— И что же сказал Дренг? — спросила я, глядя в спину кучера.
Маг сжал мою ладонь и ответил:
— Ни разу, Шанни. Олив поклялся, а ему я верю, что певичка стала первой интрижкой. До короля ей покровительствовал Морсом. Он имел неосторожность восторженно высказаться о своей пассии. Расхвалил ее голос, красоту, умение вести беседу… страстность, и это заинтересовало…
— Подробности излишни, — поспешно остановила я магистра.
— Как скажете, девочка моя, — согласно кивнул Элькос. — Я считаю, что вам и вовсе не стоит вникать во все эти подробности. Ни к чему терзать себя. К сожалению, я не могу лишить вас боли, не причинив вреда вашему светлому разуму. Но могу привезти настоек, которые дадут вам доброе расположение духа, бодрость и вернут жизнелюбие.
Я подняла руку и усмехнулась:
— Вот уж нет, господин Элькос, покорнейше благодарю. Бодрости и жизнелюбия мне не занимать. Они кипят во мне с рождения, и даже королю не под силу вытравить их из меня. Что до боли, то и она пройдет однажды, в этом я уверена. Чем дальше я от него, тем скорей затянутся мои раны.
Маг покивал, слушая меня, после вздохнул и снова взял за руку. Он мягко сжал мою ладонь, накрыл второй рукой и заговорил:
— Позвольте уж мне, вашему старому знакомцу и человеку, который искренне любит вас, высказаться начистоту. Вы горячи и судите…
— Не стоит, — холодно оборвала я Элькоса. — Сейчас вы скажете лишнего. Я не намереваюсь вновь слушать о своей молодости, неопытности и любви короля…
— О нет, дорогая, — удержав мою руку, прервал меня маг, — я вовсе не собирался уговаривать вас простить его и распахнуть свои объятья. Позвольте мне все-таки изложить свою мысль, даже если она вам покажется неприятной и неприемлемой, все-таки дослушайте до конца, а там, обдумав, поступайте, как посчитаете нужным. Я не буду ни уговаривать вас, ни советовать что-либо, но поделюсь своими соображениями. — Перестав вырываться, я устремила на магистра взгляд. Удовлетворенный тем, что я слушаю, он продолжил: — Так вот, Шанни, как бы там ни было, но он и вправду к вам неравнодушен, и не просто неравнодушен, государь к вам привязан. Вы – первая и единственная женщина, которая интересует его больше, чем тело на ложе… Вы негодуете, однако обещали меня выслушать, и я продолжу.
Вы дороги ему, но за три года ваша жизнь с ним устоялась, приобрела спокойствие и стабильность. Минуту! — воскликнул маг, видя, что я готова прервать его. — Терпение, дорогая, сейчас вы лишь подтверждаете мои слова о вашей горячности. Скоро вы поймете, к чему я говорю всё это. На чем… ах да, ваша жизнь превратилась в тихую запруду. Я не говорю о том, что вы скучны, или же что он остыл и ощутил неудовлетворение, напротив, и я повторю: вы – единственная, кто дает ему больше, чем утоление страсти. И под запрудой я умел в виду, что вы превратились в семью, пусть и не сочетавшуюся браком. Так вот в вашей семье установился свой ход вещей, который не нарушался ни разу. Ему было уютно, ему было хорошо, и он уверовал, что так будет всегда, а потому решил, что может позволить себе… шалость. Теперь, когда его мир разлетелся на осколки, король страдает. О-о, Шанриз, поверьте мне, он похож на зверя, запертого в клетке. А ему необходим воздух и свет, которыми вы стали для него.
— Мне…
— Дослушайте! — воскликнул магистр и покачал головой: — Экая вы вспыльчивая… Он и прежде, когда вы еще не были близки, тяжело переживал ваши отказы. Злился, был раздражительным, теперь же и вовсе то подавлен, то срывает свою ярость на тех, кто оказывается рядом…
— Он своими руками уничтожил свой… наш мир, — передернула я плечами.
— Несомненно, — кивнул маг. — Я, как не оправдывал его, так и не оправдываю. Однако могу сказать точно, что он не откажется от вас. Сейчас, когда его злость поутихнет, государь станет покладист и послушен вам. Он будет готов сделать многое, чтобы выпросить у вас прощение…
— Наступит время взяток? — усмехнулась я.
— Именно. Так вот, по моему скромному мнению, вам стоит их принять. Но нужно помнить, что это обяжет вас принимать и его самого, и его ухаживания, а после вынудит вернуться во дворец. — Я скривилась, но Элькос продолжил: — Шанни, дорогая моя девочка, послушайте старика, он не даст вам прохода. У вас есть два пути: одни в пропасть, другой на вершину. Вы можете вить из него веревки, можете управлять им… в разумных пределах, конечно. Наш государь – человек умный, а потому не позволит делать из себя дурака даже вам.
Отсюда следует, вы можете порвать с ним. Это желание понятно. С чего бы ни начались ваши отношения, и с какими бы чувствами вы ни входили в них, но за эти годы вы прикипели к нему, пропитались духом вашего совместного существования. Оттого вам больно, оттого вы оказались раздавлены открывшейся правдой, и оттого хотите бежать от него. Но, как я уже сказал, государь не позволит вам этого. Какое-то время вы сможете удерживать его на расстоянии, но когда он поймет, что и вправду потерял вас и всё, что он может сделать для вас в этот период, не вернуло ему вашего расположения, он придет в ярость. И тогда всякая милость сменится преследованием. Как любой Стренхетт, он мстителен.
Милая моя, это будет уже не игра с огнем, вы попросту сгорите в пожарище его гнева. Вы и ваш род, а всякие ваши начинания будут преданы забвению. Еще не пришла та пора, когда он не сможет вырвать с корнем едва проклюнувшиеся ростки. Если вы желаете именно этого, то лелейте свою гордость, но готовьтесь после этого стать пылью, которую развеет ветер. Уходить стоило еще до того, как был повержен Ришем. Только тогда всё могло пройти безболезненно. Сейчас уже поздно.
Я не желаю, чтобы с вами произошло именно это. И как ваш друг я говорю вам – возвращайтесь. Не сейчас, пусть он проварится в собственном вареве и будет готов идти на уступки. Король заслужил, чтобы вы получили с него с лихвой за его обман. Так получите! Дайте ему надежду, и он сотворит для вас то, что сейчас называет невозможным. Берите взятки, Шанни, берите и не брезгуйте. А потом возвращайтесь.
Уже какое-то время я слушала мага с мрачноватым вниманием. Сидела, глядя на дорогу, внимала каждому слову и внутренне соглашалась с ним. И насчет мести короля за обманутые надежды, и что Ив будет готов дать мне сейчас много больше, чем дал бы, пока мы существовали рядом в мире и дымке видимого счастья.
Разум был согласен с Элькосом, но душа…
— Я не смогу принять его, — наконец, сказала я, не глядя на магистра. — Как раньше уже не будет. Не хочу подпускать его к себе, а еще меньше желаю видеть в каждой смазливой мордашке соперницу и подозревать. Это разъест меня больше, чем то, что я чувствую сейчас.
— Не надо подпускать, — ответил маг, и я обернулась к нему. — Ваше возвращение вовсе не обязано должно означать, что вы уже всё забыли и готовы открыть ему объятья. Вы вольны ставить условия, и он примет их, уверяю вас. Дайте время вам обоим. А там, как знать… Поверьте, боль однажды притупится. Я достаточно пожил, Шанни, и испытывал разные чувства, потому могу судить о происходящем с высоты собственного опыта. В конце концов, когда-то вы уже начинали с расчета, почему бы и не выстроить ваши дальнейшие отношения с этой позиции? Ему будет достаточно того, что вы рядом и не отвергаете его, а вы продолжите строить новый мир. У вас это недурно получается. В любом случае, у вас есть время всё обдумать и прийти к определенному решению. А потому думайте, девочка моя.
— Предлагаете продавать себя? — невесело усмехнулась я.
Маг укоризненно покачал головой.
— Продавать, — фыркнул он. — То, что собиралась сделать баронесса Дарскейп на торжестве государя, вот это называется «продавать себя». Авансом стало ее непомерное декольте, расчетом она предлагала тело за королевские подарки. Продают для личной выгоды. И, выходит, что из вас двоих именно король готов продавать свои милости за возможность видеть вас рядом. Заметьте, не за тело. Если бы его интересовало только тело, он бы уже пару лет, а то и больше, как остался вашим воспоминанием. Страсть монарха проходит быстро, его же с вами связывает нечто более глубокое. А ему важно, чтобы вы были рядом – вся целиком, со своими заботами, интересами, увлечениями, мыслями. И, стало быть, вы покупатель, а не продавец. — Он улыбнулся и пожал плечами: — Мы все продавцы и покупатели. Пол тут роли не играет. И тело – не основной предмет торга. Каждый из нас чем-то и за что-то платит. Каждый ищет пользу: для себя, для других – какая разница? Это лишь вопрос формулировки и выгоды толкования.
