Он снова замялся. А я улыбнулась.
— Да, я знаю. Не волнуйтесь, кроме меня знает только Даниель Велконти.
— Это неважно, девочка моя. Я пришел просить у тебя прощения.
— Нет! — быстро ответила я. — Не надо! Это совершенно лишне!
Профессор Стриц наморщил лоб. Сказал:
— Хорошо. Если это не надо тебе, то мне надо. Я присяду?
Широким жестом обведя склеп, я растерянно улыбнулась:
— Ради бога, чувствуйте себя как. Ой! Едва глупость не ляпнула!
Профессор опустился на жалобно скрипнувший под его большим телом стул и кивнул:
— Не смущайся, Адриана. Я везде чувствую себя хорошо. Так вот.
Я села на кровать. Раз он хочет, я выслушаю.
— Как ты знаешь, наверное, древний род — это и почет, и проклятье одновременно. Мы не можем иметь двоих-троих детей по императорскому указу от… Боже, не помню какого именно года! Но это неважно. Раньше каждый ребенок такого рода становился велетом. А император и его предки — не самые сильные маги.
Профессор Стриц замялся и предупредил:
— То, что я сейчас говорю — это крамола!
— Я понимаю…
— Они отличные военные, превосходные правители, интриганы от природы, что очень важно для человека, управляющего огромной империей. Но любой маг из древнего рода сильнее императора. Нас загнали в рамки, чтобы не плодить угрозу безопасности правящему семейству. Впрочем, всех устраивает такое положение дел, да и велетов не было на земле уже слишком давно.
— Но ведь. Даже если Источники перестали работать, велеты не могли сразу исчезнуть,
— пробормотала я. Профессор Стриц покачал головой:
— Не так. Ты путаешь причину и следствие. Сначала велеты стали слабеть. Источник — как живое существо, как огромный сильный зверь, которого нужно приручить, чтобы добывать из него магию. Как только Источники почувствовали, что больше некому ими управлять, они стали бунтовать. Орки, умертвия, упыри. Понимаешь, Адриана, это были испытания для людей — проверить на силу. Люди не справились и решили проблему одним махом — засыпали все известные точки прорыва магии.
— Радикально.
— По-человечески! — усмехнулся профессор. — Так вот. Разрешенный по указу ребенок у нас с Мелиссой родился после свадьбы. Ты знаешь его, это Вальтер. Но иногда между людьми случается такая любовь, что от нее рождаются дети вне зависимости от желания родителей.
Он помолчал и сказал с невыразимой нежностью в голосе:
— Так появилась ты, Адриана.
От этих слов меня пробрало нечто странное. Вроде бы и радость, что я была желанным ребенком, а вроде и умиление — будто прикоснулась к чуду любви, которое мне не принадлежит. Одно я знала точно: мне стало очень хорошо от признания профессора. Отца.
— Твоя мать, Мелисса, не хотела тебя отдавать. Была против. Мы еще долго не разговаривали — она злилась на меня, потому что я был вынужден настоять. Опальный род, я не мог рисковать своей семьей, не мог рисковать службой в академии и Вальтером.
— Я понимаю, — пробормотала. Не то чтобы я понимала. Но кто я такая, чтобы судить своих родителей?
— Мелисса настояла, чтобы тебя отвезти в монастырь Роудвиля. Она выросла там — ведь она сирота. И велела матери-настоятельнице присматривать за тобой, как за родной! Иногда приезжала посмотреть на тебя, прикрываясь заботой о монастырском приюте…
Я застыла. Конечно, у нас было несколько попечительниц из богатых семей. Они собирались на важные церковные праздники, а мы старательно готовились — разучивали псалмы, вышивали подарочные платочки, готовили пироги и пирожные. Господи, узнать бы, которая из этих женщин была моя мать?
— Если ты решишь когда-нибудь нанести нам визит. — профессор запнулся и мужественно продолжил: — Если ты согласна, то уверяю, твоя мать будет счастлива обнять тебя, Адриана!
Я встала, подошла к нему в порыве чувств, и профессор вскочил, как нашкодивший мальчишка. Взяв его за руки, сказала срывающимся голосом:
— Профессор Стриц. Отец. Я с радостью приеду к вам, как только меня выпустят отсюда!
Укол в ладони! Я хотела отдернуть руки, но не смогла — мы с профессором словно срослись ладонями! И вдруг. Меня словно втащило целиком в какой-то невидимый портал, и я полетела вверх или вниз, не знаю куда, сквозь призрачные лица, которые вскоре слились в одно — похожие, улыбающиеся, чванливые, с ухмылкой, серьезные, старые, молодые. Я летела, не смея даже кричать от ужаса, а потом остановилась, как вкопанная перед лицом рыжей женщины, покрытом веснушками. Резкий поворот — и я снова лечу в бесконечное путешествие сквозь фантомов. Кто они, все эти люди, давно умершие? Я видела Анну, это точно, а после нее? Целая вереница призраков! И снова остановка — уже перед парой.
Рыжая женщина с веснушками была мне знакома — я видела ее в безвременье. А с ней мужчина — старше ее, седой, с прозрачными глазами, с морщинами, которые появляются у людей от многих дум и многих печалей. Эммер и. Ее муж, велет Селейн!
— Адриана!
Потрясенный голос профессора Стрица вывел меня из транса, и я очнулась, диким взглядом глядя ему в глаза. Призраки исчезли. Я вернулась в склеп.
— Пресвятая богородица, что это было?
— Я никогда не слышал о таком странном ритуале, — пробормотал профессор Стриц, осторожно вынимая руки из моих дрожавших ладоней. — Призраки. Некоторые мне знакомы. Не знаю, что это может быть.
— Зато я знаю, — улыбнулась вымученно. Что-то я стала уставать ото всех этих переживаний! — Это активировалась родовая память.
— Кто-то провел с тобой ритуал активации? — удивился он.
— Даниель Велконти.
— Опять Велконти, — проворчал профессор Стриц. — Терпеть не могу этих Велконти!
Мне отчего-то стало смешно. И я сказала вредным голосом:
— А придется с ними помириться, отец!
— Это почему это?
— Потому что… Как вам сказать… Анна Вересовская, вы же знаете, что она наш предок? Так вот, у нее родился ребенок не от Стрица, а от велета Селецио Конти, предка нынешних Велконти. Так что вы. мы с ними в родстве!
Я даже рассмеялась, увидев вытянувшееся лицо профессора. Мне была непонятна эта вражда, но когда-нибудь я все пойму. А пока.
— Вам придется помириться хотя бы потому, что я. дружу с Даниелем.
— Я понимаю, — ответил профессор. Вздохнул. — Прости, мне надо идти. Я принесу добрую весть твоей матушке, если ты не против.
С улыбкой я кивнула, глядя, как он вызывает портал. Прежде чем уйти, профессор Стриц оглянулся и сказал:
— Спасибо, девочка моя.
Когда портал схлопнулся, я обняла плечи руками и села на кровать. Все-таки хорошо, что у меня есть семья. Это подарок жизни. Я ни за что не потеряю его!
День тянулся, как застывающая патока. Долго я пыталась сосредоточиться на домашнем задании, данном профессором Дорисски, — высчитать процентное содержание яда в крепком отваре болиголова. Мне отчаянно мешали голоса. Некоторые из них стали совсем тихими, а некоторые просто вопили в голове. Читать мысли было не у кого — студенты разъехались на выходные, даже Остин со своей гитарой и Вальтер со своим отцом. С нашим. Поэтому я упорно вчитывалась в задачу, стараясь понять, что там к чему и с какого края приступить к ее решению. А потом.
Потом вдруг к голосам прибавились мысли. Даже не мысли, а междометия: «А-а-а-а! О-о-о-о!» Нет, еще вопли: «Помогите!» и «Что за ужас?!»
На этом я отложила домашнее задание. Что происходит наверху? Кому-то нужна помощь? Стало плохо? Убивают? Грабят? Почему никто не думает о том, что надо помочь? Я бы помогла, конечно, но не могу выбраться из склепа! Я тут за три недели все обыскала — выхода нет, склеп замурован! Только порталом, а я не умею их создавать.
Далекий зов проник даже не в голову, а прямо в сердце, и я вскочила, озираясь. Даниель звал меня — отчаянно и громко. Даниель, Даниель. Я не могу выйти! Как я приду к тебе?
Что вообще случилось в академии?
Как мне выбраться из склепа?
Что делать?!
«Создай портал! Ты нужна мне!»
Ха! Легко сказать… А как я сделаю это, если не умею?