– Он же сволочь первостатейная, – плакала я на плече у Ильки: только с ней поделилась своим горем.
– Это с какой стороны посмотреть, – успокаивала меня подруга, – ты парня месяц мурыжила, к себе не подпускала, вот он и дошел до крайности. И потом, ему и в голову не приходило, что ты девственница. Все, с кем он до тебя встречался, сразу прыгали в постель. Он и решил, что ты просто цену себе набиваешь.
– Хорошо, почему же, когда он понял, что натворил, не остановился? Он не с проституткой развлекался – любимая девушка его умоляла.
– Не знаю, может, какие причины на это были. Ты же поговорить с ним не хочешь, извела парня совсем. Посмотри на меня, – убеждала ее Илька, – Андрей развлекся и оставил при своих интересах. А Виктор не такой. Он будет носить тебя на руках, одевать, как куколку, обеспечит и тебя, и детей.
– Я за этого урода замуж не выйду! – заявила я в надежде, что меня услышат. – Лучше одна ребенка выращу!
Какое там! Никого мои слова не волновали. Виктор вел себя тише воды, ниже травы. Само совершенство. А мне хоть в омут с головой, так измучилась от токсикоза первого триместра. Выглядела с каждым днем все хуже. Высохла вся. Понимала, что мне не справиться нападками родственников и друзей. Девчонкой еще зеленой была.
В конце концов, мама принесла нам заполненные заявления на брак из своего поселкового совета. Я отказывалась подписывать.
– Лучше остаться матерью-одиночкой, чем жить с мужчиной, которого не люблю!
– Ах, не любишь! А когда в койку с ним ложилась, ты об этом думала? – рассердилась мама.
– Я не ложилась! – крикнула я в отчаянье. – Он силой меня туда затащил.
Тогда мама напомнила мне про вещий сон и в сердцах заявила:
– Знаешь, дорогая моя, доченька поговорку: «Сучка не захочет, кобель не вскочит?» Ты опозорить нашу семью решила? Посмотри на себя! Серая курица! А Витя над тобой как над голубкой трясется.
Я такого предательства от мамы не ожидала и от обиды согласилась на замужество, а потом до свадьбы от жениха пряталась.
– А ребенок этот Настенька, – Ирина Ивановна посмотрела в сторону спальни.
– Нет. Судьба сыграла со мной злую шутку: через неделю после свадьбы у меня случился выкидыш. Ребенок, из-за которого я пожертвовала своей свободой, покинул плохих родителей. Я тяжело переживала потерю, а еще не смирилась с мыслью, что до конца своих дней день и ночь буду видеть рядом человека, которого ненавижу и который предъявляет на меня права, как на приобретенную собственность.
О разводе заикнуться боялась. Меня родня и так считала эгоистичной стервой, которая думает только о личном комфорте. Вот и пришлось изо дня в день подавлять собственное «я» и приспосабливаться к новой жизни. Да и Виктор вел себя по-джентельменски. Только Алиночка, родная, любимая. Постепенно я научилась гасить в себе протест: когда надо, веселилась, когда надо, изображала страсть, и прятала глубоко в себе истинные чувства.
А потом появились Настя, мое счастье и любовь. Жизнь шла своим чередом, не хуже, чем у других. Дочке исполнилось два года, когда муж заговорил о втором ребенке. Его, видишь ли, мужская натура требовала сына! – Алина чуть не сплюнула от злости на пол. – Я сопротивлялась, но узнав его поближе, давно поняла, что бесполезно: если он что-то решил, обязательно своего добьется. А еще при ребенке скандалить не хотелось. Настенька очень ранимая девочка, всего в детстве боялась. Мы дома даже голос повысить не могли: она сразу пряталась за шторой и дрожала. Может, поэтому Виктор держался от нее подальше. Он у нас громкоголосый, а усмирять натуру не привык.
Я забеременела, Виктор был счастлив. На руках носил, подарками забрасывал, дома делать ничего не давал. С Настей возился. И малышка оттаяла, с ним играть стала. Я потому так долго его терпела, что, когда он трезвый, лучше мужа и отца не найти. Это он только пьяный с цепи срывался. А еще он часто улетал в командировки, так что мы с Настенькой вполне счастливо жили.
– Странно, получается, он тебя больше не насиловал и не бил.
– Ну, да! Он срываться стал, когда узнал, что вторая девочка будет. А тут узи показало, что у ребенка есть проблемы со здоровьем. Вот тогда и наступил мой Армагеддон. Виктор требовал, чтобы я избавилась от больного плода, да и врачи хором твердили: "Ребенок-инвалид – горе в семье. Многие не выдерживают трудностей, и пары распадаются". Я отказалась. Иногда мысли закрадывались грешные: если выгонит из дому, будет шанс развестись. А как буду жить одна, на пособие и алименты, даже не задумывалась. Вы, наверное, меня легкомысленной считаете? – Алина посмотрела на Ирину Ивановну.
– Есть чуток. Я слушаю тебя и удивляюсь. Не понимаю, почему столько лет терпела. Хотя ты же говоришь: тебя никто из родных не поддерживал. Было куда пойти?
– В том-то и дело, что нет. Могла уехать к маме в поселок, я же в деревне выросла, правда большой, но все же. Но мама не желала даже слушать меня. У нее самой судьба несладкая. С отцом развелись, как только я замуж вышла. Он новую даму сердца почти сразу нашел, женился и забыл о старой семье. На руках остались младшие сестры. Когда я попросила о помощи и поддержке, она мне сказала, что подумает. Я обрадовалась, стала вещи собирать. А потом звонит сестра, и говорит: «Извини, мама сказала, что у тебя есть хороший муж, пусть он о тебе и заботится».
– Так и сказала?
– Да. С тех пор я ни разу больше за помощью не обращалась. В их глазах я живу успешно. Удачно вышла замуж, Виктор хорошо зарабатывает. Квартиру получили по военной ипотеке. А мне что делать! – повысила голос Алина и осеклась, покосившись на спальню: девочки спали ночью крепко, но если Катю разбудишь, потом ни за что не успокоишь. – Мне же всего двадцать два года было. Другие в это время только отношения заводят, а я уже второго ребенка носила!
– А принять предложение врачей не думала?
– Сначала хотела, а пока собиралась, все сроки вышли. А Витя как озверел. Снова стал бить. Напьется и начинает руками махать. И все норовит попасть по животу, – Алина снова всхлипнула и замолчала, чтобы справиться с эмоциями. Я упаду на пол, свернусь калачиком, чтобы ребенка защитить, и молюсь. А за шторкой Настя от страха трясется и пищит, как мышка, а голос подать боится. Убегать я уже позже стала.
– Вот гаденыш! Как таких сволочей земля носит! – ругалась Ирина Ивановна. Бедная дворничиха металась по кухне, не зная, куда деть свою ярость. – Собирайся, у меня знакомый полицейский есть. Возьмем его и к твоему красавцу летчику наведаемся!
Ирина Ивановна кинулась в прихожую и стала одеваться.
– Что, прямо сейчас пойдем? – растерялась от такого напора Алина.
– Нет. Ты пока посиди, я к Стасику сбегаю, выше этажом живет. Он подскажет, как дальше быть.
Через секунду дворничиха исчезла. «Не женщина, а нурс», – покачала головой Алина, не заметив, что использовала любимое выражение мужа. Когда он говорил о ком-то, что он быстрый, муж использовал это слово. Однажды Алина поинтересовалась, что такое нурс. Оказалось, это аббревиатура и расшифровывается как наземный управляемый реактивный снаряд.
Ирина Ивановна вернулась почти сразу.
– Извини, девка, на службе он. Только завтра придет. Раньше утра ничего не получится сделать. Знаешь, что я придумала? – Алина посмотрела на нее. – Мы твои побои сфотографируем, а завтра пойдем заявление в полиции подавать. Если пока разводиться не собираешься, это поможет его приструнить.
– Ему нельзя попадать в полицию, – растерянно пролепетала Алина, пока дворничиха крутилась вокруг нее и делала снимки, – сразу сообщат в воинскую часть. Может тогда лишиться и звания, и работы.
– А ты что дорогая хочешь? Если планируешь и дальше его защищать, тогда флаг тебе в руки и терпи, пока инвалидом не сделает.
– До такого, думаю, не дойдет. Он слишком дорожит своей работой. Испугается.
– Смотри сама. Утром Стасик придет, вот с ним все и оговоришь. Как скажешь, так и сделаем. Захочешь, посадим, захочешь, на развод поможем заявление подать. А не захочешь, домой пойдешь. И тогда девонька моя, чтобы я тебя в своем дворе не видела больше. Сдам в полицию как побирушку. А там сообщат в органы соцзащиты детей. Думай сама.
