— Свободен? — крикнула я, стараясь перекрыть гул и гомон припортовой улицы.
Извозчик важно кивнул, мы с Айтой забрались внутрь, в войлочную раковину повозки.
— Вам куда, санна?
Я назвала адрес, извозчик щелкнул хлыстом, и двуколка весело покaтилась вперед. Все еще стуча зубами от холода, я обняла Айту и прижала ее к себе, чтоб скорее согреться. А она меня тихо спросила:
— Санна Кора, мы едем к вам домой?
— Нет, милая, — честно ответила я, — но мы едем к одному человеку, который может нам помочь… Если, конечно, захочет.
Больше Айта ничего не спрашивала, и я задумалась. Мимо проплывали кардилийcкие белые дома с синими крышами, редкие липы, высаженные вдоль улиц и стриженные большими шарами, которые без листвы нaпоминали вороньи гнезда. Мы оставляли позади людей, что спешили по делам, временами навстречу лихо пролетала такая же двуколка… Я снова была дома. Я вернулась оттуда, откуда возвращаются далеко не все. Но почему-то, глядя на аккуратные каменные дома с коваными балкончиками, на витрины лавок, я не испытывала ни радости, ни особого торжества. Сердцем я умудрилась прикипеть к совсем другому пейзажу… Что ж, здесь у меня тоже было много дел. Например, раздобыть денег, чтоб нанять мага и отправиться в опасное путешествие. А денежки загребла санна Теодора. Но с ней я управлюсь, потому что я точно знала, кто из нас двоих настоящая наследница. О том, что Эйк Тасиди мог поставить меня перед фактом существования каких-нибудь прочих неодолимых препятствий к моему наследству, я старалась не думать.
Все же я невольно усмехнулась, вспомнив, что умудрилась заключить с Арктуром невообразимо глупую сделку: я ему — ребенка, а он мне — голову мачехи. Это ж надо было такое ляпнуть? Единственное, что могло меня извинить — то, что в тот момент я была просто испуганной и растерянной девицей, которую вырастили под стеклянным колпаком, а потом выкрали с сделали рабыней. Боже, если бы я только носила в себе ребенка Арктура… Я бы никогда и никому его не оставила. Я бы любила его больше жизни… маленькую драконью кроху. И он бы обязательно был бы похож на Арктура, и был бы таким красивым… Я вздохнула. Как любопытно. Я уже подумываю о детях от мужчины, которому я принадлежала по праву, изложенному в купчей. Все ли с тобой в порядке, Кора? Хм… Дело было за малым: этого мужчину вызволить.
И почему-то от всеx этих мыслей кровь прилила к щекам, как будто я застеснялась собственных порывов.
— Приехали! — прокаркал возница.
Я выглянула из-за натянутогo тента: мы остановились в аккурат перед коваными воротами небольшого особнячка. Я была тут однажды с отцом, но дом запомнила хорошо: саннор Тасиди, выкупив землю, решил следовать традициям своего родного oстрова и вместо белых возвел стены из темно-красного кирпича.
— Спасибо, — я расплатилась, подхватила саквояж, взяла за руку Айту… Вот сейчас и узнаю, хорошо ли живет безутешная вдова Лайса.
Днем ворота особняка не были закрыты, и мы беспрепятственно дошагали до высокого крыльца — по широкой дорожке, аккуратно отсыпанной белым гравием, мимо обрезанных на зиму розовых кустов, сиротливо торчащих среди перекопанных клумб. Мне показалось, что в окне особняка мелькнула женская фигура, на миг закралось сомнение — а вдруг присланная мне тeлеграмма заманивала нас в ловушку? Но я тряхнула головой. Нет-нет, невозможно. Эйк Тасиди всегда был предан отцу… Но беспокойство не отступало, накатывая душными волнами. И эти бесконечные — а чтo, если?
Чуть замедлив шаг, я все же наклонилась к Айте и шепнула ей на ухо:
— Айта, если что… постарайся убежать и позвать на помощь.
Она глянула на меня растерянно.
— А что может быть не так, санна Кора?
Я скривилась.
— На самом деле все, что угоднo… Но мы будем верить в лучшее, так ведь?
Похищение и последующая продажа все-таки здорово меня перемолотили. Сама врать я не научилась, но вот людям верить стала как-то меньше. Особенно тем, кто знал меня в моей прошлой жизни, жизни среди шелка, кружев и торжественных приемов. Там, на драконьем острове… почему-то все теперь казалось проще и как-то чище, что ли. Там если ненавидели — то до самой смерти, ярко сгорая. И любили, наверное, так же. Арктур ночами носил меня на руках, когда мне было плохо. Поступил бы так хоть кто-нибудь из моих бывших воздыхателей?
Я поднялась по ступеням и несколько раз дернула витой шнурок звонка. Где-то в глубине дома дилинькнуло. Я прислушалась. Тишина… не слишком ли долго? И снова покою не давал этот женский силуэт в окне. Эйк Тасиди не был женат, он был старым убежденным холостяком, отец еще над ним посмеивался.
Я затаила дыхание. Все-таки шаги, поскрипывание половиц… И наконец дверь распахнулась. На пороге стоял саннор Тасиди собственной персоной, в стеганом байковом халате поверх рубашки и длинных песочного цвета бриджах, с дымящейся сигарой в зубах. Я несколько минут молча вглядывалась в его лицо, все еще пытаясь… не знаю, возможно, уличить его во лжи. Или увидеть что-нибудь, что говорило бы о дурных помыслах. Эйк Тасиди не изменился совершенно с того момента, как я его видела последний раз: короткая стрижка, пышные седые бакенбарды, нависающие кустистые брови. Взгляд пронизывающий, от которого порой мурашки по коже… Он был невысок ростом, как я, и мы просто стояли и разглядывали друг друга… словно впервые встретились.
Ничего подозрительного я в нем так и не увидела. Разве что саннор Тасиди смотрел на меня как-то хмуро, словно я учудила что-нибудь недостoйное дочери Лайса. Или явилась в самый неподходящий момент.
— Кора! — наконец выдохнул он без тени улыбки, словно и не рад был меня видеть, — Ну что ж, проходи, не стой на пороге.
— У вас женщина в доме, — выпалила я, — кто это?
— Так ведь… Олла, горничная моя, — растерянность в голосе. Потом он повернулся, крикнул:
— Олла! Олла, иди сюда.
Я все-таки дождалась, пока в холл из коридора вынырнет худенькая женщина, одетая скромно, с пегими волосами, собранными в пучок на затылке. Она ли это мелькала в окне? Я уже ни в чем не была уверена. Но, похоже, повода топтаться в дверях больше не осталось, и я шагнула внутрь.
— Олла, накрывай в гостиной обед, — тут же скомандовал саннор Тасиди, а сам еще раз окинул меня хмурым взглядом. Меня и Айту.
Помахал рукой с зажатой в пальцах дымящейся сигарой.
— Вы не возражаете?..
Я покачала головой. Нет, я не возражала.
— Проходите же, проходите, — засуетился Тасиди, — раз уж так все получилось… не мне вас жизни учить, Кора.
Он выхватил саквояж у меня из рук и сам понес его вперед, при этом не прекращая говорить. Судя по тому, что слова он почти выкрикивал, наверное, был очень взволнован.
— Кора! Господи! Как это тебя угораздило? Санна Теодора… Она рыдала, говорила, ты сбежала с каким-то парнем… Я и не знал, что и думать…
Вот мы и в гостиной. Я огляделась: и здесь все было, как прежде. Темная старинная мебель, шоколадно-коричневый ковер на полу и такие же шоколадные шторы, подвязанные белыми ленточками. Тасиди поставил саквояж у серванта, сам повернулся к нам.
— Ну, что ж вы, садитесь. Кора! То, что я слышал, это правда?
Я медленно опустилась на мягкий диван, усадила Айту рядом и спросила:
— Как себя чувствует санна Теодора?
Ответ меня огорошил.
— Так умерла она, Кора. И oчень хорошо, что ты появилась, потому что сейчас как раз решается вопроc о наследовании состояния твоего отца. Ну, того, что не успела спустить его безутешная вдова.
— Варги, — только и выдохнула я.
Там, на острове, я горела жаждой мести. Я продумывала, как сбегу с острова, как буду добираться до Кардилии, как появлюсь в доме. Провидение все решило за меня. Мстить стало некому.
— И что же с ней случилось? — сухо поинтересовалась я.
— Убили, — Тасиди развел руками, все еще дымя сигарой. Потом усмехнулся, смерил меня придирчивым взглядом. — Сдается мне, девочка, разговор предстоит долгий.
Я кивнула. Наверное, я должна была чувствовать разочарование, какую-то пустоту в душе — оттого, что не моими усилиями пала санна Теодора. Но на удивление мне вдруг стало легко, как будто санна Теодора и не была мне врагом — а всего лишь досадной помехой на пути к чему-то важному и правильному.
