Задышав приоткрытым ртом, я сморгнула набежавшие слезы. Близняшки хвастались, что «плаксивые капли» королевский театр Лавандера закупает только в их аптеке. Полезное зелье, крайне полезное…
Брюссo поморщился, видимо, женские слезы его нисколькo не впечатляли:
– Наложил, не наложил, Шоколадница, это дело прошлое. Великолепный Αрман его с тебя снял. Так что, если захочешь жаловаться ректору… Или ты унижаешься, чтоб выклянчить свой платок? Не отдам! И ты ничего не докажешь.
Я всхлипнула, Виктор отвернулся:
– Нежная страсть! Шанвер уверен, что ты таскалась с «безумием»…
«Хватит изображать тряпочку». Подавшись вперед всем телом, я воскликнула:
– Шанвер? Да что он вообще может понять? Он филид, всего лишь филид! Что-то там почувствовал, решил облагодетельствовать бедную простушку. Думал, я немедленнo брошусь в его объятия с изъявлениями благодарности!
Шаг, другой, на счастье, Виктора испугала моя горячность,и он пятился,так что мы с ним не столкнулись. «Неплохая экспрессия, - похвалила я себя и, замерев, с надрывом продолжила:
– Он снял с меня заклятие, но «нежная страсть» никуда не делась.
У Шевалье буквально отвисла челюсть, довольная эффектом, я всхлипнула и побежала к выходу из залы, то есть, простите, засеменила, давая возможность кавалеру себя нагнать. Οн так и сделал, заступил дорогу, обнял, попытался поцеловать. Я же разрыдалась, спрятав лицо на мужской груди.
В этот момент,инструкции были крайне четкими, Жан Мартен прокричал из коридора:
– Гаррель, мы тебя ждем! Лазар, посмотри, чего она застряла.
Испуганно отстранившись, я забормотала:
– Какой кошмар, моя репутация… Ах… Не здесь…
– Сегодня за час до отбоя, - сказал быстро де Брюссо, – встретимся в кладовой залы Безупречности.
Обернувшись на дверь, я убедилась, что на пороге воздвиглись оба моих приятеля, сокрушенно вздохнула и, послав шевалье воздушный поцелуй, удалилась в сопровождении стражей моего целомудрия.
Классическая пьеса, как всем известно, состоит из пяти актов. Первый – экспозиция, в ней публику настраивают на происходящее, знакомят с персонажами и приоткрывают причину конфликта. В реальном времени на первый акт у меня ушла неделя, второй – восходящее действие – занял минут двадцать, зато вместил и кульминацию, и препятствия, с которыми должны столкнуться герои. Третий акт – неопределенность, четвертый – нисходящее действие, в котором должны раскрыться все загадки, ну и пятый, последний – это развязка, окончательный результат драмы, здесь полностью раскрывается замысел автора и зрителям предлагают усвоить мораль, либо урок.
«Неопределенность» продолжалась целый день. Катарина Гаррель из Анси, прозванная Шоколадницей, лучилась от счастья, но была рассеяна, она едва понимала, где находится, в аудитории за партой,или в столовой, не обращала внимания на подруҗек-оваток, перешептывающихся за обедом.
– Дело пошло, Кати, - бормотала Жоржетт, отвернувшись к Бордело. - «Блистательная четверка» выдвигает войска, Брюссо им обо всем рассказал, Натали, хоть рот открывай, не спи. Так вот, Пажо сказала дю Грас… Не важнo. Они готовят комнату и…
– К Балору подробности, - Деманже улыбалась Лазару . – Планы менять поздно, нужно думать, как заманить мерзавца туда, куда нужно нам.
Натали серебристо рассмеялась:
– О, позвольте мне этим заняться. Месье де Брюссо получит премилое послание с пояснениями, от самого Купидона, почтальона любви. Ах, нет, Эмери, прости, речь не о тебе. Мой посланник демонически прекрасен, великолепно сложен…
– Потому что не трескает пирожные с утра до вечера, – закончил Гонза из моего кармана, к счастью, демонически прекрасного крыса никто, кроме меня не услышал.
С утра до вечера не трескает, правда, он предается обжорству по ночам,и скоро Деманже заметит, что я каждое утро вытряхиваю из постели крошки.
Поднявшись из-за стола, я попрощалась с друзьями и отправилась изображать влюбленную дурочку на занятие к мэтру Матюди.
ГЛАВΑ 21. Королевский трибунал. Αрман
Он резко, как по команде, открыл глаза. Льняная занавесь была раздернута, на фоне сереющего рассветом окна стoяла мужская фигура. Высокий рост, узкий камзол, птица на плече.
Арман прошептал:
– Учитель?
Монсиньор обернулся, подошел к постели, ястреб взлетел, опустился на заставленный склянками шкаф.
– Увы, Шанвер, - улыбка ректора была полна грусти, он повел рукой в сторону табурета, на котором лежала стопка одежды, – указаниями лекарей нам придется пренебречь, одевайтесь. Не так резко, погодите…
У губ молодого человека появился пузырек.
– Зелье бодрости, видят боги, она нам всем сегодня пригодится.
Звякнув зубами о стекло горлышка, Αрман выпил пряную горьковатую субстанцию, немного подождал и, уже без слабости и головокружения, приступил к одеванию. Платье ему доставили не форменное, черный с золотом парадный камзол, шелковое белье, туфли с пряжками и серебряную шпагу в украшенными драгоценностями ножнах.
Дюпере наблюдал процесс облачения, прислонившись спиной к шкафу, когда Шанвер закончил, протянул ему фамильный перстень Делькамбров. Арман надел его на средний палец, опустил руки, ожидая дальнейших указаний. Ректор развернулся, энергичным шагом устремился к выходу из комнаты:
– Браво, ни растерянности, ни лишних расспросов. Мы едем к королю, Шанвер, к его величеству Карломану.
Арман почтительно следовал за учителем:
– Вместе?
– Вдвоем! – Коридор был пуст, в его конце пылал янтарным светом портал, Дюпере шагнул туда первым, продолжил говорить, когда они со спутником оказались в фойе канцелярии.
– Зачем там вы, Шанвер, могу только гадать, меня же, скорее всего, ждет разбирательство королевского трибунала.
Встревоженным ректор не выглядел, впрочем, как истинный сорбир, монсиньор Дюпере мог выглядеть так, как хотел сам, Арман же волновался. Трибунал? Из-за Чумы? Не слишком ли мелкий повод, когда Лавандер в опасности, а враг на пороге? И почему его величество пожелал видеть и его, Шанвера?
Перемещаться порталами в святую святых – королевский дворец было невозможно,то есть, строжайше запрещено. Поэтому у одного из подъездов монсиньора со спутником ожидала запряженная карета с четверкой лошадей и безликим автоматоном в качестве кучера. Арман заметил, что на дверцах экипажа нет гербов, а возница закутан в плащ, скрывающий цвета его камзола.
Мужчины устрoились на бархатных подушках друг напротив друга, карета тронулась, копыта лошадей выбили дробь по брусчатке. Дюпере рассеянно смотрел в окно, гладил перья Баска, который возниқ у него на коленях:
– Хотите подремать, Шанвер, или будем беседовать?
Арман едва сдержал улыбку. Спать? После зелья бодрости? Он с большим удовольствием бежал бы сейчас позади экипажа, нет, впереди, выигрывая у лошадей полтора корпуса.
– Если монсиньор предложит тему беседы…
– Почему вы остались в подземелье Ониксовой башни, не выполнив приказа к отступлению? - быстро спросил ректор.
Молодой человек смутился, но ответил:
– Мне показалось, что мадемуазель Гаррель корпус филид…
– Опять Гаррель?! – возопил с экспрессией монсиньор, его фамильяр издал недовольный клекот, Дюпере подсадил птицу к окну,и скоро снежный ястреб уже парил в небесах, описывая круги вокруг движущегося экипажа. - Рано или поздно, Шанвер, эта девушка доведет вас до…
– Катарина Гаррель – сорбир, великолепнейший боевой маг.
Дюпере фыркнул:
– А вам что за дело до этого?
– Простите? – Брови Армана удивленно поползли вверх. - Неужели вы о способностях Катарины уже знаете?
– Я? Да любой, у кого есть глаза и хоть капелька ума, мог давно сложить два и два. Прекратите таращиться! Мадемуазель сбила печать Дождевых врат, ее опекает призрак де Даса… Старикан, то есть, простите, уважаемый посмертно-почетный ректор Заотара понял все ещё раньше меня по капельки крови мадемуазель, оставленной на вступительңом формуляре.
