о своих гусях, о курицах, которых прошлой зимой таскали лисы, о старой козочке. Но из моей головы всё равно не выходила мысль о волках, живущих в этот самый миг в лесу. Некогда многие из них были людьми, жили такой же обычной жизнью и вдруг из-за стечения некоторых обстоятельств обернулись безвозвратно в животных, хранящих старые воспоминания о прошлой жизни человека, и вынужденные теперь до конца своего существования влачить на себе заботы новой жизни.
Спустя час мы с отцом поехали домой. Старики вышли проводить нас. Старичок с печальной улыбкой стоял около скамейки, а старушка чертила своей рукой крест перед собой, стоя на верхней ступеньке крыльца. У неё в глазах застыли слёзы, а движения были резкими и искренними, желающими уберечь нас от всех напастей жизни. Я махал им рукой, как родным бабушке и дедушке, коих у меня никогда не было, и долго всматривался в их одинокий домик на краю озера за лесом, пока лес не скрыл его за нашей машиной. Эта встреча оставила какие-то приятные и печальные чувства, будто прощание с очень близкими людьми. Будто эти люди что-то внесли в мою жизнь, и встреча эта не была напрасной и пустой.
Спустя пару месяцев старичок сляжет с инсультом и умрёт через несколько дней после приступа в реанимации, а старушка, хлопочущая во дворе одна без мужа, просто рухнет замертво, и её найдут лишь спустя неделю, когда отец привезёт ей необходимые продукты питания.
Через пару дней после нашего визита к двум старичкам, живущим на краю леса у озера, с огромной старой черёмухой перед домом, я позвал к себе в Красную Звезду своих друзей по универу и музыкальной группе Булата, Салавата и Макара попариться в бане. Раньше я не звал никого из друзей, которые не знают о моей тайне в свой дом, но, посоветовавшись с отцом накануне, я решил пригласить их. Для нас оборотней очень важны друзья и семейные узы, хоть я и позабыл об этом некоторое время назад, отчего сильно мучился. Сейчас, когда я снова нахожусь в своём родном доме, навещаю дядю Вову и тётю Лилю в Жуково, какой-то тяжёлый груз упал с моей души, а вечное самобичевание отошло на второй план.
Сейчас у меня не было необходимости каждый день изводить себя мыслями об одиночестве, о прошлом, об ошибках, что я совершил в тот или иной промежуток своей жизни. Я просто сказал себе хватит. Хватит скулить как побитый пес. Никто меня не бил. Я сам напридумывал себе препятствия и проблемы и копался в них, завышая их значение и боль. Вместо того, чтобы заклеить рану пластырем и дать ей зажить, я ковырял её притупившейся ржавой иглой, растягивая её, наслаждаясь тем, какую боль она мне приносит. Я не хотел признаваться себе, что иду в пустоту и буду в ней находиться до тех пор, пока сам себя не вытяну или, по крайней мере, не попрошу помощи. Я не просил помощи. Вылезать из пустоты тоже не торопился. Мне кажется, многие люди поступают точно так же. Куда проще сидеть в яме и ждать помощи от людей, которые даже не подозревают, что ты попал в яму. Куда проще говорить, что не можешь, чем попытаться. Я так говорил себе на протяжении двух лет, по уши засев в своём дерьме и своих завышенных проблемах.
Ребята согласились сразу же. Ещё бы они упустили возможность попариться в бане, приготовить шашлыки, посидеть вечером в беседке на природе, псы.
Поначалу я немного волновался. Я пробежался по всему дому, чтобы в очередной раз убедиться, что ничего того, что им не следовало бы видеть, не валяется на виду. Отец смеялся надо мной, говоря, что мы не маньяки из криминальных сериалов и ничего странного и таинственного никогда не было в доме. Но я перепроверил ещё раз. А потом ещё раз, когда им оставалось ехать полчаса.
Завидев на горизонте поднимающую тучи пыли белую семёрку, я сразу же выбежал на улицу, дрожащими руками затягивая сигарету. Но я зря столько волновался и беспокоился, как только я увидел своих простых и искренних псов, сразу же успокоился.
Первый с отцом заговорил Салават, начиная разговор, как обычно очень вежливо и деловито, как равный взрослому человек. Он держался уверенно, хоть и временами переминался с ноги на ногу. Макар от волнения всегда смеялся. Казалось, для него наш разговор полностью состоит из шуток. Булат же, как обычно, держался спокойно и был чем-то средним между общительным и деликатным Салаватом и весёлым и открытым Макаром. Мои псы. Как же я по ним скучал.
После того как Булат отогнал свою семёрку к гаражу, мы пошли растапливать баню, а папа фотографировал нас. Он любит фотографировать. Я поинтересовался у парней о свежих новостях из города, об их работе, личной жизни.
Вечером, когда баня была готова взлететь, как воздушный шар в небо от жара, царившего в ней, мы сидели внутри с бокалами холодного пива, которое привезли ребята и говорили на обычные житейские темы. Темы, которые в последнее время для меня стали чем-то отдалённым и забытым с моими тренировками и новыми знаниями о моей истинной природе.
– Твой батя – хороший человек, – заговорил Салават, когда мы сидели в предбаннике. – Ты вроде с ним в неладах был раньше?
– Да, – кивнул я, – поссорились с ним.
– Я видел в твоей комнате фотографию тебя с девушкой. Вы расстались? – спросил Макар, переводя дух. По нему было видно, что холодное пиво и жар бани сказались на нём больше, чем на остальных.
– Нет, не расстались, – замялся я. – Она умерла, – сдерживая накатывающую меланхолию, ответил я.
Глаза Макара округлились и забегали от волнения. По нему было видно, что ему стало неловко за свой вопрос.
– Прости, я не хотел… – начал было оправдываться он.
– Всё нормально, ты же не знал, – прервал я его.
– Соболезную, – похлопал меня по плечу молчаливый Булат.
– Спасибо, друг, но это было давно, я уже пережил это, – солгал я.
На некоторое время ребята замолчали, видимо, не находя иных тем, чтобы не затрагивать натянувшихся струн души. Понимаю их, им стало неловко. Да и Макар, наверное, всё ещё корит себя за свой вопрос.
– Мы познакомились с ней на новый год в 2011 году, а осенью её не стало. Врезались в Камаз с друзьями на тачке, когда пошли на обгон, – продолжил я. Они всё равно рано или поздно об этом узнают. – Я
