За распахнутым окном сгущались сумерки, наполняли комнату, но даже в полумраке я прекрасно разглядела мужскую фигуру, сидевшую, сгорбившись, на краю постели.
— Алессандро? — позвала неуверенно.
Согнутая обнажённая спина распрямилась медленно, словно через силу. Я села, придерживая одеяло на груди и подтянув колени. Тревожное ожидание подставы от мироздания крепло, даже мелькнула гаденькая мыслишка, что не стоило так внезапно переводить отношения в иную плоскость. Одно дело действительно спать вместе, и только, и совсем другое тащить мужика в койку.
— Всё в порядке? — спросила едва слышно.
— Не знаю, — последовал тихий, но чёткий ответ.
Без малейшего признака акцента.
Память вернулась?
— Ты… — я так ждала, так надеялась на скорейшее её обретение, и вот оно случилось, но радости почему-то нет ни грамма. — Ты всё вспомнил? Я имею в виду, как был жнецом, души, перемещение по стежкам и что там ещё было…
— Да.
Неужто секс так чудесно подействовал? Или это просто совпадение неудачное?
Как и выбор меня на роль пропуска.
— Помню всё — до удара, — продолжил Алессандро тем же тихим, ровным голосом, не выражающим ничего в частности. — Затем пустота.
Я покосилась на смятую постель между нами. Весело будет, если сейчас выяснится, что он забыл прошедшую ночь… то есть прошедшие несколько часов.
— А последние полторы недели помнишь? — уточнила я с внутренним содроганием.
— Помню, — отозвался Алессандро после недолгой паузы, за время которой сердце успело укатиться куда-то в район пяток, а я — заклеймить себя кучей неприличных эпитетов.
Серьёзно, Хэл, о чём ты только думала? По сиюминутному капризу переспать с мужчиной, не помнящим половину собственной жизни, не разговаривающим на одном с тобой языке? Умница, Хэлли, саму себя превзошла!
Алессандро поднял руку, и я заметила торчащий из кулака длинный шнурок. В последний раз я видела и шнурок, и висящую на нём пластинку в вечер закрытия праздника Жизни и с той поры память из чужого прошлого на глаза мне не попадалась. По возвращению из Скарро Алессандро её снял и при мне не надевал. По крайней мере, по вечерам, когда мы ложились спать, он всегда был без неопознанной висюльки. Похоже, убрал куда-то.
Но не слишком далеко, сколь погляжу.
— В давние времена змея, кусающая себя за хвост, символизировала смену циклов природы. В сочетании с символом бесконечности она означала бесконечный же круговорот энергии в мире. Ничто не теряется, не исчезает бесследно и не уходит в никуда, но лишь меняет форму, продолжая своё движение в петлях вечности. Когда-то мы неистово в это верили, глупцы…
Надо полагать, под «мы» подразумеваются он и Лаура.
Или нет?
— Мы делали то, что тогда полагалось недозволенным, нарушали запреты и верили в идеалы, которые придумали себе сами, — Алессандро усмехнулся с оттенком застарелой горечи. — Нас было несколько, обуянных идеями не лучше, чем у искателей бессмертия, и рассудительных не больше, чем Азур и его друзья. Века спустя я думал, почему во всё это влез, почему вовлёк в это…
Лауру.
Он не произнёс её имя, но я догадалась.
— А почему мы вообще лезем во всякие мутные затеи? — заметила я.
— Действительно. До костров мы не доигрались лишь потому, что раньше сожрали самоё себя. Способности у всех были разные, уровень, соответственно, тоже, но в те годы бытовало мнение, будто некромантия и любое взаимодействие с тёмной энергией сделают всемогущим в один момент. Мы много времени уделяли практике, а безграничная сила не приходила, — Алессандро разжал пальцы и посмотрел на пластину, тускло блеснувшую в свете, льющимся из окна соседнего дома. — И сама практика давала разные результаты у каждого. Так сложилось, что постепенно я стал главным в нашем маленьком сообществе. Это не всем пришлось по нраву. Один из нас возражал особенно громко… наговаривал на меня и Лауру… подбивал остальных выступить против. Заявлял, что некромантия не для женщин и позор нам, раз мы позволяем какой-то дев… женщине нами управлять, что я собачка на поводке Лауры и она через меня забирает всю силу себе, потому-то другие слабее. Наговоры быстро возымели эффект. Недовольство, как я теперь понимаю, уже зрело некоторое время и нужна была только искра, чтобы разжечь пламя. Паоло его разжёг…
А, вот и Паоло.
— В том пожаре сгорели все.
— Кроме Лауры.
— Она действительно была сильнее всех нас. Когда меня… когда мой срок пришёл, она сорвалась. И выжгла собственную силу дотла.
Понятно, почему, будучи вроде бы не слабой некроманткой, Лаура закончила жизнь столь печальным образом. В одночасье она лишилась всего — любимого, силы и свободы и что ей ещё оставалось, кроме как следовать велению семьи?
— Когда ты погиб, она их всех убила, — потому что только спустив с поводка всю силу разом, можно в два счёта убить другого и даже не одного. А после жить с невосполнимой пустотой внутри и блоком на любой вид магии, более надёжным, чем все блокирующие наручники и ошейники в мире. — Кто метнул тот кинжал, что унёс твою жизнь? Паоло?
Вместо ответа Алессандро сжал пластину в кулаке.
А я сообразила наконец, что означает вензель на оборотной её стороне.
Буквы А и Л, написанные особым, не шибко читабельным шрифтом и переплетённые любовным узлом, как делали в давние времена. Сейчас редко когда чем-то подобным занимались, и только в ведьмовской практике встречались ещё любовные узлы на соединение двух сердец.
— Халциона! — мама требовательно постучала в дверь. — Халциона, ты не знаешь, Алессандро дома? Фиан и Жадея уже прилетели, а на кухне никого и…
— Я сейчас спущусь, госпожа Джира, и всё приготовлю, не беспокойтесь, — повысил голос Алессандро.
За дверью наступила тишина. Ещё бы, впервые за последние дни Алессандро ответил моей маме полновесной фразой без акцента.
— Хорошо, — растерянно отозвалась мамуля и из-за створки донеслись удаляющиеся шаги.
Алессандро отложил пластину на прикроватную тумбочку, встал, включил свет и начал одеваться, подбирая с пола раскиданную в пылу страсти одежду. Смотреть на меня избегал, напоминая безжалостно, что некоторые вещи вернулись на круги своя.
— Ты по-прежнему не жнец? — решилась спросить я.
— Я живой, Халциона. Это… странное чувство и обычно его не осознаёшь в полной мере, пока… не побываешь по ту сторону. Странно ощущать себя живым спустя столько веков. Странно понимать, что она у меня есть, эта жизнь, и я не вернусь на изнанку. Странно дышать полной грудью, остро всё чувствовать и знать, что назавтра оно никуда не исчезнет, — Алессандро передёрнул плечами и надел рубашку.
— Значит, миссия закончена, и я могу вернуться в Велону? — интересно, и зачем я об этом спрашиваю? На какой ответ рассчитываю?
— Да. Если захочешь.
А если нет? Ну хотя бы в порядке бреда?
Но произносить эту фразу вслух я не стала.
— А ты?
— Займусь ужином для твоей мамы.
Какой замечательный ответ! Именно такой, какой ждёт девушка после полутора недель неопределённых отношений, завершившихся в этой самой постели!
Одевшись, Алессандро наспех провёл пятернёй по шевелюре и вышел. Я же передвинулась к тумбочке с другой стороны кровати, схватила пластину и, размахнувшись, вышвырнула её в окно. Затем откинулась на подушку и попыталась оценить все преимущества свободы от этой затяжной мутной авантюры.
Оценивалось почему-то на редкость хреново.
Эпилог
Я попала.
Как, спросите вы?
Весьма неожиданно.
Выхожу себе из кофейни, где встречалась со знакомой ведьмой из числа постоянных клиенток, никого не трогаю, никому не мешаю. День в разгаре, вокруг шумит и кипит суетой и транспортом Велона. Солнце светит, по небу облачка пушистые бегут, ни за что и не скажешь, что осень уже наступила. Календарная точно наступила, я отметила это, когда по возвращению в своё столичное гнездо обнаружила, что лист календаря пора переворачивать, хотя, казалось бы, только-только открыла последний летний месяц.
