же, Броттское словечко или из Кравеца привезли?
Барон знал, что Голдеев обучался в Кравеце и вёл дела с Броттой.
— Ни то, ни другое, сами придумали, — прозвучало немного самодовольно, но не говорить же барону, что эта его бывшая супруга так назвала эту комнату, тем более что она очень просила не называть её имени, а если барон спросит, то назвать только имя отца.
И объяснил, что здесь проверяют сырьё и делают первый замес. Потому как сырьё всегда приходит разного качества и соотношение надо подбирать каждый раз новое*.
(*здесь используется только природное натуральное сырье, поэтому химический состав может немного варьироваться)
Уже в кабинете, после того как осмотрели производство, Виленский задал вопрос, ради которого и приехал:
— Мы хотим признать ваш продукт «стратегическим» для империи. Но империя хочет больше десятой части. Какую долю вы готовы продать государству?
Для Голдеева это не стало сюрпризом, ещё когда он только увидел, как Ирэн зажгла спичку, он сразу понял, это не просто спичка, эта важная веха. И сейчас, выслушав вопрос Виленского, он пытался найти слова, чтобы не нарушить обещание данное Ирэн.
— Я один такой вопрос решить не могу, вы же знаете, что у нас партнёрство.
Виленский понял, что так и не выяснил у Александра Третьего, кто партнёр Голдеева. Поэтому промолчал и подождал пока Голдеев продолжит:
— Так вот, партнёром моим является помещик Лопатин Леонид Александрович, надо бы с ним обсудить.
Барон про себя три раза чертыхнулся, понимая, что встречи с бывшим родственником не избежать. Вслух же сказал:
— Будьте так любезны, Михаил Григорьевич организуйте нам встречу с Лопатиным. И, кстати, попросите его привезти с собой…его ювелира, Павел Овчинников, кажется.
Уже прощались, Голдеев собирался ехать по своим делам, а Виленский в уездную больницу, когда барон добавил:
— Завтра с утра у наместника, жду вас и вашего партнёра.
Голдеев, распрощавшись с Виленским отправил срочное письмо Ирине.
* * *
Получив письмо от Михаил Григорьевича Ирина не стала переживать, а пошла к отцу, дала ему прочитать письмо Голдеева и когда он закончил, сказала:
— Собирайтесь, Леонид Александрович, мы едем в Никольский
К чести Лопатина, он не стал противиться, уже давно принимая решения дочери, как единственно верные, только сказал:
— Ири, ты всё больше становишься похожей на свою мать, она тоже всегда была намного решительней, чем я.
Всё-таки люди всегда сами себе находят объяснения, если очень хотят во что-то верить. А Лопатин очень хотел верить в то, что его Ирэн стала умной и самостоятельной.
Ирина отправила слугу за Павлом и когда тот пришёл, попросила его собрать самые красивые и дорогие украшения, понимая, что сейчас выдался уникальный шанс передать подарки самому императору и его семье. Столовые приборы выбрали на пятьдесят персон, а из ювелирных, два изящных браслета и подстаканник с изображением Кремля на гравировке.
Взяли и тоноскопы, парочку простых, и три штуки украшенных золотом и драгоценными камнями. Да, задумка Ирины сделать тоноскопы дорогим аксессуаром для богатых тоже была реализована.
Собрав всё это, Павел тоже убежал собираться.
Ирина дала всего час времени, надо было успеть в Никольский до ночи, тогда ещё можно будет обсудить с Голдеевым сколько отдавать империи от привилегии по спичкам.
* * *
Рано утром владельцы партнёрства Голдеев и Л подъехали к дому наместника.
Виленский находился на втором этаже в кабинете хозяина дома. Из окна хорошо было видно, как из подъехавшей кареты вышел сначала фабрикант, затем показался седой человек, в котором Виленский с трудом узнал своего бывшего тестя.
— Да, не пощадила жизнь Леонида Александровича, — подумал барон
А из кареты тем временем вылез огромного, просто богатырского роста парень и при помощи слуг стали вытаскивать небольшой, но видимо тяжёлый сундук.
Виленский отошёл от окна и в ожидании приглашённых стал вспоминать вчерашнее посещение уездной больницы.
Глава больницы доктор Путеев Николай Ворсович, несмотря на молодость очень профессионально организовал управление большой больницей. Даже в «чёрном» крыле было чисто и люди не толпились на улице в ожидании приёма.
Виленский посмотрел бумаги и поразился, что за последние два месяца смертность в больнице действительно снизилась. Хотя, конечно, два месяца — это короткий срок, но обычно именно в это время смертность от лихорадки растёт, а здесь наоборот.
Сергей Михайлович не стал расспрашивать, что за методики применяются в больнице и откуда такие познания, это было дело военно-медицинской канцелярии. А вот про новый прибор Виленский очень подробно расспросил доктора Путеева.
Узнал, что прибор называется тоноскоп, и на него оформлена «привилегия» на имя…Лопатина Леонида Александровича. Да и производился тоноскоп тоже в поместье Лопатиных.
— Да что там произошло, — думал Виленский, — когда он последний раз встречался с Лопатиным тот не представлял их себя ничего выдающегося. Обычный дворянин из провинции. Ну, возможно, до смерти супруги он и подавал какие-то надежды, но после того, как остался один с тремя детьми на руках, он будто стал медленно умирать. Перестал посещать соседей, интересоваться происходящим вокруг, да и на письма никогда не отвечал. Даже на их с Ирэн свадьбе он уже выглядел как человек отчаявшийся.
— Так откуда вдруг такое желание жить появилось в человеке, столько новых прогрессивных идей, да ещё и столько энергии на их воплощение…
Размышление Виленского прервал стук в дверь.
— Войдите, — барон прошёл к столу наместника, но не стал садиться на его место, а встал напротив двери.
Дверь отворилась и в кабинет вошёл наместник, за ним Голдеев и Лопатин. Заметив, что ещё один мнётся в дверях, не зная, можно ли ему зайти, Виленский сказал:
— Заходите все.
И после этого в комнату зашёл, немного сутулясь, тот самый огромный парень, который помогал выгружать сундук из кареты.
— Неужели это и есть ювелир? — удивился про себя Виленский, — ему бы молотом махать, — воображение барона отказывалось представлять этого богатыря с маленькими щипчиками в руках.
Все поздоровались и представились, барон никак не выделил Лопатина, показав тем самым, что разговор пойдёт исключительно о делах.
После знакомства Павла пока попросили обождать в приёмной, перед кабинетом. Наместник распорядился, чтобы ему организовали чай.
Леонид Александрович немного нервничал, он обещал Ирэн не выдавать её причастность, но понимал, что если Виленский спросит прямо, то он не сможет тому солгать или не ответить.
Все расселись. Стол в кабинете наместника был большой, но ни наместник, ни барон не стали усаживаться в кресло за столом. Виленский предложил занять места за гостевым столом, который стоял здесь же и был овальным, так что все
