печальным взглядом, – тебе будет тяжело лишить жизни меня или кого-то другого. Природа искателя просыпается и требует своего.
– О чем ты? – спросил, подозревая, что он ответит.
– Уважение к чужой жизни, сопротивление собственной природы убийствам…
– Я убивал много раз и ничего не чувствовал!
– А теперь груз отнятых жизней навалится на тебя и погребет под собой. Каждое новое убийство будет ломать тебя.
– Ты пытаешься меня запугать, чтобы выторговать жизнь, Леймах. У меня нет ни единого повода тебя щадить.
И это верно. Лишние свидетели ни к чему, я буду настоящим глупцом, если отпущу его. Но почему тогда внутри так паршиво?
Вместо ответа старик раскинул руки, как крылья, показывая – вот он я, перед тобой. Чего же ты медлишь?
– Скажи, ты знаешь, как умерла моя мать? И не вздумай лгать, от ответа зависит твоя жизнь.
Когда вокруг стало тихо, я вытер влажные ладони о рубаху и вновь вооружился.
Край небосвода мазнуло золотом. Светает.
Сейчас я как никогда почувствовал единство с этим местом. Стоя в кругу зачарованных камней, утопая ногами в увядающей траве, врастая корнями так глубоко, как это делают лишь самые старые деревья.
Ветер принес влажный аромат подземных озер и глины, которых здесь просто не могло быть. Я закрыл глаза на несколько мгновений, давая запаху окутать меня целиком, проникнуть в каждую пору.
С именем Моны на губах взмахнул рукой… И затаил дыхание, когда в предрассветном мареве повис мерцающий разрез. Пока тот не успел растаять, я ухватился за край, рванул…
Сначала поддавалось неохотно, но вдруг что-то переломилось и дальше пошло как по маслу. Пот лился по лбу и выедал глаза, в висках колотилась кровь. Передо мной открывался проем – дверь, из которой хлестали огненные лучи.
В тебе мало веры!
Нет. Веры у меня теперь предостаточно.
Вдохнув как можно глубже, я зажмурился и шагнул в этот обжигающий свет. Растворился в нем.
Рамона
Бессонница стала мне подругой. Я была готова биться головой о стены, чтобы потерять сознание и провалиться в забытье, лишь бы не глазеть часами во тьму узилища. При мысли о том, что уже через несколько часов, когда над вершинами гор забрезжит рассвет, за мной придут, дыхание замирало.
Одна часть меня твердила: «Смирись, возможно, это станет твоим спасением и действительно излечит душу. Ты испортила судьбу не только себе. Твой эгоизм и слабости погубили брата и мужчину, который был тебе дорог. Если твоего лестрийца больше нет, зачем бороться? Даже если он жив, вряд ли теперь сунется в горы. Ты ему не нужна. Он ненавидит тебя».
Может, этот голос прав?
Зато другая половина души кричала, что нельзя опускать руки. Нельзя останавливаться на середине пути, надо бороться до последнего вздоха.
Я спрятала в ладонях лицо. Матерь Гор, что делать?
В какой-то момент я, истощенная тревожными ночами и тяжелыми мыслями, уснула. Разбудил скрежет открывающейся двери. Подскочив на постели, я встретила трех старших сестер взъерошенная и со сжатыми кулаками.
– Инира? – спросила тихо, когда неяркий свет кристаллических светильников выхватил из темноты знакомое лицо.
Подруга загадочно улыбнулась.
– Сегодня великий день, ты станешь одной из нас.
– Поторопись, сестра. Нехорошо заставлять Верховную ждать, – вмешалась вторая жрица, уже взрослая женщина с крупными, но приятными чертами лица. Пышные волосы были разделены на два жгута и перекинуты на грудь. Кажется, ее звали Мелиссой. Когда-то давно она сидела за соседним столом в трапезной, я помнила, что она любила сладкие пирожки.
– В твою честь уже поют гимны и жгут свечи, – добавила третья, по-кошачьи подкрадываясь ко мне. Сестра Камала действительно имела сходство с этим ловким гибким зверем, в полутьме глаза ее вспыхивали сиреневым светом, он отражался от аметистового кристалла в ее руках.
Я сделала шаг назад и замерла.
Опять бегу. Опять прячусь. Зачем?
– Не бойся, Рамона, – прошелестела Инира тихо и ласково, как весенний ветерок. – Больно не будет. Я буду рядом, не брошу тебя в столь волнительный миг.
И от этих слов, и от взгляда, разрывающего душу пополам, внутри меня снова что-то надломилось. Воздух встал поперек горла, и я издала то ли смешок, то ли всхлип. А Камала уже гладила меня по плечу, незаметно увлекая к выходу – простоволосую, босую, в белой ночной сорочке.
Запирающие чары испарились. В них больше не было необходимости – я сюда не вернусь.
Гладкий камень холодил ступни, скальный мох тускло вспыхивал, когда я задевала развесистые грозди макушкой, а на стенах пугливо мигали циннии. Захотелось остановиться, надавать себе по щекам и заставить сражаться…
Но сил больше не было. Я смертельно устала. Иссякла, высохла и рассыпалась пеплом. Я не видела своего будущего. Пыталась его представить, но вместо ярких реалистичных картин разворачивала крылья пустота.
Я шла и шла, а сзади неотступными тенями двигались мои сестры. Стражницы, ведущие на казнь.
С каждым шагом в грудь вонзался невидимый кинжал.
Скорее бы все закончилось.
Храм встретил торжественной тишиной. Со стены за алтарем взирало строгое и величественное лицо богини, в зеленых глазах плясали отсветы алых огней.
Раньше я не задумывалась о том, почему у Матери Гор именно зеленые глаза, а не черные или карие, как у ее детей искателей. Но сейчас, особенно после отцовского рассказа, на краю сознания мелькнул проблеск любопытства. И тут же погас. Какая разница?
У алтарного камня застыла матушка Этера как воплощение божественной воли. Руки сложены на животе, подбородок вздернут, в глазах – непоколебимая уверенность. Когда наши взгляды встретились, она еле заметно кивнула.
Я крепче стиснула зубы.
Старшие сестры стояли полукругом: одинаковые, как вышедшие из-под руки одного мастера скульптуры-близнецы. Или просто алый свет из рубиновых сфер делал их безумно похожими, а лица – неживыми.
Я поежилась и обхватила себя за плечи. Здесь и сейчас, в окружении людей, которые никак не собирались мне помогать, особенно остро чувствовалась собственная уязвимость.
– Подойди ближе, дитя, – ласково обратилась матушка Этера и простерла руку.
Одна из сестер мягко подтолкнула в спину, и ноги сами понесли по яшмовой дорожке к алтарю. Капелька пота выступила над губой и скользнула вниз, рубашка прилипла к лопаткам. Но жарко не было, меня дергало от холода. Темные, бесконечно мудрые и строгие глаза завораживали, шептали: «Я избавлю тебя от всех печалей и бед. Мы будем вместе навечно, останемся в лоне милосердной Матери Гор».
Я шла, глядя прямо в глаза Верховной, и сердце покрывалось корочкой льда. Что она со мной делает? Я представила себе, как начинаю
