Вернувшись в человеческую форму, я стянула узлом обрывки блузки, после чего развернулась, взглядом выискивая в темноте людей, которые находились где-то здесь. Именно в этот момент раздался хлопок в ладоши. Одиночный хлопок, которому каким-то образом удалось прозвучать саркастически.
Я знала, что это был Готье, даже не чувствуя его запаха.
— Ах, ты, ублюдок, — произнесла я, поворачиваясь к нему лицом. — Ты просто стоял там и смотрел?
В его ухмылке, мгновенно слетевшей с лица, не было ничего веселого.
— Верно подмечено. Ты смогла управиться сама.
— Почему ты не помог?
Он засунул руки в карманы и прогулочным шагом прошествовал в клуб.
— Я недавно вернулся, в тот момент, когда ты заталкивала свою туфлю в грудь ребенка. Кстати, любопытное новшество.
Я испытывала желание выместить на нем свою ярость, или, что еще лучше, схватить оставшуюся туфлю и вонзить шпильку в его грудь. Но какой от этого будет толк? Готье был достаточно извращен, чтобы и в самом деле получить удовольствие от воспламенения собственной плоти.
— Я вызвала Управление. Не по этой ли причине ты здесь?
Он кивнул и присел на корточки рядом с вампом, которого я пришпилила.
— Не каждый день Управление получает экстренный вызов от связного. Джек из кожи вон лез, оповещая всех стражей, находящихся вблизи от района вызова о задержании подозреваемых. — Он посмотрел вверх. — И представь себе, какая удача! Я оказался поблизости.
«Представила», — тоскливо подумала я, и, развернувшись на голых пятках, отправилась к углу, где лежали Винни и женщина, которая, как я предположила, была одной из официанток. Руки, грудь и щеку крупного мужчины пересекали глубокие порезы, однако они были не так уж серьезны, как казались с первого взгляда. Его нога была вывернута под странным углом, и даже в тусклом свете, я увидела белевшую в рваной ране берцовую кость. Мужчина каким-то образом умудрился наложить жгут на бедро, но даже со жгутом, он все равно потерял много крови. Я задавалась вопросом, почему крошки-вампиры не высосали его кровь.
Женщина так легко не отделалась. Ее рубашка была разорвана, а в вырезе виднелись груди, испещренные глубокими прокусами. Вампиры кормились от ее груди, как кормятся младенцы от своих матерей, и, судя по всему, они обескровили ее досуха.
Я присела на корточки рядом с Винни. Его взгляд, встретившись с моим, был отрешенным, растерянным.
— Они последовали за мной, когда я открыл клуб. Я даже не видел их.
Я положила мою руку поверх его. Его кожа была холодной и влажной на ощупь.
— Я вызвала «скорую», они скоро будут.
— Дорин? Она в порядке? Боже, что они сделали с ней?..
Я взглянула на мертвую Дорин, в ее безжизненных голубых глазах застыл невыразимый ужас. Какое ужасное богохульств прожить свои последние минуты подобным образом.
Мой желудок взбунтовался. Я сглотнула желчь и сжала руку Винни.
— Не сомневаюсь, она будет в порядке.
— А что насчет остальных?
Я заколебалась.
— Если я схожу проверю, ты будешь в порядке?
Он кивнул.
— Мы с Дорин подождем тебя здесь.
— Я скоро буду. — Не успела я встать, как раздался отчетливо слышимый хруст ломаемых костей. Готье доделал, что я начала.
Не то чтобы перелом шеи мог на самом деле убить вампиров, но это несомненно выводило их из строя на какое-то время. Как бы то ни было, но этого времени вполне хватало на то, чтобы вбить кол в их черные сердца. На самом-то деле, пронзив каждого вампира колом, Готье уже не было нужды их калечить, он просто получал от этого удовольствие. Наслаждался видом зарождающегося страха в глазах жертв, когда заносил кол и пронзал их сердца. И вероятнее всего это означало, что в данный момент он крайне зол на меня, потому что я насмерть поразила обоих крошек-вампиров, чем лишила его удовольствия. Зачем он ломал их шеи, можно было только догадываться. Возможно, это была привычка.
А может, ему просто нравился звук.
Я прошла мимо Готье с таким видом, как если бы ровным счетом не произошло ничего плохого, словно четвертование злобных упырей в моем присутствии было повседневным явлением. Любая другая реакция могла быть смертельно опасной, поскольку он наблюдал за мной, как кошка за мышью.
А у меня не было никакого намерения становиться мышью Готье.
Сквозь тишину пробился отдаленный вой сирены, когда я присела на корточки рядом с тремя другими женщинами. Все трое были сильно изранены и как минимум двое из них изнасилованы. И когда с тихим хлюпаньем дерево погрузилось в плоть и, минуя кости, с тихим шелестом вошло в сердце, заставив его навсегда остановиться, часть меня испытала злобную радость. Эти ублюдки не заслуживают беспристрастного судебного разбирательства или справедливости. Они даже не заслуживали быть быстро пронзенными колом.
Наконец-то прибыла оперативная бригада. Поскольку Винни и женщинам оказывалась медицинская помощь, заявление в полицию сделала я. Готье сверкнул удостоверением и удалился. Однако взгляд, которым он наградил меня, перед тем как скрыться в тени, красноречиво сказал, что еще какое-то время мы с ним будем не в ладах. В этом не было ничего удивительного.
Как только у меня появилась возможность, я забрала свою сумку и ретировалась оттуда.
Ночной воздух был сладок по сравнению с воздухом ночного клуба, я сделала глубокий вдох, позволяя ему наполнить мои легкие и очистить их от всей гадости. Ветер до сих пор нес запах крови, но это было естественно, тем более что теперь я сама была вся в крови.
Все что мне было нужно это хороший горячий душ. Я повесила сумку через плечо и босиком отправилась домой.
Но не успела я сделать и десяти шагов, как у меня вновь возникло плохое предчувствие, и на этот раз оно было сильнее, чем прежде.
Я остановилась и посмотрела через плечо. Что, черт возьми, происходит? Почему я чувствую это, ведь ситуация в клубе была разрешена?
И тут меня осенило.
Предчувствие беды исходило не из клуба и не из ночи. Оно исходило из более отдаленного, более личного места. Места, выкованного из связи близнецов.
Мой брат был в беде.
Паника усиливалась. За несколько последних месяцев при подозрительных обстоятельствах исчезло десять стражей, и только двое из них были найдены. Вернее сказать, было найдено лишь то немногое, что осталось от этих двоих. Я с трудом сглотнула. Мой брат-близнец не будет одиннадцатым. Он был моим единственным родным человеком, с тех пор как наша стая бросила нас. Он был для меня единственным человеком, который значил для меня гораздо больше, чем все остальные люди на этой земле вместе взятые. И он был тем самым единственным человеком, без которого я не смогу жить. Его потеря убила бы меня так же, как серебряная пуля.
