баночки, принесенные мне в первый день услужливыми мальчиками, разложила листы и подточила карандаши…
– Ого! – восхищенно произнес Павел, к полудню заметивший мое отсутствие. – Где ты откопала такие сокровища? Поделишься?
– Ни за что, – ответила я сквозь зубы (в зубах был один из карандашей). – Это подарок поклонника. Заведи себе своего поклонника и выпрашивай. А это – моё.
– Злая ты, – расстроился Павел. – Мерзкая. Я тебе это припомню. Лист бумаги и карандаш брату зажала. А может, я завтра от старости помру. А может, это мой последний шанс потешиться. А может, я давно уже хочу конструкцию лифта для ушастых нарисовать…
– Переживешь.
– Чего шумим? – поинтересовался Аарон. – Паш, а жену где потерял? В постели оставил?
– Не, – отмахнулся Павел. – Она там с девочками, платье им переделывает. И Сола с ней. Ара, где она краски взяла, а? Ты ж говорил, что у эльфов красок нет. А эта жадина мне один-единственный карандашик зажала, да!
– А зачем тебе карандашик? – рассеяно спросил Аарон, с нездоровым интересом разглядывая краски.
Мне от его взгляда хотелось их руками закрыть и сказать: Моё!
– Да я хочу чертежик нарисовать…
– А тушью не можешь? Вон у Симеона попроси перья и альбом. У него много.
– Блин! Ну я тупой! – хлопнул себя по лбу Павел и выбежал из комнаты.
– Гал, ну ты даешь, – грустно сказал Аарон. – И что в тебе такого? Ведь смотреть не на что – кожа да кости, девка как девка. А каких мужиков заполучила…
– Это ты к чему? – удивилась я. – Каких-таких мужиков?
– Ну Князь времени… Сколько лет его ни одна женщина не могла подцепить, а ты за неделю окрутила. Иаир весь больной ходит, а я, признаться, уже подозревал, что у него не все в порядке с ориентацией. А он вон что – краски тебе нашел!
– О! Так это он краски прислал? – удивилась я. – А где он их взял?
– Ну у нас тут иногда художники гостят… Когда что-то разрисовать надо.
– Я тоже хочу разрисовать! – обрадовалась я. – Можно я свою комнату разрисую? Страсть как люблю на стенах рисовать!
– Можно.
– Что, правда? – я вскочила и запрыгала от радости. – Ара, дорогой! Я тебя обожаю!
Но Аарон на провокацию не поддался, а сел рассматривать мои рисунки.
Карандашные портреты мне всегда удавались. Вот Ника идет походкой манекенщицы. Я много раз рисовала её такой, но на обеденном столе, заставленном яствами – впервые. Тот же стол – и Аарон, напряженный и чуть изломанный. Сола верхом на Геракле (хвостатый предатель не отходит от своей маленькой воспитанницы). Ола вполоборота – сверкает черными глазищами. Аврелия в образе цыганки – я пририсовала ей цветастую шаль, кудри и серьги кольцами. Мне очень нравится! Незаконченный портрет Павла в виде римского императора с лавровым венком на голове. И ни одного портрета Оскара. Странно, а раньше я рисовала его чуть ли не каждый день. А теперь не получается.
– Галла, это просто… просто… – стонал Аарон. – Это шедеврально! Великолепно! Я хочу все эти портреты!
– Забирай все, кроме Аврелии.
– Но он самый лучший!
– Знаю. А теперь мне б размяться… Плечи ломит уже.
– Давай помогу?
– Не надо. Я хочу погулять.
Мы с Аароном отправились на неспешную прогулку по висячему городу. Мостики, крутые и висячие, белые и голубые беседки на каждом углу, чудесные домики, большие и маленькие, прячущиеся среди листвы или наоборот, выставленные напоказ. И ведь вот что странно – я, боящаяся мостов и высоты до потери сознания, преспокойно разгуливала здесь. А ведь некоторые дома были даже выше основного уровня. К ним вели лестницы с множеством ступенек вкруг дерева.
Дом Мары, матушки Аарона и Иаира, был как раз таким. Мы три раза обернулись вокруг толстенного дерева со скошенной вершиной – этакий дом на вершине столба. Ух, ну и деревья тут – метров семь в диаметре! Это – кажется, самое высокое. И дом самый большой, наверное. Всю вершину занимает. Крона у дерева срезана словно ножом. А может, специально так выращено. Внутри дом не кажется таким уж большим. Пожалуй, на первом этаже три-четыре комнаты, совсем как в лучших домах Европы. Огромная полупустая гостиная, кухня и библиотека. На втором этаже, наверное, спальни. Гостиная вся сплошь состоит из окон. Стен вообще нет, только перемычка, соединяющая с кухней. В библиотеку ведет арочный коридорчик. Такой же коридор-лестница ведет наверх. Весь дом напоминает термитник, если честно, но я об этом промолчала. Надо будет Пашке рассказать.
Мара пришла в восторг от портретов, гордо продемонстрированных Аароном. Он так хвастался, словно сам их нарисовал. Мы весело обсуждали картину «Аарон на столе», когда я почувствовала пристальный взгляд.
Иаир.
Я обернулась, поглядела на него. Что же это такое! Он был такой красивый, что у меня задрожали руки. Я уж молчу про бабочек в животе. Нет, нет, нет! Я все себе придумываю! Он мне ни капельки не нравится! Он упитанный и невоспитанный! И да. Меня к нему тянет. Ну я и дура!
Я отвернулась и старательно сложила рисунки, разглаживая их. Наткнулась на острый взгляд Мары. Ладно.
– Когда вы уезжаете, сынок? – спросила Мара Аарона. – Вы ведь собирались в Озерный край?
– Собирались, – легко согласился Аарон. – Но я бы сначала заехал к Багряному Листу, сдал бы Олу.
– У меня был сон, Аарон, – неожиданно тихо сказала Мара.
– Один из тех снов? – напрягся Аарон.
Я затылком чувствовала, что Иаир отлепился от косяка и приблизился к нам. Сел за моей спиной.
– Надеюсь, что нет.
– Не томи, мам, – резко сказал Иаир.
Хоть я и знала, что он там, вздрогнула.
– Я видела горящие степи, орды черных всадников и орков… Они идут.
– Я тоже видела сон про огонь, – вспомнила я. – Но там горела Цитадель. Но ведь этого не может быть, правда?
– Правда, – спокойно сказала Мара. – Цитадель непоколебима. Поэтому, Аарон, мальчик мой, я прошу тебя отправится к Багряному Листу побыстрей.
– Пророки? – коротко спросил Аарон.
– Пророки…
Мы с Аароном вышли задумчивые, и мне показалось, что в опустевшей гостиной за нашей спиной послышался стон Мары.
Уезжали рано. Провожали нас многие – и главный лесник, и Симеон, которому я пообещала напоследок нарисовать колоду карт, и Мара, и другие эльфы, которых мне представляли, да я не запомнила. На белом коне гордо возвышалась Аврелия, на лошадях чуть ниже – её свита – четверо молчаливых высоких эльфов с луками за спиной. Они отправились в путь чуть раньше, чтобы не смущать нас. Сола сонно жмурилась на руках
