Мой любимый, не задумываясь, говорит:
— Бэмби, я хочу, чтобы ты восстановила свою память… Не скрою, что очень этого боюсь… Не скрою, что у меня было искушение поддаться своему эгоистичному желанию, и попросить тебя не делать это. Но я слишком сильно тебя люблю, настолько сильно, что не способен быть эгоистом по отношению к тебе…
— Ты будешь рядом, пока Мира будет восстанавливать мою память? Ты будешь держать меня за руку и не отпустишь ее, что бы я ни вспомнила?
— Конечно… Почему ты сомневаешься в этом?
— А, вдруг, я была… нехорошей? А что, если я была способна на аморальные дурные поступки?…
— Бэмби, я тебя люблю… Когда ты, наконец, усвоишь и примешь это, как непреложный факт? Если я когда-то какими-то своими словами или поступками заставил тебя сомневаться в силе своих чувств к тебе, то ты должна сказать мне об этом…
— Никогда… Рэд, ты готов?
— Да. А ты?
— Не думаю, но тянуть, оттягивая момент истины, не собираюсь.
Мой муж еще раз целует меня:
— Я говорил тебе, какая ты у меня храбрая девочка?
— Нет, Рэд, на самом деле, я — ужасная трусиха…
Мой любимый улыбается и открывает перед нами дверь…
Мы с Рэдом и моей мамой (я про себя произношу «мамой» с оттенком сомнения) сидим на диване. Я поворачиваюсь лицом к Мире, и, почувствовав на своих плечах родные руки моего мужа, постепенно успокаиваюсь.
Позади меня за спинкой дивана стоит Никита:
— Мама, я помогу тебе.
— Хорошо, спасибо. Сергей, я пока боюсь читать эмоции Арины, так что, пожалуйста, будь внимателен, и, в случае чего, подай нам знак.
Я задаю вопрос:
— Мира (ну не могу я пока вслух сказать «мама»), а к какому Роду принадлежит Ваша Сила?
— Изначально, она была того же Рода, что и у Саши с Никитой. Но, со временем, с ней начали происходить метаморфозы, и она приобрела способности другого Рода.
— Мама, ты забыла сказать про корректировку будущего…
— Никита, давай вернемся к обсуждению моих особенностей позже, а то у Арины вот-вот пропадет самообладание… Доченька, я могу начинать?
— Д-да, думаю, да… А как это будет происходить?
— Вся твоя память находится в данный момент в так называемой «корзине» в виде отдельных ее фрагментов. Я буду постепенно, по одному, восстанавливать и переносить их на твою подкорку. Нам с тобой будет легче, если ты будешь комментировать то, что будешь видеть при этом.
— Х-м, но тогда на это уйдут годы…
— Нет, моя девочка. Понимаешь, в нашей памяти о нас в прошлом и о событиях, происшедших с нами в прошедшее время, хранятся те воспоминания, которые непосредственно влияют на формирование нашего характера, и те, которые имеют последствия для нас в будущем, которые косвенно или напрямую связаны с нашими дальнейшими решениями и поступками.
Мира аккуратно прикладывает пальцы к моей голове, я интуитивно закрываю глаза и… вижу:
— Я вижу близко-близко Ваше лицо, вы целуете меня, потом моя щечка ложится на что-то мягкое и… мне хочется остаться на этой мягкости, так она мне нравится, и такой приятный запах от нее исходит… Но чьи-то руки поднимают меня… из-за этого я начинаю громко плакать и слышу сквозь свой плач голос… Сергея: «Доченька, Ариночка, не плачь, мамочке надо отдохнуть, Ариночка…»… Мама протягивает ко мне руки, и я сразу успокаиваюсь, оказавшись на понравившейся мне мягкости…
Это трогательное воспоминание увлажнило не только мои глаза. По маминым щекам текут слезы, Сергей (Бэмби, какой Сергей? Он — твой папа) подходит к ней, и начинает ласково успокаивать:
— Любимая, маленькая моя…
— Сереж, со мной все в порядке, не волнуйся.
Мне же надо сейчас что-то сделать или сказать… Но я не могу пошевелиться — я не знаю что будет уместным с моей стороны в данной ситуации. Я снова закрываю глаза:
— Мама ругает Никиту: «Прекрати ее все время носить на руках. Ты хочешь превратить сестру в изнеженную принцессу? Еще раз увижу, что ты не спускаешь ее с рук…» Мама выходит из комнаты, а Никита тут же подхватывает меня, целует и говорит: «Ну и пусть наша мама себе ругается — ей же это по должности положено… Сестричка моя, куколка моя сладкая, ну скажи мне, как можно утруждать всякими там шажками твои такие малюсенькие хорошенькие ножки…»
Саша катает меня на спине, я хохочу и подпрыгиваю, стучу пятками по его бокам. Слышу мамин голос: «Арина, оставь дядю Сашу в покое — ты уже его устала», моя «лошадка» отвечает: «Я же просил тебя не называть меня при Арине «дядя Саша»… Арина, запоминай — Саша, просто Саша, понятно?… Мира, нет не забирай ее — я совершенно не устал с ней возиться, ну еще хотя бы пол часика… ну ты и вредина…»
Папа подкидывает меня снова и снова, и я смеюсь так громко, что прибегает мама… Она стоит в сторонке, смотрит на нас… и… счастливо улыбается… папа видит ее и подходит к ней со мной на руках. Они обнимаются и целуют меня… целуют…. целуют… целуют… и мне так приятно ощущать щекотку от их поцелуев у себя на личике, что я зажмуриваюсь и звонко смеюсь…
Я сейчас зарыдаю в голос… мне не хватает сил, чтобы проглотить подкативший к горлу ком… В моих воспоминаниях столько любви и нежности, что, кажется, мое сердце вот-вот лопнет от счастья…
К рукам Рэда присоединяются руки мамы, папы, Никиты. Кто-то гладит меня по голове, кто-то шепчет мне теплые слова, кто-то обнимает и прижимает меня к себе…
Мама старается совладать с голосом:
— Ариночка, когда была инсценирована твоя гибель, тебе было два годика. Боюсь, что в следующем фрагменте будет воспоминание об этом дне. Мне его пропустить?
— Нет.
Мама вздыхает и опять прикасается к моей голове.
— Я лежу с закрытыми глазами, под моей спинкой что-то гладкое и приятное. Чувствую, как что-то дразнит мой носик, и громко чихаю… Открываю глазки и вижу улыбающееся мамино лицо: «Травка-муравка делает щекотно носику моей девочки. Куколка моя… Красавица моя любимая»… мама целует меня и нежно приговаривает: «Мои щечки, мои ручки, мой животик, мои ножки… сладкая моя… так бы…»… мама встает: «Сева, сыночек, иди к нам, Сева… куда ты бежишь?»… мама с грустью смотрит на меня: «Ничего, Ариночка, дадим ему время привыкнуть… он обязательно поймет, что моей любви хватит на вас всех»…
Я сижу между мамой и папой. Они поочередно уговаривают меня сказать «Ма-ма… Па-па…» «Ариночка, красавица наша, ну мы же знаем, что ты можешь, ну не будь упрямой девочкой и скажи ма-ма… па-па», — я улыбаюсь и качаю головой. «Но ты можешь это сказать?», — я киваю. Мама говорит папе: «Арине уже два года, а Сева начал говорить еще в шесть месяцев», «Не волнуйся, любимая, наша красавица обязательно скоро заговорит, и так заговорит, что ты устанешь от ее болтовни».
