уточнить Хэйден.
— Она видела то полнолуние, где ты… меня… в обличье волка, — еле договорила старшеклассница. Теперь у неё совершенно не было от него секретов.
Оборотень отнюдь не гордился своим поведением в то полнолуние, хотя именно во время него она и стала всецело принадлежать ему. Он сделал это не потому, что это была она, а потому, что этого хотел его внутренний зверь. Теперь же он понимает, что, если она решит остаться с семьей, их пути разойдутся. Хэйден больше не сможет увидеть её улыбку, детский восторг, почувствовать её мягкую на ощупь кожу. За это время он успел к ней привязаться. Сколько бы он ни отрицал это, факт оставался фактом.
Он не испытывал подобного с давних пор. Правда, тогда он еще был довольно молодым и незрелым, верил в то, что и такой монстр, как он, может обрести свое счастье. Теперь все было по-другому: Райхард был стар для того, чтобы верить в возвышенные чувства. Николетта просто была ему нужна. Он её хотел. Как самую красивую вещь в магазине, как самое любимое блюдо. Это была всего лишь потребность, в ней не было никакой любви и романтики.
— Мы не можем ничего изменить, — пожал плечами оборотень. — Я могу лишь сказать тебе, что такое больше не повторится.
— Можешь ли ты пообещать мне еще кое-что? — вдруг спросила она.
Ему было интересно услышать её просьбу, но выполнить её было бы не в его характере.
— С чего ты взяла, что я стану давать тебе обещания? — ответил мужчина вопросом на вопрос.
Она отвернулась от него, с обидой опустила голову вниз, но пальцы от его футболки не отцепила. Хэйден тяжело вздохнул, напрягая челюсти и добавляя:
— Все зависит от того, что ты от меня хочешь.
Николетта тут же приободрилась: подняла голову и посмотрела прямо ему в глаза.
— Я хочу, чтобы ты больше никому не причинял вреда.
Так наивно и просто с её стороны попросить об этом оборотня, к тому же того, кто убивал людей. Райнхард хмыкает. Ещё недавно чужие просьбы не вызывали бы у него никаких эмоций, но сейчас все было по-другому. Она что-то в нем изменила, встроила свою шестеренку так, что весь его механизм стал работать иначе. Было бы приятно дать ей это обещание и выполнить его, но даже не обязательно предвидеть будущее, чтобы знать, что он непременно попадет в какие-нибудь неприятности.
— Ты знаешь, что я не могу тебе этого пообещать так же, как и не могу контролировать себя в полнолуние. Рано или поздно я опять причиню кому-то боль. Такова моя сущность, — совершенно серьезно ответил Хэйден.
Ника хоть и ожидала подобного ответа, но все равно заметно побледнела. Девушка обняла его чуть крепче и, будто бы пропуская мимо ушей его предыдущий ответ, мечтательно продолжала гнуть свою линию:
— В Германии мы снимем дом подальше от людей. Там некому будет причинять боль…
"Там будешь ты", — подумал Райнхард. А это означает, что всегда остается вероятность того, что он сорвется. И чем больше он будет сдерживаться, чем глубже постарается зарыть негативные эмоции, тем значительнее будут масштабы близящейся катастрофы.
Брюнет не пытается объяснить ей, что они никогда не смогут быть нормальными. С её верой в хорошее это совершенно бесполезно. Нет смысла разочаровывать Николетту и внушать ей обратное. Она и сама в конце концов придет к такому выводу.
— Так каков наш план действий?
— Мой план — сделать визу и сдать экзамен, — пояснила Ника. — А наш — переехать в Германию и жить счастливо.
— Неплохо… вполне себе неплохо…
32 Глава
Николетта сидела на стуле, нахмурив брови и максимально сузив свои разноцветные глаза. В таком положении сидела она уже около сорока минут, посылая свои мозговые импульсы в сторону трех жестяных банок из-под газировки. У неё под кожей даже стали видны вены, не говоря уже о её побагровевших щеках. Еще бы чуть-чуть и от напряжения у неё бы задергался левый глаз.
— Почему ты сидишь тут? — отвлёк её Хэйден, вошедший в гараж.
Она, и правда, сидела здесь довольно долго и без весомой на то причины. Вернее, причина была: ведьма хотела опробовать свои силы в действии, научиться их контролировать, — но ничего путного не выходило. При всем её желании и концентрации банки не сдвинулись даже на миллиметр. Это был отнюдь не первый раз за последнюю неделю, когда Ника пыталась применить свои силы. Как бы она ни старалась — сила не проявлялась.
— Ничего не происходит, — ответила Оулдридж, печальным взглядом окидывая стоящие в ряд банки.
— Вижу, — кивнул тот. — Ничего, когда-нибудь обязательно получится.
— Но как долго мне ждать?
Оборотень пожал плечами.
— Это мне неизвестно, но у тебя еще есть время.
После его слов она как-то грустно улыбнулась.
— Как долго живут оборотни? — вдруг спросила Ника, задумавшись о своем.
— Все по-разному. Слышал, что некоторые доживали и до 500 лет, но в среднем лет 300–400.
— Тебе не так долго осталось… — опрометчиво бросила девушка, но тут же спохватилась — …я не хотела…
— Да мне все равно, — честно признался Райнхард. — После ста пятидесяти лет жизнь уже теряет свой смысл, особенно если ты видишь многочисленные смерти своих близких.
— То есть… ты не боишься смерти?
