– C Л-ли, – шепчу я, заикаясь. – Это б-брат моей лучшей подруги.
Я робко киваю.
– Я говорила с Мэи, она послала его за мной.
– А еще ты с кем говорила? – требовательно спрашивает Феникс.
– Больше ни с кем.
Тем временем водитель «Форда» заглушает двигатель и выключает фары. Он вылезает из машины и оглядывается.
– Джен-на-а-а! – зовет он.
Феникс по-прежнему крепко меня держит, готовый снова заткнуть мне рот, если только я попытаюсь ответить.
– Это Ли? – спрашивает он вполголоса.
Водитель продолжает выкрикивать мое имя.
Я вглядываюсь в одинокую фигуру на площадке. Черная толстовка, рваные джинсы, модная стрижка – водитель в самом деле может оказаться Охотником. Но тут он поворачивается ко мне, так что я ясно вижу его лицо: худое, с острыми скулами и такими же внимательными карими глазами, как у сестры.
– Да, это он! – радостно выдыхаю я.
Теперь во мне теплится огонек надежды. Я собираюсь с силами, чтобы освободиться, но это бесполезно: мне не вырваться из железной хватки Феникса.
– Подожди, – приказывает он.
Мимо заправки проносится машина, ее фары освещают дальний конец площадки. На мгновение я вижу несколько темных силуэтов в капюшонах, вскоре они снова исчезают в темноте.
Я чувствую их присутствие, хотя больше их и не вижу. Ледяной ужас пронизывает меня до костей. Охотники!
Я больше не сопротивляюсь Фениксу, моя надежда на спасение стремительно гаснет. В отчаянии я смотрю, как рассерженный Ли залезает обратно в машину и уезжает прочь.
34
– О чем ты вообще думала? – мрачно спрашивает Феникс.
Он незаметно вывел меня с парковки и притащил обратно в тот же коттедж. За всю дорогу мы не сказали друг другу ни слова, Феникс был слишком зол, а я слишком напугана.
– Зачем было звонить подруге? Я же тебе говорил, что Охотники будут прослушивать все телефоны! – Он яростно бьет кулаком по кухонному столу, я вздрагиваю.
– Я н-не на т-телефон ей звонила, – я опять заикаюсь. Хорошо, что между нами с Фениксом сейчас широкий обеденный стол. – Вышла в интернет и позвонила ей через мессенджер. Думала, что там звонки шифруются.
– Да, но есть способы обойти шифрование, – раздраженно отвечает Феникс. Он отчаянно трясет головой, словно пытаясь отогнать дурные мысли. – А еще Воплощенные могли поставить Наблюдателя у дома твоей подруги. И когда Ли выехал неизвестно куда посреди ночи, тот сразу забил тревогу, так что им нужно было просто следовать за ним. Теперь Охотники снова у нас на хвосте!
Вне себя от возмущения, он широкими шагами подходит к окну. Пока он пытается что-то высмотреть в бледном утреннем свете, мне удается немного собраться с силами. Ледяным тоном я говорю:
– Ты убил меня.
Спина Феникса твердеет. Потом он медленно поворачивается ко мне, изумленно морщит лоб. Притворяется? Или в самом деле не понимает, о чем я?
– Что? Что ты имеешь в виду? – выговаривает он.
Я смотрю, не отводя глаз, и обвиняюще указываю на него пальцем:
– Ты был рабом в Древнем Риме, а я была совсем маленькая, лет восьми, не больше. Ты сказал, что ты мой Защитник, я тебе поверила… Доверила тебе свою жизнь… А ты столкнул меня со скалы!
Лицо Феникса искажает странная гримаса, он отчаянно сглатывает. Спотыкаясь, словно у него внутри что-то вдруг порвалось, добирается до стола, криво валится на стул и роняет голову на руки. Несколько долгих секунд стоит тишина, потом он тихо произносит, не поднимая головы:
– Я так надеялся, что к тебе никогда не вернется этот Отблеск.
– Значит, это правда! – Ярость пылает во мне, как огонь. – Ты убил меня.
Во мне тоже что-то ломается – не знаю, доверие к нему или связь наших душ… или так бывает, когда сердце разбивается на куски.
Феникс поднимает на меня взгляд, глаза покраснели, в них стоят слезы.
– Дженна, пожалуйста, поверь, – умоляет он. – Я никогда себе этого не прощу.
– Ага, и я тебе тоже не прощу, – яростно отвечаю я.
– Убить тебя – абсолютно против моей природы, нельзя представить ничего ужаснее и противоестественнее! – Он умоляюще протягивает ко мне руки через стол.
Я отшатываюсь. По гримасе боли на его лице видно, что это ранит его до глубины души.
– Дженна, пойми, я должен защищать твою душу, – настаивает он. – Самую суть тебя, вместилище Света.
– И зачем тогда меня убивать? – не отступаю я.
Феникс опускает голову и тяжело вздыхает, похоже, его мучает стыд.
– У меня не было выбора, – наконец говорит он. – Не было другого способа спасти тебя от Танаса, иначе он бы провел ритуал и навсегда уничтожил твою душу. Мне пришлось убить тебя самому, прежде чем ты попала к нему в руки.
– А что ж ты тогда не убьешь меня сейчас? – горько спрашиваю я, не в силах удержаться. – Давай, перезапусти систему. Спрячь меня в смерти, там никто не найдет.
– Потому что это оставляет след, – серьезно объясняет он. – Мучительная или несправедливая смерть не только оставляет отметины на теле, она ранит душу, ослабляет Свет… и связь между нами. Ты должна мне верить, когда я говорю, что другого выхода не было. И ты же видишь, как это сыграло на руку Танасу. А еще теперь моя душа тоже ранена, я постоянно мучаюсь от боли и раскаяния.
Феникс снова поднимает голову, и в его лице столько искренности и глубокого неподдельного страдания, что мой гнев вдруг угасает. Я вспоминаю, как мы стояли над ущельем в окружении сотни римских солдат и не было никакой надежды выбраться из сплошного полукольца щитов и копий. Вновь вижу, как победно усмехается центурион, поняв, что нам от него не уйти, – и какой смертной тоской наполнен взгляд Кустоса, когда он принимает ужасное решение…
Мой взгляд смягчается, а Феникс смотрит на меня, и синий звездный блеск его глаз дробится в каплях слез.
– Дженна, чтобы спасти твою душу, я сделаю что угодно. Я столько раз умирал ради этого и умру еще столько, сколько будет нужно, лишь бы ты жила.
Он снова тянется ко мне через стол. На этот раз я не отдергиваюсь, но и не беру его за руку.
Я больше не могу безусловно доверять ему во всем, что он говорит и делает. Чтобы восстановить связь между нами, понадобится что-то посильнее слов. Но все-таки я верю в его преданность и в то, что ради меня он готов пожертвовать жизнью. Если правду говорят, что глаза – зеркало души, то в синих глазах Феникса сейчас отражается отчаянное желание вновь завоевать мое доверие.
Несмотря на все сомнения, я чувствую, что вся моя обида рассыпается, разлетается в стороны… точь-в-точь как щебень дорожки под чьими-то шагами, доносящимися снаружи.
