со своей участью, – севшим от горечи голосом отвечает Карден, а у меня даже уже нет сил с ним спорить. Все, что я могу сейчас сделать, – это тихо плакать от безысходности и бессилия.
Карден
– Укрепить цитадель, – приказываю Травану, а он согласно кивает. – Углубить ров. Думаю, было бы неплохо добавить еще пики на дно, если они надумают перебраться вплавь. То, что войска моих братьев смогли подобраться к замку, говорит о том, что он ненадежно защищен.
– Все сделаем. Карден, думаешь, новое нападение неизбежно?
– Предсказать действия моего отца практически невозможно. Если он решит возглавить армию братьев, то оставит столицу практически беззащитной. Этим обязательно воспользуются воины Ближних земель. Ты же понимаешь, это развязывание полномасштабной войны. К тому же, тогда отцу придется признать свою ошибку в том, что он зря дал мне в управление земли вместо того, чтобы держать возле себя и убить в любой момент, когда почувствует угрозу. Теперь его авторитет может быть сильно подорван, если он пойдет на меня войной. Но он способен дать братьям войска, а те имеют полное право вести междоусобные войны. Пока мы ждем ответ от потенциальных союзников, будем укреплять свои позиции и молиться богам.
– А что ты решил с ребенком своей Тиальды? Фидон говорит, что если будет девочка, ее придется убить.
– Ты как будто только вчера родился. Вполне может быть, что придется.
– И ты готов убить своего ребенка?
– Траван, это не та тема, которую я хочу и буду обсуждать. До родов еще почти три месяца, так что у меня есть время подумать.
Этот разговор побуждает меня начать размышлять о том, чего я упорно избегал эти несколько дней. Тогда, в покоях, мне удалось успокоить Селесту и показать ей, что я буду искать выход. Но сейчас понимаю, что выхода нет. Только если попытаться избежать войны, заявив отцу, что я смирился со своей участью и уступаю ему трон. Тогда я выиграю немного больше времени и пойму, что делать со своим наследником или наследницей, когда ребенок родится. Хоть какая-то отсрочка, которая, возможно – но не точно – даст мне немного форы, чтобы подготовить почву.
Единственный выход, который я вижу в случае рождения дочери – не считая, конечно, ее убийства, – это изменение наших законов. Правила Пантеона мы пересмотреть не в силах. Но вполне можно откорректировать земные, по которым наследование трона не зависит от появления Тиальды. Наследование может просто идти по мужской линии, и тогда все девочки, рождающиеся у правителя, будут просто принцессами, которых отцы смогут выдавать замуж.
Но есть во всем этом сложность. Меняя законы, я могу нарушить баланс. Он формировался годами, веками, тысячелетиями. Когда-то давно, задолго до моего появления на свет, эти законы уже были прописаны в наших манускриптах. Значит, существовала причина, по которой люди предусмотрели именно такой способ наследования. Чтобы изменить закон, надо сначала постичь первопричину. Этим я и собираюсь заняться. И, если у меня будет хоть малейший шанс спасти своего ребенка от верной гибели, я готов сражаться за трон Дальних земель Пакрайда.
Вечером я вхожу в покои и застаю Селесту сидящей у распахнутого окна. Она кутается в толстую шаль и неотрывно смотрит на улицу. Даже хлопок закрываемой двери не побуждает ее повернуть голову.
– Ты уже поужинала? – спрашиваю, подходя ближе. По дороге сбрасываю пояс с мечом и кинжалом, расстегиваю китель.
Становлюсь за спиной жены и легонько сжимаю ее плечи. Она кладет голову мне на тыльную сторону ладони.
– Я не голодна, – отвечает тихо.
Обойдя кресло, присаживаюсь и ловлю печальный взгляд Селесты.
– Ты должна есть ради ребенка.
– Зачем, если ее убьют сразу после рождения? Пусть лучше умрет внутри меня и меня за собой заберет.
От ее слов сжимаются внутренности, и неприятно ноет в груди. Мне не нравится обреченность в голосе моей Тиальды. Но еще меньше нравится безысходность этой ситуации.
Обняв, прижимаю Селесту к себе. Ожидаю, что она снова начнет плакать, но этого не происходит. Целую в висок и шепчу на ухо:
– Я найду выход.
– Правда? – шепчет она с надеждой и, отстранившись, заглядывает мне в глаза.
Внутри опять все переворачивается. Сжимается, кровоточит, печет от боли. Как, глядя в эти глаза, я могу сказать, что пущу все на самотек? И неужели я – сын Верховного правителя, человек, на месте пустыни построивший процветающие земли и договорившийся о союзничестве с бунтовщиками – не найду выход из сложившейся ситуации?
Я ненавижу ощущение бессилия, ненавижу признавать, что не способен изменить ситуацию. Не буду поддаваться этим чувствам! Борясь, я могу изменить ситуацию! По крайней мере, смогу точно утверждать, что сделал все от меня зависящее.
– Правда, – отвечаю негромко и глажу щеку своей жены. Селеста прикрывает глаза и утыкается щекой мне в ладонь. – Но пообещай мне кое-что.
Она распахивает глаза и впивается в меня взглядом.
– Что угодно.
– Ты ничего от меня не станешь утаивать. Останешься верна мне. Будешь послушной и покорной. Ни одно мое решение не должно оспариваться и, уж тем более, поддаваться сомнению. Только тогда у меня найдутся силы и возможности действовать быстро и наверняка. Если я буду знать, что у меня прикрыт тыл.
– Клянусь тебе, Карден, – запальчиво отвечает она, заключая мою ладонь в свои прохладные. – Я верна тебе, так и останется. Я сделаю все, что угодно, только бы защитить нашего ребенка и нас самих. Готова даже умереть ради этого.
– Лучше как раз не умирать, – хмыкаю я. – Ты нужна мне живой.
Склонившись, Селеста целует тыльную сторону моей ладони.
– Если бы я, как рыцари, могла принести тебе присягу в верности, я бы так и сделала.
– Мне достаточно твоего слова.
– Тогда оно у тебя есть.
– Значит, у нас все получится.
Вздохнув, притягиваю жену в свои объятия и смотрю, как на ее волосах бликует свет от пламени камина.
Обязательно все получится. Осталось только придумать, как уберечь нашу потенциальную дочь от верной гибели. А еще можно молиться, чтобы первым родился сын. Правда, как доказывает моя жизнь, молитвы мало чем помогают.
Селеста
– Что? – выдыхаю, ошалело уставившись на Кардена.
– Через неделю начинаются свадебные празднества.
– Карден, ты только вернулся с войны! – восклицаю в ужасе. – Столько людей погибло! И ты сказал, что война продолжится!
– Перестань повышать на меня голос, – гремит мой муж. – Думаешь, мне хочется пировать с этими предателями? У меня как раз непреодолимое желание перерезать всем им глотки, а не улыбаться неискренним тостам и
