словом учителя.
Госпожа Вертон, видимо, представила, как запускает в нас если не своей туфлей на каблуке, то точно мужниной без каблука, и состроила вымученную улыбку:
— И вам, господин Торн.
— Благодарю, — на голубом глазу нахально ответил Филипп.
Сразу видно, что в высшем обществе и отношения за столом царят высокие. Все такие вежливые!
Проглотив очередной смешок, я поленилась изобразить отсутствие аппетита и прикончила вторую порцию божественных макарон.
Еще не отложила приборы, как к Филиппу неслышно подошел усатенький распорядитель аукциона и что-то тихо сказал на ухо. Муж согласно кивнул, а потом, деликатно сжав мой локоть, тихо произнес:
— Леди Торн, вас просят на примерку.
— Уже? — Я почувствовала, как божественная едва вдруг превратилась в камень, лежащий в желудке, и рефлекторно схватилась за сумочку, в которой лежали мятные пластинки.
В последний раз такое нервное напряжение охватывало меня… Вообще говоря, вчера. В тот момент, когда опоенный Филипп выстрелил раздевающим взглядом и с властными интонациями приказал скинуть халат.
— Извините, господа, — изображая отстраненную улыбку благовоспитанной леди, я поднялась из-за стола. — Господин Торн, хорошего вечера.
— И вам хорошо повеселиться, леди Торн, — кивнул он.
Вроде вежливо сказал — что может быть смущающего в обычной вежливости? — а у меня вдруг засосало под ложечкой.
Пока я шла за распорядителем в примыкающее к банкетному залу помещению, быстро вытащила из сумочки мятную пластинку и сунула в рот. Она мгновенно прилипла к языку и, растворяясь, почти лишила его подвижности.
А в комнате для примерок драгоценностей, переделанной из гримерки для приглашенных артистов, царил гвалт, как в курятнике. Перед зеркальными столиками восседал десяток юных леди, а как будто полпансиона девиц. Все, как одна, в черных вечерних платьях.
Ей-богу, мы словно собрались на чьи-то поминки, а не на благотворительный аукцион. Я единственная нарядилась в приглушенный цвет «туманная роза», но, заказывая наряды в ателье, искренне полагала, что траурное платье мне не понадобится еще очень много лет.
Вокруг суетился десяток мастеров в строгих костюмах, видимо, приехавших в Сиал вместе с главным королевским ювелиром и его ослепляющей коллекцией. Похоже, аристократки перебирали украшения и капризничали.
— Леди Торн, добро пожаловать! — патетично воскликнул главный ювелир, и стало стыдно, что не удалось запомнить имя этого шумного человека.
Как в дурной книжке, когда главная героиня попадала в глупую ситуацию и непременно позорилась, в комнате на секунду наступила пронзительная тишина. Все головы повернулись в нашу сторону. Не на ту напали! Я шесть лет прожила в пансионе для благородных девиц, и в некоторых девицах из благородного была только фамилия.
— Добрый вечер, дамы, — громко поздоровалась с ними.
Очевидно, если вечер и был добрым, то до появления «туманной розы» в стае черных ворон.
— Тереза, вы прекрасны в этом удивительном цвете, — тихо проговорил ювелир, увлекая меня вглубь комнаты. — Мне начинало казаться, что мы не благое дело совершаем, а кого-то хороним. Не обращайте внимания. Четверть этих леди значились в свадебном списке Филиппа, но обручальный браслет достался именно вам.
Я улыбнулась и промолчала, что четверть от десяти — это два с половинкой. Выходит, какую-то из девушек Филиппу предложили по частям. Видимо, он выбрал меня, кого отдавали в полном комплекте. Еще с тетушками, дядькой Ренделом и оленьими рогами над нашим камином. Только заберите за бога ради.
— Они вас искренне ненавидят, — не унимался ювелир.
Спасибо, а то я по наивности и не догадалась!
— И знаете… — Он подвел меня к мягкому стулу перед свободным зеркалом. — Уверен, сегодняшний вечер станет началом нашей долгой и теплой дружбы. Так ведь?
— Конечно, — согласилась я.
Где-то на небесах упал в обморок святой заступник, отвечающий за честность. Зато встрепенулся другой, который следил за выживаемостью провинциалок в высшем обществе.
— Называйте меня Эмилем, — радушно предложил он и с резко пощелкал пальцами, привлекая внимание девицы в сером неприметном платье с драгоценной брошью в виде птицы на груди. — Принеси комплект ее величества. Леди Торн будет закрывать аукцион.
Оказалось, что для благого дела королева пожертвовала украшения из личной коллекции. Комплект принесли в окованной шкатулке с королевским гербом на крышке. Эмиль отпер замочек ключом, висевшим на цепочке вместо карманных часов, и шкатулка, осыпавшись золотыми магическими искрами, раскрылась.
Казалось, ее величеству по статусу положено носить тяжелые украшения, под тяжестью которых приходилось из последних сил держать спину ровно, но каждый драгоценный предмет из комплекта отличался изящностью. Тонкие серьги-висюльки, диадема с необыкновенным рисунком. Браслет, обвивший руку длинной спиралью. Колье, аккуратно подчеркнувшее ключицы в скромном вырезе.
Эмиль рассыпался в комплиментах, а я смотрела на свое отражение и не узнавала. Девушка в зеркале не походила на Терезу Вудсток. Она превратилась в леди Торн и чуточку меня ослепляла. С другой стороны, роскошь к лицу всем.
— Господин ювелир, уделите мне минуту вашего драгоценного времени! — вдруг капризно позвала одна из девиц и с раздражением принялась снимать серьги. — Я не хочу рубины! Дайте мне бриллианты!
— Матерь божья! — едва слышно пробормотал господин ювелир, но растянул губы в приветливой улыбке и ринулся к норовистой леди, которая уже сдирала с подкрашенных прядями волос богатую диадему. — Милая леди Прэйм, не портите прическу! Рубины превосходно подходят к цвету вашего платья!
— Вы думаете? — Девица прекратила рвать на себе волосы и кокетливо уточнила: — Насколько превосходно?
— Я сказал «превосходно»? — охнул Эмиль и прижал сложенные руки к груди. — Божественно! Рубин — ваш камен. Вы такая же огненная, как он!
— Да, — кокетливо улыбнулась она, заправила за ухо волосы и передернула плечами. — Вы совершенно правы.
В зале, между тем, бодрым голосом распорядителя объявили о начале аукциона. Зрители разразились такими бурными аплодисментами, словно только и ждали, когда начнут тратить богатства.
— Ваш выход, дорогая! — Эмиль подал леди Прэйм руку. — Блистайте!
Не знаю, насколько она блистала, но торговались аристократы азартно, как будто спасали драгоценностям жизнь. Вернулась девушка с лучезарно-самодовольной улыбкой коммивояжера, за десять минут продавшего наивной хозяюшке чемоданчик мыльных паст. И пять свечек с ароматом ладана сверху.
Остальные леди в черном смотрели с мрачной ревностью. Похоже, у нас было не коллективное благое дело, а соревнование, кого продадут подороже. В смысле, чьи украшения уйдут за такие деньги, от каких у нормального человека случится сердечный приступ.
— Не могу с ним расстаться, — поглаживая колье, пожаловалась она
