печального котика до бешеного яростного зверя у Изергаста произошел мгновенно – стоило Джафу лишь ляпнуть, что мол она, Миранда, гулящая.
– Знаешь, Джаф, вообще-то да, – сказала она. – Я специально пошла к нему именно тогда, когда ты уехал к Стене, чтобы ты не выносил мне мозг своей ревностью.
– Зачем? – спросил он, сузив горящие злостью глаза.
– Поговорить, – ответила Миранда. – Между нами есть недомолвки, которые мешают мне учиться. Я хочу повысить уровень, но это сложно, когда он то игнорирует меня, то сует в гроб.
– А в академии поговорить нельзя было? – вкрадчиво спросил Джаф. – Что там, не те условия? Нет постельки?
– Можно подумать, тебя это когда-то останавливало, – заметила она. – Мы только и делаем это то в лесу, то на лужке, то на полянке. Я уже себе всю задницу шишками ободрала!
– Все с ней в порядке, – заверил Джаф. – Оближу – и заживет. Не соскакивай с темы. Почему вы оказались у него дома?
– Потому что там хранятся важные артефакты, – вздохнула Миранда.
Платья для обезьянки, вообще-то. Неужели Изергаст сам их вышивал? Она невольно улыбнулась, представив мастера смерти с пяльцами.
– Тебе смешно? – взъярился Джаф. – Наставила мне рога, а теперь смеешься? Я как идиот храню тебе верность, а ты, стоит мне за порог, мчишься к своему некроманту?
– Ты же знаешь, что у нас с ним не было секса, – примирительно сказала Миранда. – Ты бы точно учуял. Зачем орать?
Зачем вообще это все? Ревность, чуждые страсти, бурление чувств… Она будто стояла в центре оркестра, и вместо слаженной мелодии в ушах гремела какофония.
– Мне сложно, – буркнул Джаф. – Это все моя животная натура. Я самец. Ты моя самка. Я не собираюсь тебя с кем-то делить… Ладно. Ты права. Возможно, он прошел слишком близко от тебя или подал руку. Он душится как девчонка, запах цепляется. Так что за артефакты? Что-то для секса?
– Да какой секс? – простонала Миранда. – Моррен придумал, как упокоить Мисси. Оживить заново в другом теле, убить, развеять останки. Но там сложно все…
– Моррен, – повторил Джаф. – Ты теперь зовешь его по имени?
– Пожалуйста, не начинай.
– Не надо делать из меня дурака!
– Да ты сам его из себя делаешь! – взорвалась она. – Хватит! Я не собираюсь перед тобой отчитываться! Я хожу, куда хочу и с кем хочу. А верность хранят не потому, что другой зорко следит, как бы чего не вышло, а потому, что изменять не хочется. Но ты не можешь этого понять, потому что тебя тянет к любой, да?
– Люблю я только тебя, – упрямо сказал Джаф. – А если не нравится в лесу, так я могу купить льняные простыни, когда поедем в Фургарт. Или на чем там спит Изергаст?
Вопрос прозвучал обманчиво невинно, но Миранда усмехнулась. Уловки Джафа шиты белыми нитками.
– Откуда мне знать, – спокойно соврала она.
Черный шелк, зеркала на белых стенах, отсутствие окон – все для того, чтобы исключить лишнее и сосредоточиться на одном… Как хорошо, что Джаф не может увидеть, о чем она думает, иначе всякому доверию между ними пришел бы конец. Впрочем, его и так нет. Но и Изергасту она не доверяла. Что если сейчас она лишь марионетка в его холеных руках?
– Пойдем ко мне? – предложил Джаф, обнимая ее и притягивая к себе. – Помиримся, – прошептал ей на ухо и прикусил мочку.
– Я хочу дождаться Арнеллу, – сказала Миранда, высвобождаясь из его объятий. – Надеюсь, с Адалхардом все в порядке. Иначе ее просто сорвет.
– А ты бы переживала за меня? – спросил Джаф.
– Да, – ответила Миранда. – Я и сейчас за тебя переживаю. Ты пугаешь меня, Джаф. Когда ты сцепился с Изергастом, я решила, что тебя сорвало.
– Это в прошлом, – мотнул он головой. – Тренировки с Адалхардом помогли. Но было бы хорошо, если бы ты не давала мне поводов для срыва.
– Не надо так грубо мной манипулировать, – попросила она. – Ты не ребенок. Так что неси за себя ответственность сам.
Мы вернулись в академию, когда уже стемнело. Взяв меня за руку, Родерик повернул к своему дому. Мы не успели поговорить: Эммет с мастером Изергастом летели в экипаже с нами вместе, и это не располагало к откровенности.
Зато когда за нами закрылась дверь, Родерик поцеловал меня, и все разговоры на какое-то время стали не нужны. Требовательные губы целовали меня, сильные руки нетерпеливо раздевали, гладили, и я отвечала на ласки и нетерпеливо снимала лишнюю одежду с мужчины, желая коснуться его горячей кожи.
До спальни мы так и не дошли, и, упираясь руками в стену кабинета, я вдруг осознала, что это то самое место, где я когда-то оказалась перед ректором голой. Сейчас это не вызывало у меня ни ужаса, ни стыда, и я стонала от удовольствия, которое дарило мне его тело.
Развернув меня и подхватив под бедра, Родерик прижал меня спиной к стене, и я, обхватив широкие плечи, смотрела в глаза, полные огня, и видела там свое отражение. А потом наше пламя взметнулось так ярко, что, наверное, эту вспышку могли увидеть по всей академии.
***
– Арнелла, – тихо произнес Родерик.
– М? – я откинула голову ему на плечо, и он медленно провел мочалкой по моей обнаженной груди.
Вокруг горели свечи, и маленькие огоньки отражались в воде словно звезды. Мне было так хорошо и спокойно, что я готова была остаться в этой ванне навсегда.
– Я тебя обманул.
– Что? – встрепенувшись, я развернулась к Родерику лицом. – Это ты о чем? – сердито спросила я. – В смысле – обманул?
Он улыбнулся и сдвинулся вперед, чтобы обнять меня, но я выставила руку, отталкивая его.
– Сначала признайся, – потребовала я.
– Ладно.
Он выбрался из ванной, куда-то ушел, оставляя на полу дорожку мокрых следов, но вскоре вернулся и забрался ко мне в ванну снова.
– Я жду, – напомнила я. – Когда это ты мне наврал, а?
– Я соврал, сказав, что больше не буду делать тебе предложение, – ответил Родерик. – Но я сделаю это снова. А потом опять, если придется. Арнелла, я люблю тебя. Я хочу жениться на тебе, хочу прожить с тобой до конца своих дней, хочу от тебя детей. Я обещаю, что буду прислушиваться к тебе и твоим желаниям. Обещаю, что сделаю все, чтобы ты была счастлива со мной. Обещаю любить и оберегать тебя и наших детей до последнего вздоха.
Он разжал ладонь, на которой тускло поблескивал перстень Адалхардов, и мое сердце подскочило, забившись в три раза сильней. Я еще не успела избавиться от привычки касаться
