боясь, что это отразиться на мне. Но во взгляде Фиррая читалось жгучее желание отомстить. Ему неслабо досталось, и он всё никак не мог откашляться, хрипел и потирал шею.
— Яннара, не ответишь, что с твоим истинным приключилось? Всё ещё не может простить тот случай с приступом? Так всё же обошлось, — Рен и остальные очень странно изучали меня, словно я была призраком, восставшим из мёртвых.
А ведь, так оно и есть.
— Конечно, обошлось, — горячо кивала и смотрела в полное боли и отчаяния лицо суженого.
Ага, обошлось. Как же. А за главным зданием похоронена какая-то другая Яннара, умершая от орехового сиропа.
— Алекс, давно пора простить всех. Я же здесь, — слова застревали в глотке. Лгунья, усугубляю боль этого парня, убеждаю в том, что любимая вернулась. Как же плохо ему будет после всего. — Пойдём отсюда.
Протянула ему руку, а он схватился за меня, словно я осталась последним человеком во всей вселенной. Я не должна жалеть его. Он хочет убить меня, разлучить с любимым, сделать Тео больно. Но я никак не могу избавиться от чувства, что Алекс тоже жертва. Он запечатлён так же, как остальные и ничего не может изменить.
Не выпускает мою ладонь, сплетает наши пальцы.
Тео, мне так тяжело врать ему. Помоги!
— Это, правда, ты?
— Конечно, а кого ожидал увидеть?
— Прости меня за друзей. Вспылил. Обещай, что будешь внимательна к еде?
— Хорошо, — встаю на мысочки и целую его в уголки губ. — А ты обещай, что не поубиваешь моих одногруппников.
— Хорошо, — с улыбкой отвечает истинный и никак не хочет меня отпускать, даже когда по академии прокатывается звук колокола, оповещающий о начале занятий.
— Мне пора. До вечера!
Пара по безопасности в воздухе проходила под лозунгом ненависти к себе. Так нельзя. Тяжело вздыхала в такт похрипываниям моего соседа. У него ко мне явно накопилось много вопросов, как и у остальных. Алекс отчётливо кричал, что все они убили Яннару. И теперь студенты, словно ото сна просыпались и начинали что-то вспоминать. И к чему все это приведёт? Хаос? Паника? А вдруг найдутся другие обречённые, мечтающие воскресить любимых?
На середине занятия не выдержала, отпросилась в медпункт и, не дожидаясь разрешения Боррисада, почти выбежала из аудитории. Ноги сами привели меня комнате, где мы жили втроём с Тео и Шорохом. Значит, я всё-таки запечатлена с любимым. Вот только совсем ничего не понимаю. Возможно, ли повторное запечатление? Как же голова разбухает от мыслей. Погладила закрытую дверь.
— Держись, Тибо. Мы справимся, и я тебя обязательно вытащу из спальни самозванки и из Вечного Лета.
Внутри раздались быстрые шаги, я едва успела спрятаться за угол, когда дверь распахнулась настежь, и Алекса невидимой ударной волной вышвырнуло наружу.
— Ещё одна такая выходка, и ты отправишься следом за своей Яннарой, — угрожал мой голос. — Знаешь, каких трудов мне стоило замять с Освальдом сегодняшний инцидент в столовой и позволить тебе свободно перемещаться по академии? И не приходи сюда больше. Будешь нужен — позову.
— Проказа не ушла. Я умираю.
— Нужно чуть больше времени, скоро они вернутся к нам, по-настоящему. Яннара только начало. Запечатлённых на всех хватит.
— А что станет с душой Ани?
— Уйдёт в Лето к своему любимому. Ей там вроде неплохо было, пока ты развлекался вчера.
— Она умрёт.
— Совесть замучила? Так раньше надо было думать. До того как согласился, до того пошёл со мной в тот мир, чтобы опередить Тео, до того как переспал с ней.
— Я просто хотел вернуть любимую.
— Ты просто боялся сдохнуть, Алекс. И я тебя не осуждаю. Мы все хотим жить. Делай своё дело. Добьёшь Аню, и Тео сломается. Он нужен мне. Всем нам.
Аня
— И вот ещё, — добавил мой двойник. — Перестань ходить на кладбище. Выглядит подозрительно. Не послушаешься, и придётся сравнять её могилу с землёй.
Мне показалось, или я слышу, как хрустят костяшки пальцев Алекса. Вот, значит, где регулярно пропадает мой женишок — навещает настоящую Яннару. Уже неплохо, получается, что-то человеческое ещё осталось в этом мерзавце.
Алекс ничего не ответил на последний приказ. Он молча поднялся на ноги и покинул жилое крыло. Я же ещё какое-то время просидела в своём укрытии, боясь попасться, а затем поспешила в противоположную сторону к лестнице, ведущей в архивы.
Возвращаться на пару Шельмегора не собиралась. Не уверена, что этот самовлюблённый ОБЖешник научит меня чему-то дельному. Самый важный урок я для себя уже усвоила — больше никогда не превращаться в стрижей! Остальное ещё подтяну, если останусь в живых после всего, что задумала парочка интриганов. Хотя судя по разговорам, их явно больше, чем двое.
— Чем я могу вам помочь? — спросила молоденькая архивариус, от которой отчётливо тянуло перевёртышем. Интересно, а она запечатлена с кем-то? Если да, то её возлюбленный должен сказать, что такие смешные пучки и очки на цепочке носят только бабули.
— Мне задали доклад об известных людях, учившихся в академии. Могу ли я ознакомиться с альманахами выпускников за последние годы?
— Интересует какой-то конкретный факультет? — уточнила девушка.
— Перевёртыши.
— Фамилии, имена бывших студентов?
— Пока не решила, выберу по ходу, — невинно пожала плечами.
Не говорить же ей, что мне нужна информация о Теобальде Растле. Если самозванка промыла мозги половине академии, то и этой девушке тоже. Сдаст меня при первой же возможности.
Архивариус вытащила небольшой ключик из ящика стола и повела меня вдоль многочисленных стеллажей с личными делами учащихся. А ведь такое, наверняка, есть и на моего Тео!
— Прошу, — девушка открыла дверь в помещение, не уступающее размерами предыдущему. — С четвёртого по одиннадцатый ряд. Передвижная лестница для верхних ярусов в дальнем углу. Документы нельзя выносить из архива.
Лестница?!
Задрала голову кверху. Меня чуть не замутило. Бесконечные полки тянулись и тянулись к самому потолку. И как среди всего этого я отыщу Тео, не зная даже, в каком году он закончил академию? Я тут до своего собственного выпуска просижу, и спасать будет уже некого.
— Везёт вам, — неожиданно бросила работница архива.
— В каком смысле?
— Вы запечатлены, а я вот до сих пор не встретила своего истинного.
— Ну, вы ещё молоды. Он обязательно найдётся, — знала бы она, как сильно я хочу поменяться с кем-то и не быть запечатлённой вообще.
Оборотница рассмеялась.
— Молода? — она похлопала себя по гладким розовым щёчкам. — Ты, правда, так считаешь?
— Да, — к чему она клонит? Ей же едва ли больше двадцати.
— Тогда спасибо на добром слове, только вот мне уже пятьдесят
