я. — Всегда.
Невидимые руки обхватывают мою шею. Она позади меня, и ее привычное тепло распространяется по мне. Даже этого достаточно, чтобы возбудить мою похоть. Мой член становится твердым, и огонь распространяется по моему телу, уничтожая холод.
— Мне нужно добраться до тебя, — шепчу я, и мой голос дрожит от желания. — Я больше не могу этого выносить.
Нежная любовь Амали проникает в меня, и я лишь восхищаюсь ее силой. — Неважно, где ты сейчас находишься. Я с тобой. Всегда. Почему бы тебе не отдохнуть немного, Кайм? Ты выглядишь ужасно уставшим, как будто не спал несколько дней. Я никуда не уйду, и эти мидриане не смогут сделать со мной ничего, что могло бы меня сломить. Не тогда, когда знаю, что ты заморозишь небо и землю, чтобы добраться до меня.
— Ты невозможная женщина, — говорю я медленно, мой голос отражается от холодных каменных стен пещеры. — Когда мы снова будем вместе, я подарю тебе множество удовольствий. Все, что ты пожелаешь.
— Я просто хочу тебя. Это не слишком сложно, правда?
— Никоим образом.
— Отдыхай, красавчик. Тебе это необходимо. И запомни одну вещь. Та сила, которую ты искал всю свою жизнь. Сила, которая сделает тебя хозяином в этом мире, не подчиняющимся ничьим прихотям. Теперь она твоя.
Амали окружает меня эфемерными объятиями, успокаивая мою жестокую, пылающую душу. Только она способна на это. В конце концов, я склоняю голову и закрываю глаза, и сон и реальность сливаются в одно целое.
Засыпаю, завернувшись в теплый гобелен, сотканный из снов моей возлюбленной.
И впервые с тех пор, как у меня украли Амали, я снова начинаю чувствовать себя полноценным человеком.
Кайм
Когда просыпаюсь вновь, это уже середина ночи.
— Амали? — Я судорожно ищу ее присутствие, но ее нет.
Мне приснилось?
Это действительно была она?
Несомненно то, что я снова позволил времени проскользнуть мимо. Луна уже высоко в небе, отбрасывает серебристый отблеск на горы.
Я снова останавливаю время и бегу.
Этот короткий период отдыха сотворил чудеса. Теперь чувствую себя бодрым, сильным и готовым уничтожить все, что встанет на моем пути.
Я взбираюсь на запретные вершины и спускаюсь в тихие долины, через глубокие овраги, огромные кратеры и гравийные вулканические склоны.
Пересекаю непроходимые горы.
Взбираюсь на непреодолимые скалы.
Пробираюсь сквозь неподвижный, безмолвный мир, и на этот раз я не остановлюсь, пока не дойду до самого края горной цепи.
Сколько дней это составит? Два? Три? Больше?
Я не могу сказать, потому что луна движется очень медленно.
Это вечная ночь, и она моя.
В конце концов, почти внезапно, обнаруживаю, что смотрю на гравийные равнины, знаменующие начало Калабара. Вдалеке я замечаю табун диких лошадей, зависших на середине пути, их великолепные гривы и хвосты развеваются позади них.
Как странно видеть признаки жизни спустя столько времени.
Пройдя расстояние, на преодоление которого у обычного Достопочтенного ушло бы три-четыре дня, я снова устал.
Поэтому опускаюсь на гладкий плоский выступ и пытаюсь поймать еще немного сна.
Время ускользает от меня.
Освободившись от моей власти, лошади несутся по равнине, вздымая пыль, их хвосты и гривы красиво развеваются в воздухе.
Как они не замечают своей совершенной свободы.
Закрываю глаза.
Приходит беспокойный, тревожный сон.
Но на этот раз Амали нет рядом со мной.
Амали
Мидрианские солдаты связывают меня и перетаскивают на другую лодку — меньшее судно, предназначенное для плавания по рекам.
Запирают в помещении без окон, где слабо пахнет забродившими, гниющими фруктами и несвежей капустой.
— В добрый путь, — рычит тот, кого зовут Баркен, когда захлопывают за мной дверь и исчезают в шквале тяжелых шагов.
Свернувшись в клубок, обнимаю себя, чтобы согреться. Рубашка из грубой ткани, которую мне дали, царапается и раздражает. Она неприятно трется о сырую кожу на спине, но я сопротивляюсь желанию снять ее, потому что это дает скудную защиту от холода.
Лодка скрипит и раскачивается.
Никто не приходит, чтобы объяснить мне что-либо. Да и зачем? Эти мидриане считают меня преступницей. Я всего лишь пленница, которую скоро казнят.
Следующие несколько дней проходят как в тумане, в дымке боли и эйфории, с перерывами лишь на то, чтобы какой-нибудь ворчливый мидрианский лодочник принес еду — обычно жидкую, водянистую кашу и немного черствого хлеба — или ту самую дурно пахнущую мазь, которую я, видимо, должна сама нанести себе на спину.
— Приложи это к своим ранам, Тигландер. Нужно убедиться, что порезы от кнута хотя бы закроются к тому времени, как ты попадешь к Его Величеству.
Какая милость, что я больше не вижу Триза. Может быть, он получил удовольствие и наконец устал мучить меня.
По мере того как заживает спина, боль становится сильнее, раны и красные рубцы от проклятого хлыста Триза кровоточат, затем покрываются корками, кожа стягивается и зудит.
У меня останутся шрамы.
Неважно. Я буду носить их с гордостью, в память о молодом моряке Айене, которого убили просто за доброту.
Какой ужас. Если бы только я могла сбежать от всего этого прямо сейчас и снова быть с Каймом.
Это бессилие… Я ненавижу его.
Если бы только могла вернуться к своему народу и убедиться, что они в безопасности.
Старейшины, женщины, дети, молодые парни на пороге зрелости…
Пожалуйста, будьте в безопасности.
В моменты бодрствования страх за них поглощает меня, но когда я сплю, то испытываю состояние легкой эйфории, потому что порой нахожу Кайма в своих снах.
Он приходит ко мне во время коротких отрезков своего сна, когда настолько измотан, что едва может переставлять ноги.
Сначала Кайм находился высоко в горах, а затем — на мрачных, усыпанных гравием равнинах Калабара. Я вижу его в зимнем лесу без листьев, затем в низовьях Комори, где стволы деревьев почернели, сожженные мидрианами.
Проклинаю их всех за их бездумное насилие.
Нахожу Кайм у ручьев и глубоко под землей в страшной пещере, через которую мы прошли вместе, когда впервые бежали из столицы; место, которое он называет Таламурана.
Сначала было трудно понять, что Кайм делает, куда идет, но потом он объяснил мне все своим точным, лаконичным языком, и я начала представлять это в своем воображении.
Между этими короткими периодами сна он замораживает время и бежит через весь континент, пересекая равнины и замерзшие ручьи, пробираясь сквозь снег и лютый холод, взбираясь в горы и спускаясь с опасных скал.
Он неумолим.
Теперь никто и ничто не сможет его остановить.