Айна упрямо мотнула головой.
– Я не боюсь!
Рин посмотрел на нее с грустью.
– Ну и зря. Там ты будешь ничья... никто за тебя не заступится. Даже если останешься в городе, меня не будет рядом.
Да что бы он понимал!
Айна вдруг ужасно рассердилась. Она тоже вскочила со своей скамьи и тоже подошла к узкому оконцу в стене башни. Только к другому.
– Думаешь, я здесь больно нужна кому-то? Ничего подобного!
В глазах почему-то защипало от слез, хотя их вовсе никто не звал.
Рин смотрел на нее с тревогой и сомнением.
– Айна, да что с тобой? Тебя будто подменили! – внезапно он подошел к ней, взял за руки и потянул к себе. – Посмотри на меня. Эй, Чижик! Посмотри! – Айна позорно шмыгнула и уставилась на него сердито. Сердито и беспомощно. Было так трудно выносить прямой взгляд его серых глаз. – Ну-ка, давай, выкладывай все, как есть! Кто тебя так обидел здесь, что ты бежать хочешь куда ни попадя? Ну?!
И она не выдержала, все рассказала. И про постоянные тычки с оплеухами, и про упреки с придирами, и про тот злополучный подслушанный разговор. А в конце рассказа, вновь вспомнив про отца, который ей вовсе не отец, не выдержала и все-таки разревелась. Сначала тихо утирала одну слезину за другой, потом пару раз хлюпнула носом и под конец поняла, что не может больше держать это все в себе.
Айна боялась, что Рин сейчас рассмеется, отодвинется от нее, скажет, что тоже не хочет иметь ничего общего с подобной грязью. Но он вместо этого только вздохнул и осторожно прижал ее к себе.
– Дурочка ты, Чижик... Маленькая еще совсем, глупая. Я бы тебе много чего мог сейчас сказать, да не буду. Не мое это дело. Лучше пойди да поговори с матерью сама. По-честному. Без вот этих детских обид, – Айна слушала его удивленно, а сама сладко замирала от странного, словно бы украденного счастья: говоря все это, Рин осторожно гладил ее по спине, точно дрожащего котенка. И от его внезапной доброты Айне почему-то хотелось плакать еще сильней. Плакать и смеяться. Хотелось обнять его в ответ, но все, что она позволила себе – это положить голову ему на грудь и прикрыть глаза. Ей хотелось остаться в этом моменте навсегда.
Внезапно на лестнице послышались громкие шаги.
Дикой кошкой Айна метнулась к двери, что вела на узкий балкон, огибающий Сторожевую. Она не могла бы никому объяснить, что так напугало ее, но одна мысль о том, что кто-то увидит их тут с Рином вместе, повергла Айну в ужас. Она съежилась под стеной башни, вжимаясь в холодную стену и закусила губу. Сердце так стучало о грудь, что казалось, вот-вот сломает ребра.
– Милорд Риндон, извините, что тревожу. Меня послала ваша матушка, ей срочно нужно обсудить с вами какой-то вопрос касательно свадьбы, – Айна узнала голос молодого Стана, помощника управляющего. Стан ей нравился, но сейчас Айне хотелось обрушить на него все проклятия мира. Как же не вовремя он притащил свою непоседливую задницу!
– Спасибо, Стан, – голос Рина звучал ровно и спокойно, но Айна без труда уловила в нем холодность и раздражение. Милорд тоже изволил быть недовольным, только виду не подал.
Через минуту в башне было уже пусто. Айну помощник управляющего так и не заметил. Хвала богам.
Убедившись, что опасность миновала, она устало вытянула ноги, откинувшись на стену. Свежий ветер трепал волосы. В душе было гулко и хрупко. Айна прижала руки к все еще громко стучащему сердцу.
Демоны рогатые!
С каких пор она стала такой... такой...
...такой влюбленной?..
Айна обхватила голову руками и наконец позволила себе по-настоящему разрыдаться.
Так она не плакала даже после смерти отца.
Даже когда узнала, кто она такая.
«Риндон, ты, клятый собачий хвост! Я не хочу!!!»
Она и правда не хотела, чтобы было вот так.
Айна была слишком умной, чтобы тешить себя иллюзиями и мечтами.
6
– Где ты опять шлялась так долго? – мать сердито скребла стол в кухне их маленького дома. Она редко бралась за эту бесполезную работу – старый стол все равно мог бы отчистить только хорошо точеный топор – но уж если бралась, значит на душе у нее самой что-то отчаянно скребло.
– Ну, ма... – Айна и правда поздно вернулась. До самой темени она сидела наверху, пытаясь запретить себе думать про Рина. Безуспешно. – Ты ж меня отпустила...
– Отпустила! Но не до ночи же! – мать бросила нож на стол и встала, уперев руки в бока. – Кто сегодня голову мыть собирался? А теперь уж и воды теплой на кухне нет, Сана давно спать ушла!
– Ну я холодной помою... Чего ты...
– Чего! – мать каменела лицом и смотрела недобро. – Лутас говорит, что ты опять с графским сыном якшалась!
Айна вздрогнула. Сглотнула.
Нет, Лутас не мог знать, что было в башне. Он мог только видеть их вместе на стене.
– Да просто поздоровались, – небрежно бросила она, но взгляд матери оставался все таким же острым. – Ма... Ну ты чего?
– Ничего! Чтобы больше не подходила к нему!
– Но... – Айна растерялась. – Но почему?
Они были друзьями с давних пор. Все это знали. Взрослые удивлялись, дети завидовали. Но никто им не мешал. Даже родители Риндона. По крайней мере, Айна об этом не знала.
Мать дернула желваками.
– Вы уже не дети, Айна. Подумай сама, что скажут люди? Тебе скоро жениха искать. А милорд... Такие как он любят девок портить. Не надо тебе подле него отираться!
Айна так и застыла с открытым ртом.
Рин? Портить?
И сразу вспомнилась теплая ладонь на спине. Она знала эти ладони с детства. Они не были опасными. Чьи угодно, но только не эти.
Айна тряхнула головой, словно отгоняя морок. И вдруг поняла, что не хочет спорить.
– Ладно, – пожала она плечами. – Не надо так не надо. Ма... я спать хочу. Давай завтра помоюсь?
Не дожидаясь ответа матери, Айна залезла под одеяло и свернулась в клубок. После вечера на стене холод никак не хотел уходить из тела. Она прижала колени к груди и закрыла глаза.
«Рин...»
Айна хорошо помнила, как впервые увидела вблизи графского сына.
Ей было шесть, а ему десять. Она сидела на торчащей в сторону леса заградительной стене для рва и плевала вниз косточками от вишен. Здесь обитатели замка никогда не хаживали: на высокой одиночной стене, отрезающей ров от обрыва, было слишком опасно. Сюда вела лишь одна дверь, из Дальней башни, но она всегда, сколько Айна себя знала, была закрыта на замок. Оставалось только карабкаться по узкому карнизу, огибающему башню. Айна преодолевала эту преграду без малейшего страха, а другие и не пытались.
Она держала в подоле рубахи целую кучу спелых вишен. Одна за другой ягоды отправлялись в рот, а затем косточки прицельно летели в сторону чьей-то потемневшей от грязи и влаги перчатки, лежащей на поверхности воды во рве. Айна представляла, будто перчатка – это на самом деле рука мертвеца, который прячется под водой и выслеживает милых маленьких деточек, чтобы утащить их к себе на дно рва. Она уже придумала множество деталей для этой жуткой истории и предвкушала, как расскажет ее двум младшим девочкам с Грязного двора. Малявки, конечно же, перепугаются до слез... Особенно, если затащить их на стену и рассказать байку на закате, когда перчатка действительно становится похожа на скрюченную руку утопленника.
Айна старательно плюнула еще одной косточкой и радостно взвизгнула, когда та попала прямо в середину перчатки. Вот это удача! Теперь точно случится что-нибудь хорошее, ведь она так загадала.
А через пару минут на Ровной стене появился мальчик. Он медленно спускался по ступенчатому гребню, и Айна издалека поняла, кто это. Она и в темноте узнала бы эту легкую уверенную поступь, которая так отличалась от шагов других детей в замке. А вот сам Риндон едва ли помнил ее в лицо. Как-то не пересекались пути наследника этих земель и чумазой дочки пивовара. Риндон, конечно, давно нашел себе товарищей по играм среди замковых мальчишек (разное положение не мешало им вместе убегать в лес или воображать себя рыцарями), но Айну в эти игры не пускали, да она и сама не стремилась угнаться за старшими детьми – те были слишком грубы и драчливы. Она чаще играла одна, а на графского сынка смотрела издалека, с небрежением, какое может быть свойственно только не знавшей печали шестилетней девчонке-сорванцу. Он казался ей слишком нарядным, чистеньким и непонятным. А от всего непонятного Айна предпочитала держаться подальше. К тому же она не раз слышала от женщин Грязного двора, что к господам лучше никогда не приближаться без повода, от них одни неприятности.
