Похоже, что ему можно доверять. Может, это к лучшему. У нас не так много сторонников среди смертных.
Кендрик сел и посмотрел инспектору прямо в глаза.
— Как вы убедились, наше положение несколько необычное.
— Вы граф Сикерк? — напрямую спросил инспектор. — Я никогда особо не интересовался историей аристократии, но знаю, что у Сикерка довольно странная репутация. Мне казалось, что он принадлежит роду Баченэнов.
— Я оплатил долги Матильды Сикерк в 1260 году, — без обиняков сказал Кендрик. — Если заглянуть в реестры короля Генриха III, это доказать довольно легко. Однако в этих документах не указано, что в том же году в этом же замке меня убил любовник Матильды. Сикерк принадлежит мне.
Инспектор О'Малли судорожно сглотнул.
— А что думает по этому поводу ваша невеста?
— Кендрик законный наследник, — тихо подтвердила Женевьева.
— И вы на самом деле с ним обручены?
— А это, почтенный, — твердо сказал Кендрик, — вас не касается. У меня есть свидетельство о рождении, согласно которому я родился около одна тысяча девятьсот шестьдесят второго года. И если вы не можете найти священника, который, увидев меня, не будет пытаться провести сеанс экзорцизма, а попросту обвенчает меня с леди, прошу ограничиться расследованием и не совать нос в чужие дела.
Инспектор О'Малли откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе. Его дрожь начала утихать. Несколько минут он задумчиво смотрел на стол, затем поднял глаза на Кендрика.
— Это здорово меняет ситуацию. Скольким людям известно о вашем существовании?
— Очень немногим. Так как я не могу покинуть замок, мой контакт с окружающим миром весьма ограничен. Слухи довольно преувеличены, да и не все верят этим сказкам.
— А ваша невеста?
— Женевьева знает в Англии лишь несколько человек. Хотя в Штатах она была известным реставратором, вряд ли кто-нибудь приехал сюда, чтобы навредить ей.
— Ну что ж, у меня будет много работы, — кивнув, ответил инспектор. — Мне нужен полный список всех ваших знакомых. Я проверю, нет ли среди них кого-нибудь подозрительного. В случае необходимости я застану вас здесь, не так ли?
— В любое время дня и ночи, — вздохнул Кендрик. — Мы составим список имен и сразу же его вам вышлем. — Он встал и, не задумываясь, прошел сквозь кресло.
Женевьева подавила улыбку при виде побледневшего лица инспектора, затем сжалилась над ним и, провожая до двери, постаралась поднять ему настроение, благодаря его за оказанную помощь. У дверей их поджидал Уорсингтон с ключами в руке. Кендрик подождал, пока машина тронется, затем закрыл двери.
— Я могла это сделать сама, — быстро сказала Женевьева.
— Зато у меня появился предлог сослаться на усталость и пойти немного вздремнуть. Поднимемся наверх?
Женевьева кивнула и пошла с ним к лестнице. К тому времени, как они добрались до спальни, она едва передвигала ноги. Как приятно было мечтать о том, что возвращаешься домой, к любимому. Реальность же была как ведро холодной воды, вылитой на голову. Он был мертв. И никуда от этого не деться.
Как только они подошли, дверь открылась.
— Кендрик, прекрати, — тихо сказала она, — я могу это сделать сама.
Он не обратил внимания на ее слова и стоял, дожидаясь, пока она войдет в комнату. Она закрыла дверь до того, как он к ней подошел.
Он печально улыбнулся.
— И так будет продолжаться до конца наших дней? — пошутил он. — Ты будешь контролировать каждое мое движение?
У нее навернулись слезы на глаза.
— Кендрик, — беспомощно начала она.
— Женевьева, все будет хорошо, — успокоил он ее.
— Но все это так безнадежно.
— Джен, может, в один прекрасный день какой-нибудь ангел сжалится над нами. До тех пор нам надо с этим жить. А теперь, — с напускной веселостью сказал он, — давай ляжем, и ты мне расскажешь во всех подробностях, что ты привезла для меня из Лондона. Мне всегда ужасно нравилось получать подарки.
Она не смогла выдавить из себя даже тени улыбки. Кендрик наклонил голову, чтобы встретиться с ней взглядом.
— Давай, любимая.
Женевьева кивнула, скидывая туфли. Она обернулась и увидела, что Кендрик лежит на кровати, скрестив ноги в лодыжках и заложив руки за голову. Его обувь исчезла, а голые ступни выглядели как настоящие. Он повернулся на бок, когда она подошла. Женевьева отчетливо увидела игру мускулов под тесными джинсами.
— Я снова бужу в тебе неприличные мысли, дорогая, — сказал он с легкой улыбкой. — Накройся одеялом, пока не замерзла.
Женевьева легла и накрыла их обоих одеялом. Потом с удивлением уставилась на выразительные контуры тела Кендрика под покрывалом.
— Я привидение, а не простой дух, — объяснил Кендрик. — Мое тело ничем не отличается от твоего, только состоит оно из более легкой материи.
— Тогда как ты можешь проходить сквозь предметы? — спросила она.
— Сначала это происходило с некоторым усилием с моей стороны. Сейчас это напоминает щекотку. — Он широко улыбнулся. — Мне это чувство очень нравится.
Она не сдержалась и улыбнулась в ответ.
— Инспектор О'Малли потерял дар речи, когда ты прошел сквозь кресло.
— Я знаю.
Она закрыла глаза, желая всем сердцем, чтобы один-единственный раз на долю секунды почувствовать прикосновение его ладони к своей щеке. Она открыла глаза и посмотрела на него с несчастным видом. Она знала, что он читал ее мысли.
— Перестань, — попросил он ее.
— Это сильнее меня…
— Мы не можем всю жизнь желать того, что не сбудется, — сказал он охрипшим голосом. — Я не могу прикоснуться к тебе, Женевьева, и так будет всегда. Я не смогу обнять тебя, поцеловать или заняться с тобой любовью. Если сейчас мы с этим не смиримся, у нас ничего не получится. Все, что у нас есть — это любовь. Тебе этого достаточно?
— Не думаю, чтобы у нас был выбор.
— Совершенно верно.
— Разве возможно влюбиться в кого-то так быстро?
Он улыбнулся, и в его глазах заблестели слезы.
— Возможно, если ты ждал свою любовь семь долгих столетий.
Она не смогла сдержать печальной улыбки.
— Ты самый замечательный мужчина.
— И?.. — продолжил он с озорным огоньком в глазах.
— Я люблю тебя, — прошептала она. — Глупо это или нет, но я люблю тебя.
— Это судьба, Женевьева, а не глупость. Если бы я знал, что принесут мне все эти годы бесконечной агонии, я бы встретил их с радостью, вместо того, чтобы вырубать под корень род Баченэнов.
— Ты очень милый.
— А ты очень красивая.
— А еще? — улыбнулась она.
