что станет с тобой, когда будет готово лекарство?
– Я… надеюсь уйти? – В груди начинает жечь уже не от нежности, а от страха, и эта перемена отражается и на лице Рейва. Брайт боится услышать правду, потому что подозревает, что она ей не понравится.
Рейв медленно кивает, а губы изгибаются в горькой усмешке.
– Я так не думаю, – шепчет он.
Кожа Брайт покрывается мурашками, и Рейв невольно смотрит на ее бедра, чуть проводит по ним руками и вдруг хочет вцепиться в ее ноги, прижаться к ним и остаться подле Брайт Масон навечно, глядя снизу вверх на покачивающееся над ее макушкой небо. Идиотская мысль, которая так смешна, что не может сойти за что‐то реальное. Больше похоже на сказку, в которую веришь только ночью и пока ее читают, а утром понимаешь всю ее глупость. А еще он представляет Брайт мертвой, лежащей на холодной земле, ледяной, бледной, с синими губами. Коченеющей. И от этой мысли тело пробирает приступом дрожи.
– Что с тобой? – шепчет она, касаясь его лба, висков, скул кончиками пальцев.
Рейв зажмуривается и, как пес, тянется к ее рукам, отчего у Брайт все внутри сладко поет и ноет. Она вконец смелеет и даже уже не задумывается, прежде чем коснуться Рейва. Провести по его волосам пятерней, зачесать назад светлые пряди, царапнуть ногтями шею, сжать плечи.
– Что?
– Тебя что‐то испугало… Такая жуть, что это?
Он качает головой и опять утыкается лбом в ее колени, к собственному удовольствию чувствуя, как ее это волнует. Даже усмехается и все‐таки прижимается грудью к ее ногам, крепко их обнимая, так что она ахает от боли, но не уворачивается и не заставляет отстраниться. То, что пару минут назад казалось невозможным, – происходит.
– Твой отец найдет лекарство, и в лучшем случае его отпустят. Тогда, возможно, ты могла бы уйти. Если бы мы не были связаны. – Он поднимает голову, но, будто боясь потерять телесный контакт, вместо лба утыкается в ее колени подбородком, смотрит Брайт в глаза так внимательно, словно ищет ответы. – Брайт. Если мы не разорвем чары, – говорит медленно, осторожно сжав ее бедро, – то нам не поздоровится. Победит мой отец – и тебя убьют. Победят иные – убьют меня. Хотя, в сущности, это равнозначно.
В его взгляде на секунду появляется холодная решимость, грозящая разрушить установленный между ними нежный мир.
– Отец ждет, что меня накажут мои же люди. Дети Ордена. Они увидят это, – трясет он браслетами, – и поймут, что я оступился. Просто так браслеты не надевают, причина должна быть серьезной. Отец ждет, что они «вправят мне мозги» и тебя в моей жизни больше не станет. Что я одумаюсь и избавлюсь от этой связи, потому что она ему поперек горла.
– Но ты…
– Я – часть Ордена от рождения. И выбора у меня нет.
– Но мы…
– Нет «нас».
– Но если…
– Нет. Мы должны от этого избавиться и не дать… – кривится он, потому что должен произнести правду, которая жжет горло кислотой так сильно, что горечь разливается по языку, – …этому зайти слишком далеко.
– Как? – задает логичный вопрос Брайт.
Они больше ничего не говорят какое‐то время и тонут в этом молчании, глядя друг другу в глаза. Брайт чувствует касания горячих пальцев к коже, Рейв чувствует ее мурашки и внутренне ликует. Эмоции перекликаются, смешавшись так, что невозможно разобрать, где чьи. Рейв чуть наклоняется, так что губы касаются колена Брайт. Совершенно нежно и абсолютно возмутительно, но она жмурится, запрокинув голову, и болезненно выдыхает. Он все усугубляет. Сам! К чему эта болтовня про то, что нужно держаться подальше, если сейчас его губы медленно касаются ее кожи.
– Ты ненавидишь меня. – Ему не нужно спрашивать, он знает, что она подтвердит, но все равно заполняет пустоту этим вопросом.
Она ощущает вибрацию его голоса на своем колене и жмурится, не в силах открыть глаза. Его слова проникают под кожу, вызывают мурашки и бегут по венам.
– Да, ненавижу, – шепчет она в ответ.
– Уверена? Ты, черт возьми, уверена в этом?
– Рейв Хейз, я тебя ненавижу. Больше всего на свете.
Его дыхание все еще касается кожи на бедре, оно становится прерывистым, нестройным.
– Хорошо, – кивает он. – Хорошо. Тогда все будет хорошо.
Глава двадцать девятая
Освобождение
ОСВОБОЖДЕНИЕ
Уничтожение ограничений.
Проходит не меньше четверти часа, прежде чем кто‐то из них нарушает тишину. Да как будто и нечего уже обсуждать. Им нельзя увязнуть в чарах Фиама, нельзя думать о том, что вот так быть в одной лодке и обниматься – нормально. Это все страшная ошибка, грозящая смертью. Но все равно Брайт давно соскользнула с лавки и оказалась на коленях напротив Рейва. А потом он обнял ее и позволил им дышать так глубоко, как только захочется. Спустя какое‐то время они устали сидеть и растянулись на дне лодки, крепко переплетя руки, ноги, обнимая тела друг друга, словно единственным желанием было срастись и остаться тут навсегда.
Они смирились с тем, что решение никак не приходит. А вероятнее всего, попросту не желают прямо сейчас ломать голову и над чем‐то думать, потому что открытый океан – как независимое государство. Тут не действуют законы каких‐то там людей. Океан живет по своим законам. Вдруг лодку унесет так далеко, что прибьет к другим, безопасным берегам?
– Я могу кое‐что предложить, но это опасно. – Шепот Брайт касается Рейва легким перышком, но он все равно вздрагивает.
– Опаснее, чем умереть с голоду?
– Ну, скажем, лодку до берега я точно дотяну, – смеется она, тут же с гордостью замечая, как Рейв от этого звука напрягся. Внутри него то и дело вспыхивают микропожары, и это невероятно льстит. Из-за чар Фиама флирт выходит на такой невероятный уровень, что оба пьянеют.
– Это совершенно бессмысленно, если не избавить меня от браслетов, – кивает он, подбородок на миг касается макушки Брайт, она испытывает прилив нежности, и Рейв расплывается в удовлетворенной улыбке. Он последние пятнадцать минут занят тем, что проверяет, как Брайт Масон отреагирует на его прикосновения и где эмоции будут острее и ярче.
– Я могу попробовать… если ты доверишься мне. – Снова шепот, но на этот раз Рейв хмурится.
– Магия сирен? Кажется, раньше нам это удавалось, нет? – ворчит Рейв.
– Это будет немного иначе… Я бы даже сказала… глубже!
Внутри обоюдно что‐то шевелится.
– Насколько иначе?
– Доверяешь или нет? – Она садится, откидывает за спину волосы и хмуро смотрит Рейву в глаза.
Он своих от нее не отводит, сглатывает, щурится,