— Добро пожаловать в Редлиф-Хаус, мисс Амели, — прогудел он.
При всей внешней невозмутимости глаза у него были лукавые, в сеточке морщин, которые убегали в пушистые, густые бакенбарды, и в моей памяти, словно сами-собой, всплыли строки из письма тетушки.
— Вы — Сандерс, дворецкий тетушки Агаты, — уточнила я, улыбаясь, и увидела, как его губы дрогнули, намечая улыбку.
— Именно так, маленькая мисс. Хозяйка уже заждалась и Вас, и мастера Рауля.
Тот в ответ вскинул бровь, и я поняла, что завидую. Как ни бился Ксав, освоивший эту премудрость в колледже, научить меня ему не удалось.
— Заседание чайного клуба закончилось четверть часа назад, но Ваша бабушка, мадам Фредерика, решила дождаться Вас, — с полупоклоном сообщил Сандерс.
Рауль выразительно закатил глаза, и я, забывшись на какое-то мгновенье, посочувствовала ему. Мне ли не знать — каково это, жить под присмотром любящих родственников. Впрочем, наваждение быстро исчезло.
Шелест юбок, звук быстрых шагов, и вот в холл, где мы стояли, стремительно вбежала невысокая, худощавая женщина. Легкомысленный батистовый чепец с кружевными оборками каким-то невероятным чудом удерживался на светло-русых кудряшках, обрамляющих узкое лицо, чуть крупноватый нос компенсировали ясные, карие глаза без тени старческой мутности, ресницы и брови были умело подкрашены, а на щеках играл тот самый «естественный румянец», над созданием которого визажисты, бывает, бьются часами. Тетушка Агата выглядела совсем не так, как я представляла ее себе: вместо ожидаемой солидной матроны «в возрасте», я увидела женщину средних лет, которая еще вполне может задать жару. Но больше меня поразил даже не возраст тетушки Агаты — в конце концов, дядя Винсент после смерти жены не был обязан жениться на своей ровеснице. Тетя Агата была одета в платье брусничного цвета. Очень простое платье с квадратным декольте и длинными узкими рукавами, подхваченное под грудью простой черной лентой. Только вот декольте было прикрыто шемизеткой с пышным воротником, что было весьма стильным решением, но сильно озадачивало.
— Фике, поторопись! — обернулась к приоткрытым дверям тетушка, — Девочка уже приехала.
— Я уже тут, — послышалось из-за дверей густое контральто, — Просто я двигаюсь с той скоростью, с какой и положено почтенной даме моего возраста!
И в холл ступила высокая, величественная матрона — в лиловом платье того же стиля (глубокий вырез, узкие рукава и лиф, завышенная линия талии, длинная, словно летящая юбка со множеством складок), правда целомудренно дополненном фишю. Но не платье, совсем не платье притягивало внимание, а высокий тюрбан украшенный черными перьями, из-под которого с нарочитой небрежностью были выпущены несколько черных локонов.
Я потрясенно вздохнула. Я могла предполагать, что Рауль, этот чертов пижон, вырядился ради того, чтобы эпатировать… Но прислуга, но одежда сразу двух пожилых дам… Совершенно некстати вспомнились оговорки Ксава про «необычность общества» и его жалобы на «слишком консервативные наряды Мейфера». Похоже, я попала, и еще не знаю насколько.
— Вот тебе, Милочка, и сестры Бронте, — прошептала я.
— Сандерс, — с появлением в холле тетушки помещение словно уменьшилось в размерах, — Почему девочка все еще в этом безобразном плаще?! А, так это твой плащ, Рауль, мальчик мой? Сандерс, повесьте плащ на надлежащее место, благодарю Вас. Джоунс, отнесите вещи мисс Амели в фиалковую спальню, и пусть Бетси еще раз все проверит! Бригита, Бригита! У этой несносной женщины уникальная способность проваливаться, как сквозь землю в тот самый момент, когда она действительно так нужна! Бригита!
— Чего угодно, мэм? — Полная, круглолицая женщина в темно-синем платье и белом переднике, в белоснежном чепце с оборками, который я видела только на страницах старых романов, присела в реверансе.
— Бригита, мисс Амели только с дороги, и, думаю, ей не помешает подкрепиться. Подайте чай и сэндвичи через полчаса в малую гостиную.
— Слушаюсь, мэм, — мне показалось, что в голосе Бригиты послышалась беззлобная усмешка.
Я не успевала следить за происходящим, воюя с незнакомой застежкой на плаще. Впрочем, стоило мне только справиться с ней, как плащ с моих плеч исчез так незаметно, что я не успела и опомниться.
Тетушка закончила раздавать указания, и шагнула ко мне:
— Милочка, девочка моя! Как я рада тебя видеть!
И я впервые не взбунтовалась против того, что меня называют детским именем. Просто тетушка Агата сделала это так тепло и ласково, что я лишь улыбнулась в ответ, и шагнула вперед, заключая тетушку в объятья.
— Тетушка, я тоже безумно рада!
Тетя Агата отодвинула меня на расстояние вытянутых рук, и жадно всмотрелась в мое лицо.
— Ты такая красавица! Хотя совсем не похожа на Винсента, в тебе все же есть семейные черты Дюбо, — тетушка чуть слышно вздохнула, — кстати, раз уж я была замужем за твоим двоюродным дедушкой, то на самом деле — я твоя двоюродная бабушка, а ты моя внучатая племянница.
— Как я могу называть бабушкой такую молодую женщину? — Совершенно искренне изумилась я.
— Ну, значит, так и договоримся, — удовлетворенно кивнула тетушка, и тут же, отступив на пару шагов, скомандовала. — Ну-ка, пройдись! Хочу посмотреть на настоящий наряд с Изначальной, раз уж представилась возможность, а то с этой Мейферской модой, когда меняется только модный цвет, ткань или форма выреза, можно затосковать!
Глава 3
Я отступила на шаг, когда маленькая забавная брошка с изображением Эйфелевой башни соскользнула с лацкана. Тело отреагировало само — я успела поймать башенку почти у самого пола, когда услышала, как за спиной что-то упало, и чуть было не упустила свою добычу.
— Надо сказать — мне никогда не нравилась эта фарфоровая собачка! — Всплеснула руками тетушка.
— Сандерс, проводите мистера Файна в библиотеку, — практически пропела дама со странным именем Фике. — Ты ведь подождешь меня там, милый?
— Да, конечно, — раздраженно прозвучало из-за спины, и я, распрямившись, пожала плечами. Подумаешь, какой нежный!
Когда шум удаляющихся шагов затих, первой заговорила дама в лиловом.
— Гасси, душенька, может быть, ты представишь нас друг другу? Я понимаю, радость от встречи, но теперь, когда ты уже немного пришла в себя…
Тетушка всплеснула изящными руками с узкими кистями и расплылась в улыбке.
— Дорогая Фике, позволь представить тебе Амели Дюбо, дочь виконта Сен-Мар и мою внучатую племянницу.
— Милочка, девочка моя, эта во всех смыслах выдающаяся дама — баронесса Фредерика фон Шербен дер Зонне, мы дружны еще с тех пор как обе были пансионерками.
— Можешь звать меня «тетушка Фике», если хочешь, — величаво разрешила дама в лиловом.
— Ну а теперь, когда все формальности улажены — я все-таки хочу рассмотреть твой наряд в подробностях, — тетушка Гасси повелительно взмахнула ручкой.
Когда дамы основательно удовлетворили свое любопытство и вдосталь навосхищались «настоящей земной модой», тетушка Агата вынесла свой вердикт:
— А девочка-то у нас настоящее сокровище! Такая яркая, такая смелая! Настоящая бунтарка — местные курочки облезут от зависти!
Бабушка Рауля поддержала ее:
— Немного огранить, и мы по праву будем гордиться ею.
Тетушки заговорщицки переглянулись и кивнули друг другу.
Окончание этого суматошного дня я встречала в «фиалковой» спальне, стены которой, не смотря на все мои опасения, оказались затянуты светлой тканью, по которой были разбросаны фиалковые венки. Акварель с букетиком фиалок, висящая над бюро; вышитые фиалками подушечки, брошенные на рекамье, и мелкие аксессуары с фиалками завершали картину. Мебель в комнате была светло-розового оттенка, и я, как завороженная, трогала и трогала резные столбики, поддерживающие тяжелый лиловый балдахин, над непривычно узкой и высокой кроватью под покрывалом сливочного цвета. Подлокотники кресел, обтянутых тканью в цвет балдахина, выдвижные ящички бюро, прикроватный столик и даже небольшая подставочка для ног — все казалось ужасно трогательным, красивым и даже немного сказочным. Правда, светильники были вполне современные, хоть и стилизованные под интерьер комнаты. А вот классический камин из белого мрамора с розовыми прожилками оказался самым настоящим, особенно меня умилил декоративный экран, расписанный «анютиными глазками» и подставка с каминным набором, ручки которого были отделаны эмалью в тон. На этом фоне большие «французские» окна, тщательно задрапированные портьерами трех цветов, были хоть и весьма приятной, но обыденностью.
