Кэму досталось наибольшее количество жестких стручков. Он замучился извлекать застревающие между зубами жесткие прожилки, а серебристая пластиковая миска не опустела и наполовину. О любимых сладких пирожных ему предстояло забыть едва ли не навсегда, учитывая вечернее уничтожение продовольственных складов по всей территории Велы. В военные запасы сладости не входили.
На доносившийся из соседней комнаты странный звук никто, кроме Кэма, не обратил внимания. Все слушали рассказ Полководца Латлина о его встрече-противостоянии с Эйнаром. В бункере часто бывало шумно, оружие производили неподалеку от штаба. Кэм тоже не сразу понял, что произошло. Он задумчиво жевал вареные стручки, прислушиваясь не к словам Латлина, а к подозрительным звукам. Неожиданно различив в странном шуме хорошо знакомое постукивание хвоста, парень сорвался с места, пулей влетел в соседнее помещение и вытащил из бочки с похлебкой мокрую извивающуюся питомицу.
— Пати, умница, испугалась? — Кэм прижал дапатитию к груди, пощекотал ее пятнышко на морде указательным пальцем. — Я приберег для тебя печенье. Вкусное!
Пати, кашлянув, выплюнула в его ладонь покрытый липкой слюной скомканный листок бумаги. Лицо Кэма тотчас просияло, голубые глаза широко распахнулись.
— Она жива, Пати, жива! — Кэм громко воскликнул и закружил дапатитию в танце, потом, придерживая на плече успокоившееся домашнее животное, пришел к остальным воинам и сунул влажный листок под нос Нивии. — Чуешь?
Нивия многозначительно пошевелила кончиком носа. Ее обоняние было по нелианским меркам посредственным.
— Все хорошо, — она счастливо заулыбалась, разглядев на листке знакомый отпечаток обуви.
Виала вскочила, расплескав похлебку, запрыгала, размахивая перед собой сжатыми кулачками, и плюхнулась на лавку.
Ралина засмеялась и Обилер торжественно улыбнулся.
— Не выливай из моей посуды. Я вымою и накормлю Пати, а потом вернусь, — Кэм улыбнулся Нивии и отправился с дапатитией в кухонную подсобку.
Нивия и Латлин
— Что так развеселило вас? — недоумевал Полководец Латлин. Он тоже приподнялся, следуя общему порыву. — Не нахожу повода для веселья.
— Проект начал действовать, — объяснил Обилер. — У велян появилась надежда на спасение.
— Я должен знать, в чем заключается ваш проект, — не унимался Латлин. — Тогда мы сможем помочь его осуществить.
— Ты поможешь нам тем, что научишь нас уничтожать роботов. Не беспокойся, Полководец. Когда проект осуществится, ты первым подробности, а пока чем меньше будет носителей секретной информации, тем лучше. О способностях Эйнара вам известно.
— Надеюсь, эффективность вашего плана пропорциональна степени секретности, — Латлин сел и принялся добивать остатки похлебки.
— Слоеные юоты перчатками брать не советую, крошки прилипнут, — посмеялась над ним раздававшая десерт Нивия.
— Я никогда не сниму перчаток. Таким образом я выражаю скорбь по погибшей жене и всем павшим в бою за свободу Велы. Либо я сам их сниму в день окончания войны, либо с меня убитого их снимет Эйнар.
— Сомневаюсь, что нелианца заинтересуют твои перчатки, Латлин, — Нивия изящным движением руки подала ему пару слоеных витушек.
Таинственность, окружавшая Латлина, и воспоминания из раннего детства подтолкнули Нивию сесть напротив него.
В те времена, когда у только пришедших в мир маленьких ясноглазых хищников их взрослые сородичи не отнимали детство, нелианцы помнили себя с рождения.
Нивии досталась эта способность. Она была бы рада забыть постоянный страх, грубый голос Военачальника Шешпеленефа, разлучившего ее с матерью, боль от уколов и порезов, которую причиняли военные врачи, изучавшие гибридную особь. Не могла. В отличие от чистокровных нелианцев, девушка видела сны, и то страшное время младенчества часто возвращалось к ней в кошмарах. Впрочем, “Крошка Нив” запомнила не только своих мучителей, но и защитников. Младший брат безымянного чудовища был одним из них. Нивия помнила, как хрупкий подросток заслонил ее собой от мускулистого великана, как говорил, что не отдаст на растерзание невинную малютку.
Помнит ли он? Велянская память короче, но Латлин был тогда в сознательном возрасте. Не мог забыть.
Время прошло. Но живя на Нелии растущая “Крошка Нив” часто спрашивала родителей о Латлине и получала скупые ответы, что поступил в летное училище, а потом стал конструктором — испытателем боевой техники.
Важную новость она узнала сама. Когда прилетела на Велу и по направлению правителя Шешпеленефа пришла в центральное подразделение “Рфеге” устраиваться на работу и обучение, Латлин сам ее встретил. Она его сразу же узнала. Энергетические импульсы изменились не так сильно, как внешность. Вместо долговязого мальчика перед ней предстал могучий воин, рослый крепкий мужчина с темными волосами и типичной для велян шерстью на лице, которая ничуть его не устрашала. Заросшее темными волосками, но чистое лицо девушке было приятнее видеть, чем гладкое измазанное кровью с налипшим пухом и перьями.
Сердце встрепенулось так гулко, так остро, по-взрослому. Волны энергии поплыли к знакомому и нет мужчине, стремясь его окутать уютным теплом.
И вдруг… Сердце будто провалилось вниз, запуталось в мотках длинного как у велян кишечника…
К Латлину подошла низенькая полноватая женщина, круглолицая, с коротко подстриженными черными кудрями. Они стали говорить о чем-то, Нивия не слышала их слов. Она сосредоточилась на нежных, радостно ярких импульсных излучениях. Еще не заметив брачных татуировок на их запястьях, девушка поняла, что маленькая велянка — жена ее защитника. Избранница того, с кем ее соединила нелианская привязанность, похожая на энергетическую связь, которую в древней Нелии называли узами душ. Непреодолимое притяжение, нерушимое единство… Нет… Энергетическая связь не может быть односторонней, она рождается из взаимной любви.
Так что же за половинчатый отрезок достался ей? Как сама она непонятно кто, так и ее чувства… неполноценны.
Латлин, глядя не нее, чувствовал удивление и недоверие, частичку радости, что полукровка выжила и не стала опытным образцом для испытания оружия. И все… Никакой сердечной дрожи, никакого притяжения…
Вот и теперь, в военном бункере, он почти спокойно сидит рядом с ней, ест похлебку и… ничего не чувствует к ней, кроме еще большего недоверия, чем прежде.
Почему же ее душа так и тянется к нему?
Почему ей хочется узнать его тайну?
Что он скрывает? Совершенное тяжкое преступление? Нет, он не злодей, не может быть подобен Эйнару, или она готова обманывать себя.
То, что он чувствует, обрывки приглушенных импульсов, похожи на угрызения совести, или просто на щемящую тоску.
Нивия встала, чтобы принять у робота поднос со слоеными пирожными.
С легким презрением глянули на нее из-под густых бровей темные, с хитрым прищуром, глаза Полководца.
Не меньше, чем скрытность, недоверчивость и заносчивость Полководца, Нивию нервировали его грязные, поношенные, протертые на ладонях перчатки. Эти ужасные перчатки вдруг приняли на себя все накопившееся в ней раздражение. Девушка отвлеклась, разглядывая на них вмятины от оружия, и вместо полагающейся каждому одной слойки подала Латлину две.
Латлин почтительно улыбнулся, но щедрости Нивии не понял, количество пирожных, доставшихся соратникам воин не считал. Особенное внимание рыжей полукровки он принимал за благодарность былой защиты, что не помешало ему по достоинству оценить ее кулинарные способности. Что готовила сама Нивия, а не роботы, для него было очевидно: машины не могут так замечательно подгадать с пропорциями специй.
— Если у тебя на руках шрамы, я могу предложить целебную мазь. Она лечит любые ранения и снимает рубцы, — Нивия начала фразу с легкой издевкой, а закончила к своему удивлению с сочувствием.
— Нет у меня шрамов, — буркнул Латлин, отпив теплого чая. Полунелианка когда-нибудь оставит его в покое? Точно, она вражеская шпионка, ишь как выведывает все, — а целебная мазь пригодится моим воинам. Много ее у вас?
