Ухожу в душ, а потом возвращаюсь мокрый и абсолютно голый.
- Пашка!- смеется Ира, а мне не смешно.
Она одета в ярко-синий сарафан, который раньше я никогда не видел, он подчеркивает белизну ее волос, делает глаза еще красивее. Лифчика на ней нет, и я вижу, как соски сворачиваются в твердые заманчивые камушки, начиная выделяться сквозь скользкую лазурную ткань.
- Я думала, ты устал? - короткий вдох и короткий выдох.
Теперь и ей не смешно. С какой-то обреченной ненасытностью Ира рассматривает мое тело.
Невыносимое, невозможное притяжение. Мы столько раз были близки, а все равно хочется, как впервые. Вот же странная штука эта ваша любовь. Бесконечное, ослепляющее желание утыкаться в Иркину шею носом, притягивая к себе. Одурманивающий до безумия запах женской кожи. Мне необходимо, чтобы Ирка всегда была рядом.
Усаживаю ее на стол, прямо на сочные помидорные дольки. Сводящее с ума вожделение, не могу себя контролировать. Присвоить, сделать своей и так каждый день.
- Ты испортил сарафан, - смотрит остекленевшими от желания глазами. - Теперь на нем пятно от помидоров, - выдыхает Ирка, облизывая нижнюю губу.
Проводит пальцами по моей груди, плечам, сжимает, будто пробуя на твердость.
- Плевать, - сарафан не снимаю, растягиваю, обнажая желанную кожу, замечая отражение безумия в ее глазах, она жаждет нашего соединения, так же как и я.
Чуть раньше, я полдня таскал бетонные плиты, переносил пострадавших и тягал тяжелое оборудование, но усталость исчезла. Разрываю ткань, вдавливая свою женщину в плоскость стола. Треск материи возбуждает еще больше. Тороплюсь, потому что хочу, как можно скорее ее почувствовать. Женские руки блуждают по телу, царапая кожу.
Трогаю Иру между грудей, ногтями царапаю кожу вокруг сосков. Короткий полувздох, и Ирка откидывается, опираясь руками позади себя, подставляя мне грудь. Я знаю, какая она чувствительная, что ее сводят с ума мои ласки. Шелк белых волос пачкается в алом соке помидора, беру томат и выжимаю на соски. Я люблю помидоры и Иру тоже люблю. Семечки сползают по бархатистой нежной коже. Встаю между ее ног, которые безжалостно скрывает синяя скользкая ткань сарафана, но пока меня интересует ее верхняя половина. Обожаю. Начинаю убыстрять эти царапающие, дразнящие движения вокруг розовых камушков. Отрываюсь на миг, чтобы взглянуть в глаза.
- Паша, - выгибается она мне навстречу, умоляя, сводя с ума своим телом.
Ее реакция отдается сладким торжеством. Наклоняюсь, продолжая прикусывать, чередуя, ласку и укус, и снова ласку, по кругу, по бешеному кругу желания. Я не встречал женщину с такой чувствительной грудью. Мой язык издевается, беспрерывно играя в эту сладкую игру. Как же заводит, что когда я ее кусаю, Ирка извивается, будто нет ничего важнее, словно ей не хватает кислорода. Моя докторша открывает пьяные от наслаждения глаза, жадно рассматривая то, как я двигаю рукой по собственной плоти, а та пульсирует, причиняя боль. Я подмигиваю Ире, хитро скалюсь, она тянется за глубоким поцелуем, кусая мои губы, сплетая наши языки.
Весь ее подол измазан в помидорах, пятна увеличиваются впитываясь. Красный сок превращает синюю ткань в бурую. Задираю ее до талии, обнаруживая отсутствие трусиков.
- Значит, ты резала салат? - хриплю.
- Ждала тебя, - падает Ирка на спину, призывно раскидывая ноги, я сжимаю ее бедра.
Она вся блестит, желая меня.
- Сильнее, - шепчет Ира, когда я вхожу до самого основания.
Я приучил ее не стесняться своих желаний, докторша отличная ученица и это заводит. Одним движением отодвигаю ее от края, залезая к ней на стол, пристраиваясь сзади. Мы лежим на боку, наслаждаясь друг другом, я до красноты сжимаю женские ноги. Мое безумие застилает глаза, тягучее наслаждение скручивает тело. У счастья разнообразный вкус, у любви разный запах, и сегодня он томатный.
Никак не могу этим насытиться, сейчас моя докторша страстная кошечка, которой не позволяет быть себе на людях. Такая она, только для меня, и от этой мысли я почти подыхаю, чувствуя, как удовольствие начинает простреливать позвоночник. Я всегда жду свою женщину, не разрешая себе разрядки раньше времени. Я хочу, чтобы ей было хорошо, люблю слушать, как она кричит мое имя. И, обычно, когда удовольствие уже кажется агонией, я признаюсь ей в любви, она заслуживает такой мелочи. Но сегодня, перевернув ее и разглядывая потрясающе нежное лицо, мякоть помидоров на ее коже и ярко-синюю ткань, окутавшую тело, я понимаю, что красивее ничего в жизни не видел, в моих руках неземное создание.
С ней я живой, больше никаких страхов, никаких опасений и сомнений. Все мое существо одержимо страстью к этой красавице. Поэтому, я говорю то, что, абсолютно точно, не планировал сказать ни одной до нее женщине:
- Ирка, а выходи-ка ты за меня замуж?
Эпилог
Несколько лет спустя.
Поглядывая на часы, я сижу на консилиуме, совете, составленном из врачей нашей клиники, но вместо того, чтобы слушать коллег, я думаю только о том, сумею ли добежать до туалета, если это неприятное ощущение тяжести под ложечкой вернется. Но я счастлива, так счастлива, что и вздохнуть трудно. Мы с Пашкой долго старались. Как и с первым моим мужем получилось далеко не сразу, но получилось же. Мой рыжий спасатель постоянно подбадривал, что живой я от него не уйду, пока не забеременею. И теперь, с блаженной улыбкой на лице, я смотрю на несчастное животное, ради которого собрали консилиум.
Котенка Мяуку мне правда жаль, его нашли на улице. Он был весь в крови и синяках. Соседи рассказали, что котенок три часа плакал в подъезде. Волонтеры планировали выходить животное, а потом обнаружили, что у него сломана лапа. Котенка назвали Мяукой, потому что он мяучил при каждом движении от боли. Лапа у Мяуки не функционировала из-за перелома. Травма получена давно, кости успели срастись, но неправильно. А еще в это же место котенка укусила собака.
Теперь мы решаем, как собрать лапу невезучего малыша по частям. Но, к счастью, совещание врачей заканчивается раньше, чем на меня накатывает новая волна тошноты. Кто-то из моих коллег слишком сильно обрызгался духами, и этот аромат ландыша сводит меня с ума. Уткнувшись носом в форточку, глубоко дышу, наполняясь кислородом. В этот момент дверь распахивается и в кабинет забегают самые дорогие мне люди.
- Мама, мама, - плюхается Женька на мой стул, начиная крутиться, - мы с Пашей катались на роликах!
Я улыбаюсь, Паша тоже входит, чмокает меня в нос, приобнимет, а затем падает на стул возле моего места. И вдруг у Жени в руках появляется пакет чипсов, она раскрывает его, запах приправ и жареной картошки ударяет мне в нос, и я бегу в туалет.
- Я же просил тебя, потом! – ругается мой муж.
- Как думаешь, она не выблюет моего брата?
- Женя! - возмущается Павел. - Во-первых не факт, что там брат. А во-вторых, я думаю, что там все хорошо закреплено, рыжие так просто не сдаются.
- Может он не рыжий! - вздыхает дочка.
- Ну да, конечно, - смеется Павел, а я умываюсь успокаиваясь.
- Эй, милая, ты в порядке? – ведет меня обратно в кабинет мое рыжее счастье. - Может домой пойдем?
Его руки сильные и заботливые, в этих объятьях мне ничего не страшно. Вспоминая свою первую беременность, я прижимаюсь к любимому плечу.
- Мы с Женькой встретили кучу людей в белых халатах в коридоре, хватит на всех котиков. Кстати, а что там за праздник, на который нас не позвали?
Я пью воду, совсем немного, чтобы промочить горло.
- У Прокофьевны внук родился, - кашляю, вытирая нос.
- Вот это да!
- Ага, - утвердительно киваю.
Наши с Пашей глаза встречаются, он радостно улыбается. Я знаю, как его мучило прошлое и очень рада, что судьба подарила шанс той паре.
- Женька, уступи маме место.
Девочка послушно встает, пряча пакет с чипсами в рюкзак. Я смотрю на это шуршащее оружие массового поражения с отвращением.
- Я сегодня мимо детского сада шел и так смеялся, - начинает Павел, чтобы отвлечь меня. - Там Димка Глебовский с Жанкиной Варей опять что-то разломали. Поверить не могу, они просто какие-то Бонни и Клайд. Я стоял и тупо ржал с того, как Полина вокруг бегает, пытается навести порядок. Хотел видео снять, да телефон разрядился. Эта парочка вчера закопала все ложки, а позавчера что-то сделала с трубой водосточной. Ха, так забавно, что они дружбаны. Помощница Полины не справляется, мягкотелая она какая-то.
