света могли объехать, не вылезая вон.
* * *
Завтрак был необычайно поздним, потому что утомленные предшествующими событиями путешественники проспали до полудня. За это время их экипаж успел покрыть значительное расстояние, одолеть перевал Юселен и оказаться по ту сторону Энженных гор в краю роскошных пастбищ и плодородных нив. За окнами то и дело проплывали силуэты пасущихся животных, коровы провожали ленивыми взглядами огромную карету, пастухи восхищенно щелкали языками при виде могучего коня. Предусмотрительный Рене с первыми лучами солнца взгромоздил на козлы соломенное чучело, наградил его лицом первого встречного путника и всунул в руку кнут. Чучело имело вид мирно дремлющего кучера, так что излишняя самостоятельность Гагата в глаза не бросалось.
Чрезвычайно довольная освобождением от Дебдороя Виола болтала без умолку, Матильда охотно поддерживала разговор, так что карета буквально гудела от женских голосов. Господин де Спеле едва успевал вставлять словечко, а Контанель вообще молчал. Он молчал так долго и имел такое мрачное выражение лица, что Матильда наконец не выдержала:
— Контик, может, ты укачался?
— Нет, — коротко ответил виконт де Эй и продолжал бездумно созерцать проплывающий за окном пейзаж.
Рене внимательно поглядел на виконта и начал рассказ о тайнах двора шейха Абу-Акбара.
Прошло еще несколько часов, в течение которых Рене пару раз сверялся с направлением носа Контанеля, а Матильда начала не на шутку тревожиться. Никакие попытки вовлечь Неля в разговор успеха не имели. Виола увяла, смущенная явным ненастроением танцевального партнера, один де Спеле плел разные байки с неиссякаемым энтузиазмом.
— Ты не заболел? — опять впрямую обратилась к Контанелю Матильда.
— Я здоров.
— У виконта острый приступ злокачественной хандры, — сообщил де Спеле.
— Зато у вас словесное недержание! — неожиданно огрызнулся Танельок.
Виола тихо ахнула, а Матильда в изумлении раскрыла рот. Из-под сидения высунула заинтересованная морда Черта. Рене помедлил несколько секунд, потом покачал головой:
— Сдается мне, наш молодой друг все-таки переутомился. Не мешало бы…
— Не мешало бы вам заткнуться!
Последовала пауза продолжительнее предыдущей. Виола смотрела на Контика с ужасом, Матильда — с тревогой, Черт слегка сморщил нос, что являлось у него признаком надвигающегося раздражения, один де Спеле оставаться невозмутимым:
— Юноша, вы забываетесь.
— Отнюдь нет! — Контик вскочил на ноги. — Мне просто хочется вас убить!
Черт рыкнул, но Матильда затолкнула его обратно под сиденье. Рене задумчиво дернул ус:
— Чем же я навлек на себя такую немилость?
Заглушая навязчивый свист в ушах, Контанель почти закричал:
— Вы слишком самодовольны! Вы всегда все решаете за всех! Вы всегда правы, потому что за вами сила! Вы любите быть благодетелем, но только тогда, когда вам это выгодно! Мне надоело быть игрушкой в ваших руках! Играйте без меня!
Он рванул на себя дверцу кареты, но она не поддалась, дернул сильнее, но она устояла.
— Если бы вы были более наблюдательным, — сказал де Спеле, — то заметили бы, что дверца открывается в другую сторону.
Контик в бешенстве толкнул препятствие и едва не вывалился в открывшийся проем. Рука Рене вовремя ухватила виконта за шиворот. Раздался пронзительный женский визг, и в карету хлынула черная вонючая жижа, заливая дорогие ковры. Женщины инстинктивно подобрали под себя ноги и принялись лихорадочно спасать юбки. Ноги Контанеля по колено оказались погруженными в вязкую жижу, а руками он едва не касался болотной грязи.
— Стоять! — рявкнул де Спеле так, что у его спутников чуть не полопались барабанные перепонки.
Карета остановилась, но грязная вода продолжала с бульканьем заливать ее нутро, растекаясь по отсекам и просачиваясь в щели. Рене втащил обратно растерянного Контика, а сам вскочил на дверцу экипажа и, покачиваясь на ней, обозрел унылую болотную равнину с редкими кустиками и чахлыми деревцами. Гагат стоял по брюхо в воде и помахал хвостом, методично разбрасывал стороны куски грязи.
— Скотина безмозглая! — выругался Рене. — Чего тебя сюда занесло?!
Лошадь проигнорировала замечание и ударила копытом, без малейшего труда вытянув ногу из грязи и опустив ее туда же со звучным плеском. Без сомнения, Гагат готов был пересекать болото вброд.
— Отвлек меня пустой болтовней, а какая-то свинья на пути болото подсунула! — с досадой сказал де Спеле Контику.
Таник ничего не ответил. Он смотрел на унылую топь с каким-то странным блеском в глазах и жадно втягивал в себя пропитанный болотными испарениями воздух.
— Разворачивайся! — приказал Рене Гагату и спрыгнул на порожек.
Конь послушно стал забирать вправо, отчего карета колыхалась, и в нее влилась новая порция вонючего субстрата. В этот момент какая-то тень метнулась из глубины кареты и звучно плюхнулась грязь.
— Нель! — Виола ударилась о могучую грудь Рене.
— Хватит одного, — сказал господин де Спеле и через плечо посмотрел на погружающегося в трясину виконта.
На лице Контанеля не было и тени волнения, хотя он угодил в гибельную ловушку болота, напротив, казалось, Контик испытывает удовольствие от того, что трясина затягивает его в свою утробу.
— Вы загнетесь здесь, виконт, — предупредил де Спеле.
— Ну и что? — Нель с наслаждением окунул подбородок в грязь. — Здесь чудесно.
Виола отчаянно зарыдала и забила кулачками окаменевшего де Спеле.
— Рене, спаси его! — подала голос Матильда.
Рене затолкнул Виолу обратно в карету, а сам соскочил с порога и захлопнул дверцу. Карета обернула вокруг своей оси вслед за неутомимым Гагатом и неторопливо повлеклась вон из болота.
Рене прошел до тонущего Контика, не замарав сапог, присел около него прямо на колышущуюся поверхность топи:
— Чего ты добиваешься, виконт?
— Ничего! — Контанель хлебнул жижи и закашлялся. — Ты мне надоел, Рене!
— Ого! — де Спеле одобрительно покачав головой. — Начинаешь повышать голос.
— Ты мне противен. Ты жесток и добр одновременно!
— Все таковы.
— Но тебя я видеть не хочу! — Контик погрузился с головой, но де Спеле немедленно запустил руку в грязь и извлек собеседника на поверхность:
— Мы еще не договорили.
Контанель зашелся кашлем, Болотная жижа лилась у него изо рта и носа, он хрипел и никак не мог отдышаться:
— П-подлец!
— Это я-то? — удивился де Спеле.
— Ты упиваешься своей властью над людьми! Играешь с нами, как кот с мышью! Мы для тебя ничтожества!
— Ты недалек от истины, — холодно усмехнулся Рене. — Хотя вы немногим ничтожнее остальных. В тебе, например, вдруг ни с того ни с сего, проснулось чувство собственного достоинства. К чему бы это, виконт? Дворянская честь заговорила?
— Издеваешься? — Контанель попытался нырнуть, но Рене не дал.
— Издеваюсь. Ты меня забавляешь, сопляк. Ты говорил, отец приказчик? Что-то он тебя воспитал неважно. Гонора больно много.
— Отец всегда был слишком занят. Меня воспитывал Эрнесто Лут, бывший королевский астроном.
— Как же, как же… Встречал я этого старикашку, только, прости, не на этом свете. — И Рене дернул щекой, изображает тик.
