— Я с тобой.
Маленький заговор состоялся. Дело оставалось за малым, найти нужный адрес. Если с лордом Дарвеном все оказалось не так сложно — нужный листок обнаружился в одной из книг Лорены, то бумажек с адресами маркиза сестра не держала. И без того предстоит извиняться, что они без разрешения лазили по ее вещам. Во всяком случае, они надеялись, что у них будет такая возможность. И что лорд Дарвен поможет их сестре.
— Не понимаю маму, — пнув попавший под ногу камень, вздохнул Саймон, — она ведет себя так, словно не произошло ничего особенного, и Лорену скоро выпустят. Мол, простите, ошибочка вышла, перепутали. Да еще в ножки кланяться будут, чтобы простила. Или она знает что-то такое, чего мы не знаем, или у них с папой есть какие-то связи, деньги, что там еще, или она просто не понимает всей серьезности.
— Или понимает, но кроме сестры есть еще много нас, о которых тоже необходимо позаботиться. Мелюзга та же, к примеру, которой ничего не сказали, — возразил Карл. — А самые младшие просто вытягивают все силы. Сначала зубы, теперь вот простыли.
— Нас много, проблемы у каждого свои, а мама одна, — Саймон пнул ногой еще один камень.
— Можешь считать меня идиотом, но мне кажется, что та тетка за что — то мстит нашей сестре. Узнать бы за что, можно было бы надавить на нее, заставить забрать заявление. Да еще намекнуть, если не сделает этого, сама отправится на принудительные работы.
— К ней не подберешься, я уже думал об этом. Ну и кое-что разузнал, — признался ему брат.
— Вроде как тетка эта правду говорит, Лорена что-то такое сделала, и это доказали. Так что надо думать, как ее вытаскивать.
Ночами дома было неспокойно. После того, как старшие дети ложились спать, а младших еще ждало последнее кормление, родители в очередной раз обсуждали, что можно сделать для спасения дочери.
— Я решила. Я все-таки напишу ему, — женщина прошла по комнате, поправила одеялко одной дочери, погладила по щечке вторую и посмотрела на мужа. — Я надеялась, что произошла ошибка, или что дочь будет все отрицать, или еще на что-то, но все оказалось намного серьезнее. Ты же видел последнее письмо Лорены. Эта женщина готова на все, чтобы отомстить.
— Да, видел, — мужчина сложил газету, в которую больше смотрел, чем что-то читал, и отложил ее в сторону. — Я давно говорил тебе, чтобы ты написала им. У тебя сохранились все адреса, ты знаешь, что надо сказать, а о чем лучше умолчать. Но ты же решила, что мы сможем справиться сами, как справлялись до этого. Увы, настал тот день, когда следует признать, мы не всесильны. Да, мы любим друг друга, у нас дружная семья, но есть вещи, в которых нам нужна помощь. И нам надо забыть про гордость, чтобы помочь нашей дочери.
— Да, — женщина вздохнула, потом подошла к мужу, поцеловала его, — ты прав. Мне стоит забыть о моей гордости и написать это треклятое письмо. В любом случае, я могу успокаивать себя тем, что пыталась решить проблему сама. Мы пытались.
— Иди и пиши, — улыбнулся мужчина. — Когда девочки проснуться, я позову тебя.
Его жена кивнула, еще раз проверила, крепко ли спят дочери, после чего вышла из комнаты.
Время тянулось. Еще несколько раз в сопровождении защитника приходили следователи, всегда разные, задавали одни и те же вопросы, потом исчезали на несколько дней. Ко мне по-прежнему никого не пускали. Защитник говорил, что надо набраться терпения, по моему делу был направлен запрос в столицу, И как только придет ответ, будет вынесено то или иное решение. Я ждала. Единственное, что изменилось, в мою камеру принесли светильник.
То ли следователи пришли к выводу, что при свече работать не удобно, то ли помогло обращение к руководству, но читать и писать мне было много проще. И я пользовалась этим, перечитывая все, что передавали мне из дома или находилось в тюремной библиотеке.
Я успела понять, что мой защитник в принципе нормальный мужчина, просто не любит подобные заведомо провальные дела. Вообще, работал он больше не с заключенными, а по финансовой части, но в моем случае никто не хотел браться за дело добровольно, и жребий пал на него. Что мне нравилось в этом человеке больше всего — он ничего не обещал. Ни того, что меня ждет каторга или что хуже, ни того, что я обязательно выйду на свободу. Просто был честен — все зависит от бумаг из столицы и того, что именно я решу сказать на суде. И я думала. Потому что, расскажи я, что лорд Дарвен делал за границей, и пойду под суд за разглашение государственной тайны. А там уже однозначно меня ждала виселица.
Но бесконечно мое заключение продолжаться не могло. В один не слишком прекрасный день мой защитник сообщил:
— Заседание суда состоится через три дня. На запрос из столицы пришел ответ, что без личного одобрения его величества они не могут предоставить нужную нам информацию, а король в отъезде. С твоим лордом и его заклятым приятелем тоже не удалось связаться. Прости, я тянул время сколько мог, но судья хочет разобраться во всем до зимнего карнавала.
Я вздохнула. Потом встала, прошла по камере. Несколько шагов в одну сторону, несколько в другую. Остановилась напротив оконца и подняла голову. Небо было синее-синее, какое бывает только осенью, в те дни, когда ночью уже подмораживает, а днем еще припекает. И ни одного облачка.
— Хорошо, — как только голос не дрогнул. — Я подумаю, что можно будет рассказать, чтобы хотя бы избежать казни. А потом родители и братья найдут и лорда Дарвена и маркиза фон Ворсета, даже если придется доставать их из-под земли.
— Держись, дорогая, — мужчина подошел и потрепал меня по плечу. — Мы еще попробуем повоевать за тебя.
Я кивнула. Да, я еще повоюю за свою жизнь. Рассказать, при каких обстоятельствах я познакомилась, а затем распрощалась с женщиной, заявившей на меня, я смогу. А жестокое обращение с детьми у нас тоже подсудное дело.
Глава 16
Несмотря на предупреждение защитника, несколько наших мозговых штурмов, попытки предугадать, какие могут быть вопросы, и мои прикидки, какие моменты из всей истории я могу рассказать, уверенности, что из зала суда меня не отправят в камеру смертников, не было. Напротив, с каждым часом мне становилось все хуже. Страх парализовал, не давал спать. Пропал аппетит, и я давилась тюремной едой, чтобы на заседании не упасть в обморок. И ничего не могла с собой сделать, потому что понимала, без поддержки от лорда Дарвена или маркиза фон Ворсета меня осудят.
Меня трясло, когда я переодевалась в чистое платье в день заседания. Пока меня везли к зданию суда, я с трудом сдерживалась, чтобы не начать грызть ногти. Во время ожидания в специальной комнате я ходила туда-сюда, потому что не могла сидеть на одном месте, и двигаться казалось хорошей идеей. Но когда меня ввели в зал, я почувствовала неожиданные спокойствие и уверенность. Что бы ни было в итоге, я не буду жалеть ни об одной минутке, проведенной с Кристофом и Винченцо.
Оглядевшись, с трудом увидела братьев. Отец, скорее всего, был на работе, а маме не с кем оставить остальных детей. Для участия в заседании они слишком малы. И, я могла поспорить с кем угодно, даже не знают, что у старшей сестры неприятности.
Потом началась стандартная, надо полагать, процедура. Публике представляли участников процесса: обвинитель, защитник, помощники судьи, обвиняемая, то есть я. Последним произнесли имя судьи. Поднялась вместе со всеми, когда в зал вошел энергичный подтянутый мужчина лет сорока. Потом так же опустилась на свое место, когда позволили. Все это как-то отстраненно, механически, словно была марионеткой, которой кукловод указывал, что делать.
— Слушается дело, — заговорил судья, и у меня пробежала по телу дрожь от его бархатистого голоса. Что он забыл в суде? С таким голосом его бы быстро прибрал к рукам столичный королевский театр.
Дальше я почти не вслушивалась. По протоколу сначала судья кратко изложил суть дела, потом передал слово обвинителю. Тот пересказал суть грядущего процесса, но вместе с тем упирал, что я находилась за пределами страны с неизвестным мужчиной, в компании которого втиралась в общество аристократии с неизвестными целями. После моему защитнику позволили высказать нашу позицию.
