился как можно дольше, но я не могу спокойно уйти в мир Огня и оставить эту падаль в живых. Такие, как он, всегда находят выход из западни. Крысы живучи и хитры. А после того, как меня не станет, никто не защитит Колума от гибели из-за его глупых нитей.
После взмаха меча, свободна не только я, но и мой верный Колум. Теперь у него есть шанс на долгую и счастливую жизнь.
Глава 31. Власть сладка
"Погребальный костер вечно горит на пересечении мира живых и мира мертвых. Он служит дверью к Матери и является щитом и мечом для Мэроу"
(Книга Отца и Матери. Глава четвертая).
* * *
После казни ублюдка, я сразу же отправляюсь в покои принца. Иду, не разбирая дороги. Мне встречаются равки, но я словно не вижу их лиц, перед глазами до сих пор стоит картина из темницы. Она мне не противна, вовсе нет. Всё намного проще. Картина изувеченного Шрама – это мечта о мести, ставшая реальностью. И в какой-то степени я не верю, что наконец-то избавилась от ужаса, который долгое время пытал меня ночами.
Оказываюсь в комнате и прислоняюсь спиной к двери. Не знаю сколько времени стою так, но из ступора меня выводит тихий стук в дверь. Открываю её и вижу двух человеческих служанок. Они просят позволения войти. Впускаю их и безучастно наблюдаю, как они отодвигают ширму в конце покоев и начинают сновать туда-сюда с полными ведрами горячей воды. Они наполняют золотую изогнутую ванну королевских размеров.
Заносят новый комплект одежды, спрашивают, нужна ли мне помощь. Отрицательно качаю головой, и они уходят, тихо прикрыв за собой дверь.
Подхожу к ванне, в задумчивости провожу рукой по гладким изгибам. Пододвигаю ширму, прикрыв себя от тех, кто может войти, раздеваюсь и погружаюсь в воду по самый подбородок.
Смываю с себя кровь, соль и пот. Какое-то время лежу в воде и, откинув голову назад, прикрываю веки. Мысли бродят по только им изведанным тропам, и какая-то кривая тропинка выводит их к принцу. Что я сделаю, если он сейчас войдёт в свои покои? Возмущусь и буду пылать от негодования? Или нет?
И только оставшись наедине с собой я признаюсь, что не буду его прогонять. Даже Древнейшая, которая прожила дольше, чем все мы вместе взятые, считала, что украденное время с возлюбленным было лучшим, что она видела за тысячи Алых Лун.
Я не думаю, что влюблена, но речи равка и его поступки словно приручили меня как дикого зверя. И он стал одним из немногих, кого я могу назвать "небезразличным" мне.
Ещё какое-то время лежу в ванне и жду, когда же придёт Бастиан, но он не приходит. С долей разочарования выбираюсь из золотой посудины, одеваюсь в новую одежду, которую для меня снова заказал принц, но в этот раз я облачаюсь в черное с золотом с особым чувством. Я бы назвала его – собственническим.
Какая же я глупая, раз решила, что достойна носить цвета королевской семьи. Да, сейчас от меня зависит многое, но я по-прежнему не больше, чем эгоистичная охотница, которая вляпалась во что-то куда более грандиозное, чем куча дерьма.
Отправляюсь в тронную залу в сопровождении неумолкающей Гвианы, которая появляется словно из воздуха. Она облачена в дорогое платье, за которое отдали куда больше, чем пару увесистых мешочков монет. То есть на это платье человеческая семья крестьян могла бы прожить более Алой Луны.
Гвиана без умолку рассказывает мне о путешествии, в котором я, к слову говоря, тоже была. Она несколько раз упоминает, что Колум и Меланта это истинная пара влюбленных. А так же говорит о том, что Ромен был невыносим на протяжении всего пути. Он не поддерживал беседу и вообще делал вид, что Гвианы на корабле не было. Бывшая королева так распаляется по поводу мага принца, что я невольно улыбаюсь. Не думала, что безразличие какого-то мага может так сильно задевать Гвиану.
Входим в тронный зал и располагаемся за огромным столом, он наполнен яствами, и мы размеренно уплетаем еду. За столом ведутся тихие разговоры. Они велись ещё до нашего появления с Гвианой. Вся наша компания с корабля уже была в зале, но к еде не притрагивались до нашего появления. Сейчас же, в основном они вещают о том, что нас ждёт впереди. О дороге в Ваал и о приближении Алой Луны.
– Гвиана, Колум, Меланта, вы остаётесь в замке, – говорит равк, сидящий во главе стола.
Все прекращают переговариваться.
– С чего это? – спрашивает Колум.
– Слава Матери, – говорит Гвиана, она тут же выпучивает глаза и поправляет сама себя. – Это я по привычке. Никакая ей не слава. Пусть корчится в муках, старая дрянь.
Ромен закатывает глаза. Меланта тактично молчит.
– Мы можем вам пригодиться, – говорит Колум, твердо смотря на равка.
Замечаю, что взгляд Колума у меня больше не ассоциируется с мертвой рыбой, кажется, что с появлением в его жизни Меланты, кто-то зажег в них волшебный свет.
– Нет-нет мы вовсе им не нужны, – вставляет своё мнение Гвиана, потом бросает взгляд на Ромена и спрашивает. – Ты что – едешь?
– Да.
– А кто меня будет защищать?
– Колум и Меланта.
Услышав своё имя, ворожея поднимает взгляд от тарелки и тихо говорит:
– Я могу только залечивать раны, в бою я буду обузой.
Хоть кто-то достойно оценивает свои возможности.
– Я сказал, вы остаётесь, – говорит принц и отодвигает стул. Промакивает губы черной салфеткой и кладет её на стол. – Это не обсуждается. Вы будете нас отвлекать. В этом деле обуза крайне нежелательна.
Слышу, как Гвиана щебечет себе под нос что-то по поводу того, что обузой её сделал равк, выбрав испорченное тело. Меланта снова опускает взгляд в тарелку. Ромен делает вид, что ничего не происходит и продолжает медленно уплетать еду.
Колум тоже поднимается с места.
– Я не могу остаться, я должен быть подле Эвы, мои нити…
Перебиваю мага.
– Шрам мёртв. Твои нити тебя обманули.
Он, опешив, садится на место. Колум находится напротив и, не мигая, смотрит мне в глаза. Маг так растерян, что несколько раз открывает рот, чтобы что-то сказать, но не произносит ни единого звука. Всё же берет себя в руки и произносит хриплое:
– Что?
– Я отрубила ему голову.
Колум не верит. Это написано у него на лице, крупными и размашистыми буквами.
