мама. Ты готова ее увидеть?
Я только плечами пожала. Мне не хотелось, но я уже могла. Нельзя заставлять родных волноваться больше, чем нужно. Или нет, не так. Просто — нельзя заставлять родных волноваться.
Дверь в палату отворилась с тихим шорохом и к нам вошел серьезный доктор, в сопровождении нескольких медсестер. Одна из которых несла поднос, накрытый какой-то тканью. Мне будут делать укол?
— Пришли результаты анализов? — Глеб встал и пояснил для меня, — у тебя брали кровь.
— Пришли, — кивнул доктор. — Но нам потребуется еще кое-что. На данный момент, я могу сказать, что в крови пациентки обнаружены остатки сильнодействующего седатива.
Я прикрыла глаза. Вот значит как. Он продумал абсолютно все. Что ж, спасибо, что не догадался подсадить на наркоту. Говорят, зависимые люди во время ломки способны на все. И согласны на все.
Доктор продолжал что-то пояснять, Глеб размеренно кивал, а медсестры суетились вокруг меня. Взяли кровь из вены, из пальца и попросили попробовать встать. Потому что нужно наполнить баночку.
— Почему так много всего? — насторожено спросила я и покорно поднялась с постели.
Голова немного кружилась, но в общем и целом чувствовала я себя сносно.
— Доктор назначил, — тут же перевела стрелки медсестра.
Добредя до туалета, я совершила все необходимые действия и вернулась в палату. Было как-то неловко — у меня дома сантехника была хуже, чем здесь. В разы хуже.
— Глеб, — шепнула я, когда мы остались одни, — мы не разоримся?
— Не разоримся, — отрезал Драгош и со смешком добавил, — мы сэкономим на твоем питании.
— А?
— Сейчас принесут и ты поймешь, — он проказливо усмехнулся.
Через пару минут мне принесли кашу. На воде. Какая прелесть.
— А почему две порции? — нахмурилась я.
— Ну не брошу же я тебя, — усмехнулся Драгош. — А то вдруг ты мне не простишь?
— Дурак, — буркнула я.
Вопреки моим страхам, каша осталась во мне. Хоть доесть до конца я и не смогла.
До обеда я возилась с новым телефоном — восстанавливала контакты, настраивала приложения и вспоминала пароли. Последнее было особенно сложно, потому что блокнотик со всеми паролями был мною давно потерян.
Зато после обеда я смогла отписаться и Еське, и маме с папой. Поблагодарить за все и уверить, что уж теперь-то все в порядке. Никто мне не поверил, конечно. Но зато порадовались.
А на следующий день в палату вошел хмурый доктор. За ним тенью скользили медсестры. И одна из них, как и в прошлый раз, несла поднос, накрытый тканью.
— Сидите, — махнул доктор, когда мы с Глебом попытались встать. — Я и сам присяду.
Мне стало тяжело дышать. Что? Этот все-таки подсадил меня на что-нибудь мерзкое?
Всхлипнув, я подалась вперед. И тут же сама устыдилась своей реакции. Что со мной? Никогда не была такой слезливой и нервной. Всегда и все проживала и прожевывала внутри, наружу выпуская лишь крохотную часть от общей массы эмоций.
— Марина Андреевна, — тут же среагировал на мой всхлип врач, — держите себя в руках. Сейчас это ваша первейшая обязанность. Вам предстоит стать матерью, а учитывая то, чем вас опоили…
Я без сил опустилась на подушки. Внутри меня есть еще один человек. Не верю.
«Ты достаточно невезуча, чтобы залететь после первой же ночи с любимым человеком», сказала мне Рюмкина. Может, не именно так сказала, но смысл был примерно этот. Вот ведь зараза… Накаркала.
— Срок? — спросила я, уставившись в потолок.
Может ли этот ребенок быть от этого? Нет, у нас давно ничего не было.
— Очень маленький, — сказал доктор, — две, максимум три недели. Марина Андреевна…
И врач замолчал. Я, прижав руки к животу, пристально за ним наблюдала.
— Марина Андреевна, во-первых, беременность на столь раннем сроке может и не стать реальной беременностью, — доктор благожелательно улыбнулся.
— Доктор, а можно как-то ближе к сути, — напряженно произнес Глеб и положил руку поверх моей, прикрывающей плоский пока еще живот.
— Лекарства, которыми была опоена Марина Андреевна могли нанести вред эмбриону, — сухо произнес доктор.
И я потерялась во всех тех страшных словах, которые он произнес. Инвалидность, нарушение чего-то там и все такое прочее.
— Сейчас мы будем выводить из вашего организма вредные вещества, Марина Андреевна. Одновременно вас будет наблюдать другой доктор. Женский, если можно так выразиться.
— Ясно, — кое-как выдавила я. — Ясно. Спасибо. Если бы… Если бы я сразу поехала в больницу, что-то могло измениться?
Доктор посмотрел на меня и спокойно сказал:
— Вряд ли. Винить себя из-за того, что вы поехали домой глупо. И я сильно сомневаюсь, что вам бы назначили химико-токсикологическое исследование. Вы сделали лучшее, что могли — спрятались в безопасном с психологической точки зрения месте и не сорвались в истерику.
— Я истерила, — поправила я доктора.
— Поверьте врачу, — усмехнулся он, — поверьте врачу, у вас все более или менее в порядке. Я не могу прогнозировать будущее, но сейчас все достаточно неплохо. И мы будем делать все, чтобы ваше состояние не ухудшилось. Но вы сейчас должны решить, что мы делаем — просто поддерживаем вас и чистим организм или…
— Или, — тут же выпалила я. — Мой ребенок должен жить.
И только сказав это, я поняла, что не посоветовалась, даже не подумала посоветоваться с Драгошем. Может…
«Не может», оборвала я свои собственные упаднические мысли.
Доктор перевел взгляд на Глеба и тот уверенно произнес:
— Наш ребенок должен жить.
— Хорошо. Это хорошее решение, — доктор встал. — Через час после обеда вам придут ставить капельницу. Примерно к этому же времени прибудет ваш второй доктор. Доброго дня.
Он вышел, за ним выскользнули сопровождавшие его тени-медсестры. А я перевела взгляд на Глеба. Тот спокойно улыбнулся:
— Я рад, что ты приняла правильное решение. Если бы… Я бы боролся за жизнь нашего малыша.
— И был бы сильно разочарован, — усмехнулась я. — Но что если..
— Мы не бедствуем. Даже если ребенок родится инвалидом, мы сможем его обеспечить всем, — уверенно произнес Драгош и сжал мою руку.
— Мы не вечны, — тихо сказала я. — Кто знает, сколько нам отмерено?
— Трастовый фонд, — тут же отозвался Драгош. — Или типа того. Я заработаю достаточно, чтобы с нашего ребенка сдували пылинки после нашей смерти.
— Чем я тебя заслужила? — улыбнувшись, я прикрыла глаза. И ощутила легкий, едва заметный поцелуй в висок.
— Никто никого не заслуживает, — шепнул Глеб. — Заслужить можно только повышение.
И тут же, без перехода:
— Твои родители нервничают. После твоих смс было затишье, а сейчас пишут, что хотят приехать.
На телефон Глеба и правда то и дело сыпались смс-ки. Я думала, что это по работе, а оно оказывается вон как.
