Разобравшись с одной проблемой, я принялась оглядываться и пугаться других.
Наш ишачий пегас, к счастью, взлетал не вертикально, а под углом в сорок градусов и по спирали. В корзине были четыре плетеных сиденья-кресла, не считая кучерского, занятого пареньком. Как в любой нормальной земной машине, я сразу увидела ремень безопасности — на сиденье лежал свернутый шнур, прикрепленный сбоку к основанию. Я быстренько размотала его, нашла карабинчик, колечко с левой стороны, застегнулась. Уф.
Вовремя! Пегас уже набрал изрядную высоту и искал свой воздушный коридор резкими маневрами, отчего кренился то влево, то вправо. Если бы не ремень безопасности, то я уже успела бы крикнуть путникам «пока». А так лишь болталась вместе с корзиной и любовалась здешними видами в условиях относительного дискомфорта.
Я сразу поняла: пещера была на окраине огромного города, похожего на апельсин в разрезе — этакий гигантский круг, поделенный на сектора-дольки. И мы летим в его центр. У меня, не знаю, с какого перепуга, иногда рождается двойной взгляд: вижу сразу мелкие детали и какие-то общие контуры. Проектами мне надо заниматься, если бы не лень, а не в чужих зубах ковыряться!
Вот и сейчас. Вижу с удобной обзорной высоты в полкилометра башни, круглые и конусные, какие-то выдающиеся здания, может, дворцы и храмы. Некоторые будто запущенные, чуть ли не деревьями поросли. Хотя внизу разная жизнь.
И одновременно общее наблюдение. Про тот самый апельсин или торт, нарезанный на пять кусков, с отдельным, не разрезанным центром. У каждого куска свои флаги. Мы покинули черно-зеленый сектор — видимо, пристанище уродов-работорговцев. Слева мелькнули бело-зеленые флаги, с правой стороны — черно-красные. Под нами был именно центр города, и здесь дома были без флагов, зато улицы особо оживлены. А далеко впереди — бело-черные флаги.
— Он летит в дом вампиров, — безо всякого испуга констатировала бабушка. Вот, блин, только вампиров мне не хватало для полного счастья. А нельзя к ним не лететь? А, можно.
Внучек не растерялся и начал стопорить экипаж. Надел предусмотрительно сохраненный мешок на морду ослу, тот замер и перешел в режим вертикального, но в меру медленного спуска, редко взмахивая крылышками. Пару раз пацан снимал мешок, чтобы пегас продвинулся вперед и чуть в сторону, повинуясь вожжам, но тотчас надевал. Я почти сразу разглядела импровизированный аэродром: пологую крышу высокого здания. К счастью, пустую, не считая не слишком привлекательных статуй и выросших рядом кустиков.
Еще пара взмахов — и ослик приземлился. Сначала я освободилась от «ремня безопасности». Мало ли что взбредет в башку этой скотине, хотя парень уже надел ей мешок на голову? Как скакнет...
Мои спутники тоже сошли на землю, если таковой можно назвать крышу, напоминавшую заброшенный газон.
— Храм проклятого племени, — сказал пацан. — Здесь быть плохо. Если поймают — будет хуже.
Бабуся оказалась многословней. Она села на корточки, коснувшись одной лапкой крыши, а другую подняв вертикально.
— Благодарю тебя, спасительница. Пока меня носит земля и греет солнце, я не забуду твой милостивый поступок. Ты всегда можешь просить меня в нужде, и пусть отсохнет этот язык, если я тебе откажу.
«Браво, браво, ну что вы, право», — подумала я, но прерывать не стала. Во-первых, может, это не принято. Во-вторых, насчет нужды — актуально. Я не знаю, что здесь пьют, что едят, кто может обидеть (похоже, каждый). И вообще, как это место называется. Ясно только, что не Земля.
Паренек времени не терял. Он подошел к ближайшей башенке, пару раз стукнул кулаком, а потом двинул ногой, как заправский футболист. На секунду его скрыло облако ржавой пыли, грохнула выбитая дверь, и образовался черный проем.
— Если не уйти — увидят, — сказал паренек и схватил осла за упряжь.
Я взглянула в небо и заметила две точки, не очень маленькие. Они летели по дуге, и одна уже скоро оказалась бы над нами. Поэтому я без особых раздумий поспешила за старушкой, уже скрывшейся в темном проеме. Там щерилась побитыми ступеньками каменная лестница.
Крылатый осел оказался не слишком упрямой скотиной. На морде мешок — значит, надо слушаться. И с лестницей повезло. Хотя ступеньки от времени полуосыпались, ноги переломать нам не грозило. Ее освещали несколько щелей, то ли по задумке зодчего, то ли кровля прохудилась. Судя по ширине, прежде на крышу поднимали какие-то крупные грузы, наверняка вот на таких же зеброослах с крылышками. И таскали их вниз вот по этому проходу.
Низ лестницы был почти не освещен. Поэтому пацан нащупал дверь своим кошачьим зрением, так же грубо, пинком, открыл. В зале, куда мы вкатились, со световыми щелями оказалось чуть лучше. Храм, наверное, был интересен и красив — статуи, росписи, но я благоразумно смотрела под ноги. И не зря. На полу лежал скелет. И не один. Пол храма напоминал костехранилище, причем запущенное. Не то чтобы оскаленные зубы, как в ужастиках, но хорошего мало.
Тоже мне, храмы строят, на дворниках экономят. Впрочем, это же проклятый храм, тут и должно быть страшно и грязно. Или страшно грязно.
— Не бойся. Никто не станет тратить силу, чтобы они встали, — успокоил пацан, небрежно кивнув на скелеты. Ну спаси-и-ибо. То есть тут бывают и такие, которые встают? Зашибись, как здорово! Так, валим. Вон дверь наружу.
Ступени храма и ближайшие окрестности заросли высоким раскидистым кустарником. И почти не колючим — любезно с его стороны. К ступеням вела тропка, судя по состоянию, не очень популярная.
— Здесь нельзя жить, — сказал парень. — Это проклятый удел. Прийти ненадолго, найти, унести и продать — можно. Но стражам остролистого лучше не попадаться.
«Ну да, цветочки с могилки тут набрать можно, а все остальное уже украдено до нас», — подумала я, разглядывая окружающее запустение. Судя по взломанным дверям и вывернутым могильным плитам, таких умников — охотников за древностями за века тут побывало много.
Пока все складывалось не так и плохо. Если бы не болела голова. Еще на крыше я почувствовала неприятный гул в ушах, на затылок словно натянули влажную и горячую ватную шапку, а в висках застучало. Черт. А, нет, нурофен же есть. Достала упаковку, отметила, что в ней три блистера и только один почат. Это радует. На всю жизнь не растяну, но на первых порах обезболивающее, пусть слабенькое, точно не помешает.
Кинула в рот таблетку, достала бутылку. Отхлебнула, поймала взгляд старушенции, подавила секундное сомнение, протянула. Та удивленно оглядела пластик, потом дала внучку, тот жадно отхлебнул и отдал обратно, старушка допила.
— Мы найдем воду, — сказала она, возвращая пустой сосуд. Ободренная обещанием, я засунула его в сумочку и спросила:
— Почему этот храм проклят?
Вообще-то в голове крутился другой вопрос: что это за мир хренов? Но нельзя же так прямо.
— Это был храм людей — сильных и беспощадных магов, — ответила старушка. — Люди владели этим миром и держали в покорности остальные расы. Когда народы восстали и захватили Город, маги людей отступили в этот храм и лишили себя жизни, породив Великую кару. Теперь в Городе живут пять народов, а часть посередине осталась ничейной. Здесь торгуют и живут те, кто не принадлежит одному из пяти Домов. А тут — проклятый удел и жить нельзя.
«Ну как обычно, люди всех заугнетали, и им устроили революцию. А они напоследок дерябнули какую-то свою ядерную бомбу. Все ясно и понятно, — подумала я. — И как всегда, после революции особо лучше не стало, если судить по рабскому аукциону в подземелье. Как, кстати, эта парочка попала на него?»
Я подумала-подумала, да и спросила об этом вслух.
— Мы жили далеко от проклятого сердца мира, вольным племенем, на берегу реки. На поселок напали охотники за рабами. Мой муж, я и Игги, — показала она на паренька, — попали к одному хозяину. Муж был искусным мастером над кореньями силы, поэтому нас держали вместе. Мы были полезны хозяину и уже долго жили в Городе. Но недавно мой муж умер, хозяин сказал, что на нового садовника нужны деньги, поэтому нас решили продать.
